Шрифт:
– Побейте его камнями! Он оскорбляет и Закон, и субботу, и Израиль! Его устами говорит дьявол! – завопил один из фарисеев. – Побейте его камнями, я вам приказываю!
Никто не двинулся с места. Тысячи глаз негодующе впились в фарисеев. Какой-то ребенок схватил камень и бросил в них, воскликнув:
– Плохие люди!
Вслед полетел второй камень, затем третий…
– Остановитесь! – крикнул Иисус.
Фарисеи в ужасе пятились.
– Возвращайтесь в свои потемки и раскайтесь! – кричал Иисус.
Фарисеи побежали со всех ног.
К Иисусу подошли Искариот и Иоанн.
– Почему ты не позволил толпе забросать их камнями? – сердито спросил Искариот.
– Забрасывать камнями нужно не людей, а заблуждения, которые в них живут, – ответил Иисус. – Разве ты когда-нибудь видел, чтобы одержимого лечили, бросая в него камни?
– Учитель, тебе угрожает опасность, – сказал Иоанн. – Это очень могущественные люди, и они еще вернутся!
Фарисеи действительно ушли недалеко. Они стояли на верхней ступеньке лестницы, ведущей в синагогу, и наблюдали за происходящим, словно коршуны.
– Они сейчас боятся сильнее, чем я когда-либо, – заметил Иисус.
Затем он обратился к собравшейся толпе. Здесь явно было уже более тысячи человек.
– Возьмите эти зерна, мужчины и женщины Капернаума, и пусть опыт произрастает в вас. Вы смогли по достоинству оценить горечь, которую вызывает в сердцах двуличных людей обещание рассвета. А ведь это люди, которые определяют ваши жизни и говорят от имени Закона! Ни один знак Господа, ни одно деяние доброй воли не в состоянии умерить их злобу. Горе вам, Кана и Хоризин, горе вам, Магдала и Вифсаида! Ибо если бы в Тире и Сидоне явлены были силы, явленные в вас, то давно бы они во вретище и пепле покаялись. Но говорю вам: Тиру и Сидону отраднее будет в день суда, нежели вам. И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься.
Женщины закричали, стали бить себя в грудь и царапать лица ногтями. Мужчины разорвали свои одежды, моля о Божественном милосердии. Симон-Петр с тревогой смотрел на своего учителя. Иисус побледнел, его взгляд стал мутным, однако он по-прежнему говорил связно и продолжал насылать проклятия на Капернаум.
– Ибо если бы в Содоме явлены были силы, явленные в тебе, то он оставался бы до сего дня.
Многие возмутились подобным сравнением.
– Мы не содомиты, Мессия!
– Но говорю вам, что земле Содомской отраднее будет в день суда, нежели тебе.
– Учитель! – выдохнул обеспокоенный Симон-Петр.
Иисус ничего не слышал. Испуганная толпа начала рассеиваться. Женщины убегали с рыданиями, мужчины неистово мотали головами, словно впали в безумие. Через несколько минут около синагоги осталась всего лишь горстка людей, в основном молодых, тех, кого привела в восторг запальчивость оратора.
– Славлю тебя, Отче, Господь неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам. Ей, Отче! Ибо таково Твое благоволение.
– О чем он говорит? – спросил один из оставшихся. – Что утаил? От кого? Кто такие мудрые и разумные?
– Все предано Мне Отцом Моим, – ответил Иисус. – И никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына и кому Сын хочет открыть.
Люди слушали Иисуса, раскрыв рты. Симон-Петр, Андрей, Иоанн и Искариот застыли, словно впали в прострацию. Даже прозревший слепой растерялся. К горлу Иоанна подступила тошнота. А Иисус продолжал говорить:
– Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас.
Четверо фарисеев спустились на ступеньку.
– Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко.
– Он сошел с ума! – прошептал Андрей.
– Замолчи! – оборвал его Симон-Петр. – Это говорит Мессия!
Главный из четверых фарисеев спустился с крыльца и перешел через улицу, следя, чтобы полы его накидки не касались земли. Иисус пристально смотрел на него. Фарисей остановился в одном шаге от Иисуса.
– Несчастный ублюдок, – сказал фарисей, – твоя мать – шлюха, как и все женщины, тебя окружающие, а мужчины твои стоят не больше. Проклинаю тебя, ублюдок, как проклинаю тот день, когда твоя мать неудачно поднатужилась и ты родился!
И фарисей плюнул Иисусу в лицо.
Иисус вытер плевок.
– Как же тебе страшно! – произнес он.
Фарисей вернулся в синагогу. Иисус повернулся к ученикам.
– Пойдемте, женщины, – сказал он.
Они продолжали стоять на месте, уязвленные оскорблением.