Шрифт:
Всей компанией дошли до последней по коридору палаты и постучали. Барашков заглянул к Тине первым.
– А угадай, кто к нам пришел?
Валентина Николаевна сидела на постели в голубом халатике в мелкий цветочек. Таня опешила. Куда девалась та прежняя решительная, быстрая женщина, которую она, Таня, даже раньше немного побаивалась? Перед ней сейчас сидела такая по-домашнему спокойная тетенька, не безобразная, даже по-своему симпатичная, но абсолютно ничем не выдающаяся.
– Это еще что! Ты бы видела, какая она к нам поступила перед операцией, – еле слышно шепнула Тане в затылок Маша.
– Девочки! Неужели мы опять все вместе? – встала с кровати Тина. – Какие вы обе стали взрослые! А были пичуги!
Слезы опять навернулись Тине на глаза. Да что это сегодня было с ней такое?
– Ашота нет, – сказал Барашков. – Звонил мне, все обещал, что приедет. И все не едет. Засосала его, видно, Америка.
Все помолчали немного.
– Хотелось бы мне его увидеть, – сказала Тина.
– Нам тоже! – эхом отозвались девочки.
Барашков вынул из кармана какую-то книжечку и достал из нее сто долларов.
– Вот видите бумажку? Я ее получил от Ашотова пациента в последний день, когда нас тут всех разогнали. А я не потратил, хоть был тогда здорово на мели. В водительское удостоверение положил и сберег. Гаишникам тоже, между прочим, не предлагал. – Все засмеялись. – Чего вы смеетесь? Приедет Ашот – отдам. Или пропьем вместе.
– Вот это вернее, – сказала Тина. – Нас не забудьте тоже пригласить!
Таня смотрела на нее и думала: «Нет, она прежняя. Такая же, как раньше. Только ей не идет болеть. Она должна быть в белом халате, как раньше, на каблуках. Ведь ее все раньше уважали – от главного врача до заведующего патанатомией».
– Валентина Николаевна, а вы поете? Ведь вы раньше замечательно пели. Я и сама слышала, и мне рассказывали?
Мышка удивленно посмотрела на Таню. Надо же, какие подробности она помнит! А вот у нее, Маши, совершенно вылетело из головы, что Валентина Николаевна действительно прекрасно поет. У нее раньше было замечательное сопрано...
– Нет, девочки. Больше не пою.
– Почему?
– Баловство одно. Петь должны профессионалы.
Тина опустила глаза, и Барашков подумал, что, видимо, с пением у Тины связано что-то неприятное.
Дверь в палату открылась, и вошел незнакомый Тане человек. Он удивленно посмотрел на присутствующих, поздоровался со всеми, подошел к Тине, поцеловал ее в щеку.
– Это, девочки, мой Володя!
Таня с удивлением увидела, как заблестели Тинины глаза, какая прелестная, мягкая улыбка засветилась на ее губах. «А ведь она все еще очень привлекательна, – подумала Таня. – Если снять с нее этот дешевый халатик, приодеть...»
– Ну, мы еще зайдем, – вытурил всех, кроме Азарцева, из палаты Барашков.
– Володя, я так рада, что ты снова пришел... – Тине хотелось взять его за руку и так держать. – Ты зачем вернулся?
– Принес тебе из магазина кефир, творог. Вот какая-то булочка. Сказали, что свежая.
– Володя... – Ей так хотелось прикоснуться к нему лицом, обнять, прижаться...
Но он аккуратно расставил все на тумбочке и встал в дверях.
– Мне нужно идти. Пора кормить мышь.
– Иди.
– И собаку.
– Хорошо. Спасибо, что забежал. Тебе ведь пришлось из-за меня возвращаться?
– Да нет, – Володя ненавидел лгать. – Я работал недалеко.
– Я не буду тебя спрашивать где. Не бойся.
– Я и не боюсь.
– Ну, иди.
Тина подумала, что отпускает его с легким сердцем. Всю ночь она будет спать счастливой – он забежал к ней с каким-то дурацким кефиром, заботится о ней. Может быть, он все-таки любит ее?
– Все. Спокойной ночи.
– Если завтра устанешь, не приходи. Я позвоню, если что-нибудь будет нужно.
– Посмотрим. – Он закрыл за собой дверь.
Это прощальное «посмотрим» кольнуло Тину. «Значит, не придет?» – подумала она. Ну что ж. Если устанет, пусть не приходит. Действительно, не так уж обязательно тащиться через весь город каждый день. Она ведь скоро вернется домой.
Таня прощалась с Мышкой у лифта. Азарцев подошел, нажал кнопку. Приехал лифт. Рыжая старуха-лифтерша в белом халате с сухими пятнистыми лапками-руками открыла дверь.
– Едем вниз?
Красные коготки, как руки дирижера, взметнулись к кнопкам лифта.