Беата решила, что произошла ошибка.

— Простите, почему? У меня на счету более чем достаточно средств, чтобы покрыть расходы по чеку, — улыбнулась Беата и попросила проверить еще раз.

Но кассир покачал головой, сказав, что все верно и никакой ошибки быть не может. Директор банка лично проставил необходимые индексы, и кассир не собирался их оспаривать.

— Вас счет закрыт, — сухо пояснил он.

— Вздор! Этого быть не может! — раздраженно воскликнула Беата и уже хотела было попросить вызвать директора, но, встретившись с молодым человеком взглядом, осеклась.

— Кем?

— Третьим рейхом, — коротко ответил кассир. Беата уставилась на него, открыла рот, но ничего не сказала. Просто положила чек в сумочку, повернулась и поспешно вышла. Она поняла, что все это значит. Кто-то донес на нее. Мина! Мина, больше некому. Бывшая горничная родителей не сочла за труд пойти к властям. А может, кто-то услышал, как она называла Беату «фрейлейн Витгенштейн», и решил выслужиться. Однако как бы там ни было, ее счет закрыт, потому что отныне всем известно о ее происхождении. Иной причины закрывать ее счет просто быть не может. И знала это только Мина, хотя Беата и сделала вид, будто незнакома с ней.

Беата взяла такси и уже через пять минут была дома. Она не могла решить, что делать: остаться и ждать, что будет, или немедленно уехать. Но куда?! Она подумала о Добиньи, но не захотела подвергать друзей опасности, как бы ни сочувствовали они евреям. Одно дело — жалеть людей, другое — прятать. Но возможно, они с Дафной смогут провести у Добиньи ночь, и те посоветуют, что им делать. У Беаты не было паспорта, и она вполне сознавала, что они с Дафной ни за что не смогут перейти границу Кроме того, у нее не было денег, если не считать тех, что хранились в сейфе Добиньи, а их Беата пока брать не хотела: позже они могут понадобиться девочкам.

Пытаясь справиться с паникой, она вытащила два чемодана и стала собираться. В один положила свою одежду и драгоценности, в другой стала бросать вещи дочери. В это время из школы вернулась Дафна и, увидев лицо матери, сразу поняла: случилось нечто ужасное.

— Мама, что ты делаешь? — испуганно спросила она. Девочка никогда еще не видела мать такой. Сейчас ее лицо превратилось в страшную маску.

Беата всегда боялась, что этот день настанет. И сейчас ее худшие опасения сбывались.

— Мы уезжаем. Возьми с собой ровно столько, чтобы поместилось в одном чемодане, — бросила она, продолжая трясущимися руками складывать вещи.

— Почему? Что случилось? Мама, пожалуйста…

Дафна, сама не зная почему, заплакала. Мать обернулась. В ее глазах светилась вековая скорбь.

— Я родилась в еврейской семье. И крестилась, чтобы выйти за твоего отца. Об этом никто не знал. Все эти годы я скрывала это. Ты же знаешь, что нацисты делали с евреями. На прошлой неделе я встретила в банке женщину, которая меня узнала. Она громко назвала мою девичью фамилию. Сегодня, когда я пришла в банк, оказалось, что мой счет закрыт. Нужно уходить. Они непременно меня арестуют.

— О, мама… они не могут… — ахнула Дафна.

— Они могут все. Скорее. Собирайся. Надо немедленно уйти, — бормотала Беата с таким отчаянием, что Дафна попятилась, все еще не в силах осознать происходящее.

— Но куда мы пойдем? — Она вытерла глаза, стараясь держаться храбро.

— Не знаю. Я еще не придумала. Может, Добиньи разрешат нам провести одну ночь у них. Потом решим, что делать дальше.

— А монастырь? Что, если мы отправимся в монастырь? — прошептала Дафна, принимаясь бросать в чемодан первые попавшиеся вещи. Все происходящее казалось ей кошмаром наяву. Для шестнадцатилетней девочки Дафна была слишком оторвана от мира, и теперь она никак не могла осознать, что творится. Они вот-вот покинут родной дом, и, возможно, навсегда. Где они будут жить? Другого дома Дафна не знала.

— Я не хочу подвергать опасности Амадею или монахинь, — сдержанно пояснила Беата.

— А она знает? О тебе.

— Я рассказала ей после «хрустальной ночи». Тогда они выслали моих родных, и я решила, что ей следует знать.

— А почему скрыла от меня?

— Посчитала, что ты слишком молода. Тогда тебе было только тринадцать… — начала Беата.

В дверь громко постучали. Мать и дочь в ужасе переглянулись, и Беата с неожиданной решимостью взглянула в глаза дочери.

— Я люблю тебя. Помни это. Самое главное в жизни — любовь. Что бы ни случилось, мы есть друг у друга.

Она хотела предложить дочери спрятаться, но что будет делать девочка, оставшись одна?

В дверь снова заколотили. Дафна заплакала в голос.

Беата, стараясь взять себя в руки, спустилась вниз. На крыльце стояли два солдата и офицер СС. Сбывались ее худшие страхи. Теперь она поняла, что сделала ошибку, не велев Дафне спрятаться. Поздно. Девочка стояла в дверях спальни, наблюдая за ними.

— Вы арестованы, — проскрежетал офицер. — Обе. Как еврейки. Ваш банк сообщил о вас властям. Идите за нами.