Наступал вечер, и они отправились в трактир. За ужином они выпили больше, чем того требовал рассудок, однако вино так и не пробудило у них аппетита.

Андрей не вернулся. Он объяснил позднее Симону-Петру, что был одновременно и возмущен, и оскорблен.

Иоанн пустился в дорогу вместе со своим братом Иаковом, Фома – вместе с Нафанаилом, Искариот – вместе с Симоном Зилотом, несмотря на предостережение Фомы, который считал, что их союз может навести людей на мысль, будто Иисус является зелотом. Симон-Петр ушел вместе с Матфеем, другой Иуда – с Филиппом, а Иаков, сын Алфеев, – с Фаддеем.

В первые дни пути новоявленные паломники совсем не разговаривали. Они все еще были слишком потрясены. В Наине Симона-Петра и Матфея приняли за нищих или соглядатаев, поскольку они все время молчали и озирались. В Кане Иоанна и Иакова приняли за сезонных работников и даже предложили им поработать на поле. На другом берегу Галилейского моря Иакова, сына Алфеева, и Фаддея приняли за отца и сына, поскольку они были немного похожи друг на друга. И только Искариоту и Зилоту удалось избежать недоразумений, поскольку их решительные лица свидетельствовали о том, что и тому и другому есть что сказать. При любом удобном случае, например при виде проходящего по улице нищего, Иуда бросал на Симона быстрый взгляд или толкал его локтем. «Физическая нищета», – начинал Симон; «…несравнима с нищетой духовной», – заканчивал Иуда. Люди соглашались с ними и вступали в разговор. Господь разгневался на Израиль из-за грехов Иерусалима – это была действенная тактика, поскольку галилеяне питали врожденное недоверие к обитателям Иудеи. Впервые Иуда и Симон применили такую тактику в Хоразине. Это случилось утром. В полдень их накормили, а вечером пустили на ночлег. На следующий день они окрестили одиннадцать человек, а через день – двадцать семь человек. На третий день новообращенные гурьбой толпились вокруг них на берегах Иордана, поскольку каждый хотел обезопасить себя – тем более что сделать это было так легко, – на тот случай если однажды силы Неба вызовут на последний бой силы Зла. Крещение представлялось им символическим очищением от грехов, к чему стремился каждый. Затем Симон и Иуда заявили, что действуют от имени Иисуса, который был там хорошо известен. Ведь это тот самый, о котором говорили, что он Мессия? Это он привел в ярость раввинов Капернаума, Каны, Наина и других городов? Да, да… И когда же произойдет битва Бога с Демоном? При этом вопросе женщины трепетали, признавались во всех грехах, а старики начинали громко читать нравоучения и просить Господа о снисхождении, а затем распевали молитвы из Книги Иова. Но только Господь знал день, когда чаша будет опрокинута.

– В этот день, – говорил Искариот, – каждый должен быть вооружен мечом Божьим и разрубить на куски своих врагов, будь то родной сын или родная дочь.

Иногда Иуда думал, что он лучший оратор, чем Иисус. А Зилоту приходилось опровергать слухи, что Иуда якобы на самом деле переодетый Иисус.

Подобные тактика и риторика посеяли в городах и деревнях страх, и это привело к тому, что каждый непременно хотел быть готовым к концу света. Итак, Иуда и Симон пробудили от сна Галилею. И у раввина Хоразина не было иного выхода, как одобрить их деятельность. Впрочем, на самом деле он не слишком возражал, чтобы ему таким образом выкручивали руки, поскольку после появления проповедников люди стали чрезвычайно набожными, а пожертвования синагоге посыпались как из рога изобилия.

Симон-Петр и Матфей, хотя и в меньшей степени окруженные харизматическим ореолом, сумели привлечь к себе внимание именно благодаря своей невзрачной внешности, которая вначале доставляла им определенные неудобства. Проявление заботы по отношению к каждому вызывало не только ответную заботу, но и уважение. Двое мужчин весьма зрелого возраста, пережившие, судя по их лицам, немало бед, но сохранившие благопристойные и благочестивые манеры, не могли не пробудить к себе интерес. Погибли ли их семьи в огне пожара? Разорили ли их ростовщики? Вот какие вопросы задавали себе женщины. В конце концов одна из матрон богатого квартала Каны, где они проповедовали, велела служанке разузнать о причине их печали. Симон-Петр возвел руки к небу, а Матфей понурил голову.

– О женщина, женщина! – воскликнул Симон-Петр. – Ты заставляешь вспоминать о злоключениях, которые покажутся смешными по сравнению с теми, которые нас ожидают в будущем!

Матфей сокрушенно покачал головой.

– А что нас ожидает? – спросила служанка, которую внезапно охватил страх.

– Гнев Божий! – плаксивым тоном ответил Матфей. – Горе той женщине, которая будет беременной! Горе богатому мужчине, который будет считать монеты, в которых он отказал бедным! Небо почернеет, воды рек покраснеют, а колосья, наливающиеся в полях, станут последними, которые предстанут взору человеческому! Ласточка будет искать убежища в кронах мертвых деревьев, а заяц будет тихо лежать под кустом, ибо все живые создания поймут, что пробил час Господень!

– О Боже всемогущий! – запричитала служанка и бросилась домой, поскольку не хотела больше слушать о таком страшном бедствии.

Едва войдя в дом, она принялась сеять беспокойство, настолько была напугана мрачными предсказаниями. Ее госпожа, привлеченная криками отчаяния и стенаниями, позвала служанку к себе.

Сохранившая еще следы былой красоты на четвертом десятке лет, госпожа сидела, скрестив ноги, на диване, заваленном подушками.

– А теперь, женщина, – обратилась она к служанке, – скажи, что тебя так взволновало? Соседи могут подумать, что здесь находится девица, у которой случился выкидыш. Кто эти мужчины, к которым я тебя посылала?

– Госпожа! – воскликнула служанка, обмахивая грудь соломенным веером, при помощи которого она разжигала в кухне огонь. – Это святые люди! Они открыли мне глаза на все те ужасы, которые ждут наш край! Небо почернеет, а реки станут красными от крови! Да сжалится над нами Господь!

– Почему это произойдет, женщина? – нахмурив брови, спросила госпожа.

– Из-за грехов Израиля, госпожа! Разве нам не известно, что эта страна обречена? Разве непристойность не выставляется напоказ перед лицом Господа, словно добродетель? Я слышу, как в могилах покойники гремят костями от ярости!

– Я не слышу, чтобы что-то гремело, если не считать булыжников в твоей голове. Кто они, эти предсказатели несчастий?

– Ученики Иисуса! Иисус! Мессия! – кричала служанка, впадая в еще более сильное возбуждение. – Господи, сжалься!

– Иисус, – задумчиво повторила госпожа. – Это тот, кто несколько месяцев назад присутствовал на свадьбе дочери Зеведея. Говорят, что в тот вечер он превратил воду в вино. Женщина! Успокойся и пригласи их в мой дом!