Когда на следующее утро она в своем новом меховом жакете с очаровательным выступом-хвостиком сзади, которого она второпях даже не заметила накануне, вошла в лабораторию и мадам Гийяр спросила, как дела там, в Москве, Таня даже вначале не поняла, о чем ее спрашивают.

– Ваши родные, я надеюсь, не пострадали? – мадам Гийяр смотрела на Таню, строго поблескивая очками.

– Нет, нет, спасибо. Все в порядке.

Таня огляделась. Мадам Гийяр уже отвернулась к своему компьютеру, Али улыбнулся Тане белоснежной улыбкой, Камилла сморкалась. Как все эти люди теперь ей безразличны!

Она повесила на плечики новый жакет и села на свое место.

– Я тебя вчера искала целый день, – сказала ей в спину Янушка.

– Поговорим в перерыв, – коротко сказала Таня, а когда обернулась, встретила недоумевающий взгляд подруги.

В день очередной зарплаты Владислав Федорович Дорн в недоумении отошел от больничного банкомата. Деньги ему перечислили. Он пересчитал их дважды и сунул в карман. «Надо что-то делать, – сказал он себе. – Так больше продолжаться не может. Мало того, что зарплату не прибавляют, так в этом месяце ее еще и урезали!» Он поднялся в ординаторскую, где сидел Аркадий Петрович Барашков, пил чай и ел бублик. Обычно Дорн терпеть не мог находиться в одной комнате с Барашковым, но сегодня заговорил первым:

– По-вашему, это зарплата? – Дорн кинул на свой стол деньги.

– Кому и кобыла невеста, – флегматично ответил Барашков и прихлебнул чай, не обращая больше никакого внимания на Дорна.

– И вовсе не остроумно.

Некоторое время Владик посидел за своим столом, выкусывая заусеницу. Он соображал. Зарплату урезали не лично ему. Доходы отделения падали изо дня в день, чему способствовала как общая обстановка в медицинских учреждениях, так и инфляция. Если раньше на свою врачебную зарплату, состоящую из процентных отчислений от лечившихся в отделении больных, Дорн мог неплохо содержать себя и жену, то теперь на ту же сумму он не в состоянии был снимать квартиру и содержать беременную от него шантажистку Раису. Требовалось что-то предпринять.

Менять профессию Владик не собирался – не для того он учился столько лет. Пластаться на трех работах, как другие его коллеги, он тоже не хотел. «Почему я должен, как савраска, бегать из больницы в больницу, когда я – прекрасный специалист? Если моя заведующая не в состоянии заставить отделение работать так, чтобы оно приносило прибыль, значит... – Владик сплюнул выкусанный кусок кожи, посмотрел на Барашкова и усмехнулся. – Барашков – тот сменил бы отделение. Но он дурак. Жрет себе бублик и счастлив. Грубое, тупое животное. – Владик легонько пристукнул кулаком по столу. – Нет, я должен сам стать заведующим этим отделением». И в подтверждение своего решения Владик выдал ладонями барабанную дробь по крышке стола.

– Чего стучишься, товарищ кролик?

Барашков допил чай, смел со стола крошки и стал одним пальцем вводить в компьютер данные какого-то своего больного.

«Сначала печатать научись, а потом будешь меня кроликом называть, осел!» – зло подумал Владик и, не ответив, взял со стола деньги и снова пересчитал их. Потом разделил на две части. Ту, что была чуть побольше, аккуратно вложил в бумажник, вторую, поменьше, сунул в конверт и положил в карман халата. Завершив это ритуальное действие, Владик, больше не обращая внимания на Аркадия, вышел из кабинета и направился к Маше.

– Хиреем, однако?

Не постучавшись, он сильным толчком ладони распахнул дверь. Маша в очках что-то быстро печатала. Вся в работе, она непонимающе посмотрела на Дорна.

– Я о зарплате, Маша.

– А-а... – Она снова начала печатать. – Я тоже в этом месяце получила меньше. Что делать, Владик? Таковы суровые законы жизни.

– Маша, не шути! – Дорн сел в уголок удобного кожаного дивана и вытянул ноги. – Так жить нельзя, нужно что-то делать!

Маша прекратила печатать, повернулась к Владику на вертящемся стуле, сняла очки.

– А что ты предлагаешь?

Он пожал плечами.

– Ты заведующая, ты и предлагай.

Она посмотрела на него с досадой.

– Владик, я не могу пока ничего предложить. Я же вам с Аркадием говорила, из чего складывается наша зарплата. Ухудшилось не только наше положение, ухудшилось вообще положение в здравоохранении и в нашей конкретной больнице тоже. Поэтому главный врач урезал нам процент отчислений.

– И ты не могла нас отстоять.

Маша разозлилась.

– Да, не могла. Язык не повернулся. Потому что по сравнению с зарплатой врачей других отделений наша почти в три раза выше.

– А мне плевать на врачей других отделений.

Маша помолчала, разглядывая свои ногти.

– Владик, ну подумай! Раньше в этом же самом отделении, когда мы работали с Валентиной Николаевной, у нас была пропасть больных. Постоянно не хватало коек. Нам было некогда попить чаю. И зарплата была такая, что жить на одну ставку было невозможно.

– Маша, я не знаю, сколько получаешь ты, но я и сейчас не могу жить на мою теперешнюю ставку.

– Но мы же должны быть честными перед собой.