Кизимов. Улица бывшая Коммунистическая, ныне Пролазная. Дом 21

Вечером, в день отъезда людей Чаплински на операцию, в квартиру начальника Кизимовского уголовного розыска майора милиции Пушкова позвонили. Дверь открыл сам хозяин. На пороге стоял его бывший коллега Кузьма Иванович Мудров в старенькой милицейской форме без погон, в сапогах и фуражке. Пушков с удивлением взглянул на гостя, предложил: «Проходи», — и только потом протянул руку — через порог не здороваются.

— Я к тебе, Михаил Петрович, — сказал Мудров.

— Что случилось?

— Даже начинать неудобно… — замялся Мудров.

— С чего вдруг? Зря же ты не пришел бы?

— Сам понимаешь, в наши дни на таких, как я, смотрят с подозрением. Старый кадр. Родился при Сталине. Служил при Брежневе. Тоталитарно-застойный легавый. Ловил и сажал демократически настроенное жулье.

— Ну, это ты брось… Какой же у них демократический настрой?

— Как какой? Кричат ведь: «Тюрьмам — условия санаториев!»

— Ладно, оставь эту тему, — сказал Пушков, раздражаясь. — На кой хрен самоуничижаться? Если пришел — говори без предисловий.

— Без них не выйдет, — Мудров вздохнул. — Скажу что не так — отшатнешься, а мне больше и пойти не к кому.

— Кузьма Иванович! — воскликнул Пушков. — Мало ли мы с тобой на какие темы трепались?

— Я к тебе, Петрович, с подозрениями. Смех и только! Тоталитарно-застойный легавый унюхал в Кизимове мафию.

— Вышел на какой-то след?

— Вышел. Про «Экомастер» слыхал?

— Кто же о нем не слыхал? Демократическая общественность Кизимова, как у нас говорят, «демокизы», высоко ценит этот смелый прорыв в будущее.

— Что-то ты заговорил слишком красиво.

— Не я. Так говорит наш главный демократ — городской голова Гуревич. Малое предприятие — это одно из основных направлений современной экономики. И от нас требуют поддерживать предпринимателей.

— Даже так?

— Во всяком случае, не мешать им.

— Предприятие, Петрович, это когда что-то производят. Такие надо поддерживать. Пестовать, я бы сказал. Но если ты поставил возле подвала банка вентилятор и выдуваешь оттуда банкноты, я подобное предпринимательство называю жульничеством.

— Если банкноты хранятся так плохо, что их можно выдуть, виноват сам банк.

— Каким ты был, Петрович, таким и остался. Раньше тянулся перед секретарями райкома, теперь повторяешь рассуждения демокизов. Где же свобода мнений? Плю-ра-лизм, так, что ли, произносится?

— Брось трепаться, старик! — оборвал его Пушков довольно резко. — Я уже на выходе, и мне один хрен, вышибли бы меня раньше тоталитарным пинком или теперь вышибут демократическим жестом руки — пшел вон!

— Значит, ничего не изменилось?

— Изменилось все. Раньше я знал правила игры и не отступал от них. Теперь правил нет, и все приходится угадывать. Берешь жулика за жабры, трясешь, а он, оказывается, и демократ, и патриот, и личный друг, и акционер, и спонсор в придачу. А ты оказываешься врагом инициативы и прогресса. Поэтому надо помнить о правилах соразмерности, отменить которые не может даже демократия.

— Что за правила? Не слыхал.

— Все ты знаешь, обо всем слыхал. А суть их в том, что при любой системе подчиненный должен не показывать вида, что ему не нравится, как воняет из-под мышек начальника. И все.

— Да здравствует свобода! — сказал Мудров, выбросив вверх сжатый кулак.

— Ладно, что у тебя с «Экомастером»?

Мудров, торопясь, стал рассказывать все, что сумел понять в деле с той поры, как столкнулся с фирмой Кесояна. Когда он рассказал о контактах предпринимателей с Клыковым, Пушков насторожился.

— Ты за ними следил?

— Протестую. Следить за ними у меня нет права, верно? Зачем же нарушать закон?

— Хорошо, допустим. Ты видел встречи предпринимателей и нашей урлы в разных местах и в разное время. Так?

— Точно. В разных местах и в разное время. И пришел к выводу: они скооперировались.

— Деньги и ножи?

— Нe все так просто, Петрович. Сложнее. Деньги с деньгами. Ножи с ножами. Так точнее.

— Что-то ты мудришь, старик.