Все идут молча. Наши тени, по две на каждого, перекрещиваются и прыгают по песку. Слышен только шелест шагов. Кое-где светятся окна в домах у набережной. Дебильная мельница в дальнем конце парка «Золотые ворота» — прямо по курсу; она кажется черной.

Мы добираемся до парковки, и то, что я считал телефоном-автоматом, — коробка на фонарном столбе, — оказывается не телефоном-автоматом.

Секунду мы стоит под светом фонаря. Я озираюсь, смотрю вверх на дома на другой стороне Грэйт-хайвей — все их стекло смотрит на океан; я ищу поддержки — вдруг кто-нибудь стоит у крыльца; вдруг кто-нибудь бегает или катается на велосипеде, — но, похоже, все спят.

— Так. Придется идти на ту сторону, — говорю я. — Перейдем на ту сторону и пойдем, пока не найдем телефон.

Я все еще главный. Мы — команда. Я их вождь, суровый, но справедливый предводитель. Они, похоже, слушаются меня.

Я иду к ним, ожидая, что они развернутся и пойдут к трассе. Но когда я оказываюсь между ними, они не двигаются. Я неожиданно оказываюсь между тремя.

Все меняется.

— Сука, — говорит высокий и замахивается, чтобы ударить меня по лицу. У меня нет времени увернуться, но он все-таки промахивается. Еще кто-то пытается ударить меня в спину. Промах. Потом возникает нога и прикладывается мне в промежность. Я падаю на колени. У меня под носом бетон. Жвачки, масляные пятна…

Они удирают, мелькают ноги и руки; они похожи на гигантских пауков; хохочут.

Сколько в такой ситуации стоят на коленях?

— Сука, — кричат они. Изобретательно.

Удар был не слишком сильным. Я могу дышать. Потом я поднимаюсь! Я поднимаюсь и бегу за ними. Я на парковке, на середине дорожки, и я вижу их совсем недалеко, справа, ярдах в пятидесяти, и они залезают… там стоят… что-что? — блядь! блядь! — две машины посередине улицы, ждущие наготове, заведенные…

Откуда они знали? Откуда они знали?

Когда я добегаю до середины дороги, захлопываются дверцы; машины трогаются и едут ко мне. Первая — старый кабриолет, темно-зеленый с черным верхом, огромный капот. За рулем — одна из девиц, которая была сначала. Ебаный, блядь, в рот! Они как будто специально готовились убегать! Я стою на середине дороги, а они ко мне приближаются. И сейчас я, блядь, запомню номера.

Они едут ко мне — сначала медленно, потом быстрее. Теперь попались. Номера машин, ублюдки! Номера машин, подонки! Расстояние между нами сокращается, а я со всей мочи выкрикиваю номера и, называя каждую цифру, тычу в них пальцем, — это утрированный жест, но он нужен, чтобы уебки поняли, что я делаю, поняли, что они попались — попались!

Красота! Красота-то какая, выродки! Тупые скотские уебки!

Они объезжают меня, хохочут, улюлюкают, высовывают средние пальцы.

Я улюлюкаю, я возбужден, я на подъеме.

— Ну все, ублюдки! Попались! Я поймал вас, выродки!

Они проезжают мимо, выворачивают на трассу, набирают скорость и скрываются. Номер первой машины я запомнил, второй — нет. Я бегу к Мередит. Пройдя квартал, мы находим автомат.

— Пожалуйста, говорите спокойно. Где вы находитесь? — спрашивает оператор.

— Не знаю. На набережной.

— Что с вами случилось?

— На нас напали и ограбили.

— Кто?

— Компания мексиканцев.

Я описываю машину. Начинаю диктовать номер машины, но она отвечает, что не может принять эту информацию и я должен сообщить ее офицеру, когда он подъедет. Я вешаю трубку.

Г — X — 6–0…

Блядь.

Г — X — 0–0…

Блядь!

Мы садимся.

Травмы у меня нет. Я пытаюсь понять, есть у меня травма или нет. Мне не больно. Мы сидим на бетонном блоке по краю трассы, и в какой-то момент я начинаю бояться, что они вернутся. Может, будет пальба, может, они приедут, чтобы расстрелять свидетелей, не сбрасывая скорости. Нет, нет. Они уехали насовсем. Больше не заявятся. Я спрыгиваю с бетона; я не могу сидеть, я готов к драке. Я расхаживаю перед Мередит. У меня есть номер их машины! Тупые засранцы.

Проходит пара минут, и подъезжает патрульная машина. Выглядит огромной. Мотор ревет. Она безупречна и блестит, словно гигантская игрушка. Выходит офицер; он коренастый, усатый и — что-что? сейчас ведь два часа ночи! — на нем темные очки. Он представляется и просит нас сесть в машину на заднее сиденье; мы так и делаем. Машина очень красивая, чистенькая, черный винил блестит — само совершенство. Я отвечаю на вопросы:

— Да, мы просто гуляли по пляжу.

— Их было семеро.

— Мексиканцы.

— Совершенно уверен. По акценту, по внешности. Абсолютно. Они говорили по-английски, но с мексиканским акцентом. — Я пытаюсь сообразить, на кого они были похожи, на кого был похож тот, что постарше. «Баретта»! Он похож на Роберта Блэйка[93].

— Они забрали мой бумажник.

— Точно не знаю сколько. Кажется, долларов двадцать.

— Мы собирались звонить в полицию, чтобы с этим разобраться.

— Да, они пошли со мной.

— Не знаю, почему. Потому что они сказали, что не брали его.