Шрифт:
– Покажите мне комнату, - потребовал он непререкаемым тоном, обращаясь на немецком к женщинам.
Те открыли дверь и предложили ему осмотреть комнату. Полковник только взглянул, не войдя в неё, и тут же спросил:
– Какие ещё комнаты у вас есть? Покажите.
Пожилую немку даже передернуло от такой бесцеремонности, но она, выдержав небольшую паузу, с достоинством ответила:
– Извините, господин офицер, но это наши личные комнаты, там мы сами живём, мы их не сдаём.
Поведение нашего полковника напомнило мне сцены из наших фильмов военного времени, в которых показывалось, как цинично, по-хамски вели себя немецкие солдаты на оккупированных территориях.
– Тогда я сам их осмотрю, - отрубил полковник и двинулся по коридору.
Бедная фрау Эльза, как могла, попыталась его опередить и, открывая двери, стала показывать свою комнату, комнату Ренаты, кухню, ванную.
– Больше тут никто не живет?
– последовал ещё один вопрос.
– Нет, только мы вдвоем, - ответила немка.
– Та первая комната самая большая. Мы будем жить там, - сообщил полковник свое окончательное решение и, даже не попрощавшись, ушёл, с силой хлопнув дверью.
Когда мы немного пришли в себя, я передал фрау Эльзе и Ренате суть моего с ним разговора, и мы вместе стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Обе они страшно боялись возможных осложнений, не одобрили мою вспышку и считали, что я должен извиниться перед полковником. Они считали, что и я, и они виноваты в том, что я у них живу без регистрации в комендатуре, что и послужило причиной появления здесь этого полковника. С этим доводом нельзя было не согласиться, но от извинения я категорически отказался.
– Герр, Ри'фат, - говорила фрау Эльза, - будьте благоразумны, ведь он вам может испортить всю карьеру. Не упрямьтесь, извинитесь перед ним.
– Фрау Эльза, разве я совершил какое-то преступление, за которое мог бы нести ответственность? Живя у вас - пусть без регистрации - я ни от кого не скрывался, все знают, где я живу. А то, что я с ним разговаривал в резких тонах, не моя вина - он сам спровоцировал всё это. Я ни в чём не вижу своей вины, кроме той, может быть, не совсем уместной шутки, когда я притворился немцем.
– Вы же видели, герр Ри'фат, - продолжала настаивать фрау Эльза, - какой он свирепый человек, он со злости может сделать что угодно! Лучше вам помириться с ним.
– Нет, фрау Эльза, я ни за что не стану унижаться перед ним, - отвечал я, - у него нет никаких фактов для того, чтобы в чём-нибудь меня обвинить. В конце концов, мы принадлежим разным ведомствам: я цивильный инженер, а он работает в военном ведомстве.
Рената до сих пор не вмешивалась в наш разговор, но тут тоже включилась:
– Ну, хорошо, Ри'фат, я тоже не вижу причин, по которым вы должны перед ним извиниться. Но что-то надо делать с этой вашей комнатой. Я бы очень не хотела, чтобы вы отсюда уезжали, но другого выхода, по-моему, нет, - резюмировала она свое мнение.
Тут Рената была права - другого выхода у меня, действительно, не было. Я посмотрел на фрау Эльзу, будто она могла предложить что-то иное, но она только утвердительно кивнула головой.
– Да, - подтвердил я, - надо найти себе другое жилище, и как можно скорее, чтобы мне не встретиться завтра здесь с этим гнусным типом.
– Вам придется пойти в комендатуру?
– спросила фрау Эльза и сама же ответила: - Сегодня воскресенье, вы ничего не сделаете.
– Я отправлюсь сейчас к своему приятелю, к тому высокому капитану, которого вы знаете, он мне поможет. А вы не расстраивайтесь, все будет хорошо, - то ли их, то ли себя решил успокоить я.
Я, в самом деле, верил, что нет такого бытового вопроса, который бы не смог решить, причем оптимально, Николай Герасюта. Ему каким-то удивительным образом удавалось всё, и я немного завидовал этой его способности. Причем почти все задачи он решал весьма оригинальным, нетрадиционным способом. Единственно, чего я опасался, как бы он не отправился куда-нибудь по случаю выходного дня, но это было маловероятно - мы всегда свои действия согласовывали друг с другом.
И вот не прошло и часа, как мы, обсудив у него дома мою проблему, уже шагали по городу. Николай весьма логично предположил, что лучше всего искать жильё на какой-либо из окраин города, а наиболее привлекательной окраиной была та сторона города, к которой близко прилегала лесная полоса на небольшой возвышенности. Наши переводчицы Оля и Нелли как раз снимали комнату на двоих у самого леса. Мы прошли вверх примерно до того места, откуда сворачивала налево улица к дому старого фашиста, от которого я ушел, затем свернули направо и попали на улицу под названием Обергебрауэрштрассе, то есть Верхнелесная улица. Николай предложил пройти до конца этой неширокой улицы и выбрать самый симпатичный дом. Дома здесь все были одно- или двухэтажные, как правило, с садами, живописными входами на зеленые садовые участки. В Бляйхероде, этом очень спокойном городке, эта улица, пожалуй, выглядела самой спокойной. По ходу мы отметили два-три домика, которые нам понравились больше других. Дойдя до конца улицы, повернули обратно и дошли до одного из них и, чуть постояв у калитки, нажали на кнопку звонка. Вдруг в калитке сработала защёлка и, пока мы решались открыть её и войти, увидели, что со ступенек дома к нам навстречу уже спускалась средних лет женщина, очень опрятно одетая, держа в руках какой-то маленький веничек.