Каков был бы в те времена наиболее вероятный ход мыслей такого "мыслителя районного масштаба"? Очевидно, требование изменить политику государства: издать законы, защищающие земледелие, повысить хлебные цены, запретить ввоз хлеба из-за границы и т. п. Но у Буагильбера мы находим такое, что требует мерок совсем иного масштаба.

Как ни трудно в это поверить, но простой окружной судья своим умом дошел до тех идей, которые вскоре будут отстаивать величайшие мыслители XVIII в. — Кенэ, Тюрго и Адам Смит. Неуклюжая композиция, неумелое изложение, тон проповедника отличают трактаты Буагильбера. Язык его явно проигрывает в сравнении с изящным стилем французских писателей того времени. Но у него без каких-либо натяжек можно найти идеи естественного порядка, невмешательства государства в хозяйственную деятельность, естественной цены и рыночного саморегулирования, т. е. такие вещи, о которых ученые будут спорить через сто и даже двести лет после Буагильбера.

Вот как пишет Буагильбер о богатстве: "Никоим образом нельзя быть богатым, и государю больше, чем другим, иначе, как через общественное богатство, в противном случае никто, кем бы он ни был, не будет легко и долго пользоваться хлебом, вином, мясом, одеждой, всем великолепием сверх необходимого, хотя бы он и жил в обильной стране, земля превратится ни во что, деньги будут уходить, не возвращаясь".

Как неуклюже изложено то же самое представление о богатстве государя, которое высказывал Петти… Как проигрывают тексты Буагильбера на фоне англичан, писавших еще до него и одновременно с ним…

"Многого еще недостает, чтобы быть богатым, владея значительной землей и очень большим количеством драгоценных металлов, каковые могут только позволить погибнуть в нищете их владельцу, когда первые вовсе не обрабатываются, а вторые не обмениваются на жизненно необходимые предметы, как пища и одежда, без чего никто не может обойтись. Только их надо почитать богатством". Деньги, пишет Буагильбер, сами по себе вещь совершенно никчемная. К ним стремятся только затем, чтобы тут же их за что-то отдать. Деньги — это "поручитель обмена" и "всеобщее средство". Если в стране достаточно необходимых продуктов, то неважно, больше или меньше в ней серебра.

В древности, говорит Буагильбер, было 3–4 профессии, а теперь их 200, "начиная от булочников и кончая комедиантами". И все эти профессии взаимно зависят друг от друга. "Всякий покупает продукт своего соседа, результат его труда только при жестком условии, пусть молчаливом и невыраженном, а именно: что продавец сделает то же самое в отношении продукта покупателя или не медленно, что иногда случается, или через посредство многих рук, промежуточных профессий, что приводит к тому же самому…" Именно через сто лет другой француз, Сэй, скажет: "Продукты обмениваются на продукты" — и выведет отсюда свой знаменитый закон рынков.

Обеднение страны, пишет Буагильбер, "глупо относить на счет отсутствия металла. Это происходит из несоответствия цен на продукты, которые должны быть всегда пропорциональными, только это и позволяет им (вероятно, продуктам. — Е.М.) жить вместе, предлагать себя в любой момент и взаимно помогать рождению одних от других". Что такое "пропорциональность цен' — этого мы, пожалуй, от Буагильбера не узнаем. Можно понять лишь то, что "пропорциональные цены" позволяют, во-первых, всем товарам продаваться и покупаться, а во-вторых, всем профессиям получать справедливый доход. Никто не должен прогадывать при купле-продаже, пишет он; выгода должна делиться справедливо между обоими. Кто обирает соседа, тот сам, в конце концов, отдаст свое с убытком.

Когда страна беднеет, читаем мы, первыми страдают комедианты, потому что сперва падает спрос на их "продукт" (вероятно, "комедианты" у него обозначают любую отрасль, которая создает предметы роскоши). Но тогда и они перестают что-то покупать, уменьшая доход соответствующих продавцов, — и так до пахаря, который не может уплатить ренту и купить что-то для себя. Земледелец перестает нанимать рабочего и ходить в театр. Все сокращают свое потребление.

Здесь Буагильбер описывает не что иное, как характерные особенности экономического спада — начала кризиса (явление, которое еще не наблюдалось в те времена).

"Нужно, чтобы все вещи были в постоянном равновесии и сохраняли цену пропорции в соотношениях между собой и в отношении издержек, которые необходимы для их воспроизводства." При нарушении равновесия "все потеряно как для того, кто наживается на несчастии другого, так и для того, кто пострадает… Вот как это происходит, когда это постигает купца-продавца или покупателя: чтобы поддерживать равновесие — единственный хранитель всеобщего благополучия, — нужно, чтобы всегда был паритет продаж и покупок, и необходимо поступать так каждому, иначе все погибнет. И даже если какая-то часть продуктов не находит спроса, этого достаточно, чтобы задушить все остальное, потому что наименьшее расстройство подобно дрожжевой заразе, которая портит все государство из-за взаимной связи вещей между собой, как это показано".

Теорию общего рыночного равновесия предложил Леон Вальрас во второй половине XIX века.

"Богатство есть лишь постоянное общение человека с человеком, ремесла с ремеслом, местности с местностью и даже королевства с королевством, — говорит Буагильбер о значении торгового обмена. — Все поддерживают день и ночь это богатство исключительно во имя собственных интересов и создают тем самым, хотя это то, о чем они менее всего заботятся, всеобщее благо…" Вскоре мы увидим, как эту же мысль формулирует Адам Смит в знаменитом своем пассаже о "невидимой руке'.