В первых числах августа подошел срок встречи с человеком в Тромсё. Аспос попросил Йоргенсена побывать там, повидаться с тем товарищем, попутно сделать необходимые покупки для разведчиков. Альф отправился рейсовым пароходом. На верхней палубе к нему подошел Бетен Нювольд. Йоргенсен знал, что он состоит в местной организации квислинговской партии. Нювольд стал интересоваться, куда Йоргенсен надолго исчезает из дома, где бывает, почему часто ходит на пароходе и делает много покупок. Йоргенсен объяснил, что у него большая семья: четыре дочери, сын, зятья, невестка, внуки да еще его брат — нужд в такой семье много. Вот он и рыскает по побережью, чтобы найти место для добычливого промысла, иногда не день и не два болтается по фьордам. Если отправляется за покупками — заказов набирается много. Потому-то и приходится каждый раз тащить почти полдюжины рюкзаков с разными припасами. Нювольд кивнул и отошел, а Йоргенсен после этого разговора никак не мог избавиться от тревожного чувства.

В Тромсё он пробыл два дня, жил в отеле «Норге». Ходил по городу, наведывался в магазины, покупал, что ему было наказано, присматривался к жизни, к людям. По обусловленным адресам друзей не шел, не рисковал ни ими, ни собой, боялся, что за ним следят.

Утром 10 августа к нему в номер постучали, вошли двое полицейских и сказали, что он должен немедленно отправиться вместе с ними. Но отвели его не в полицейский участок, а сразу в гестапо. Там долго допрашивали, били, требовали признаться, как он помогает русским разведчикам и где они теперь укрываются. Держали в гестапо неделю. Никакой весточки о себе ни своим домашним, ни соратникам он подать не мог. Потом заставили показывать дорогу отряду гестаповцев и полицейских. Он повел их через горы, но совсем не туда, где прятались двое разведчиков. По скалам, по узким тропинкам ходили целый день. Непривычные к подобным походам гестаповцы устали, потребовали сделать привал для отдыха. Пока сидели и закусывали, натянуло густой туман. У немцев разыгрался аппетит, они доставали из рюкзаков то банки, то фляжки. Йоргенсен, видя, что гестаповцы разгулялись за едой и за ним не следят, побежал по лощине, прячась между камнями. Вслед раздались выстрелы, пули визжали поблизости, немцы что-то истошно кричали, потом погнались за ним, но в тумане потеряли след и найти не могли. Он добежал до берега, влез в небольшую промоину, выточенную волнами в камне за тысячелетия, укрытую сверху сползшей гранитной плитой, и по шею в воде просидел шесть часов. Раззеваи ходили поблизости, кричали, стреляли, но напасть на след не могли. Ночью они вернулись в город, а Йоргенсен ушел в горы, несколько суток скитался там, питаясь только ягодами. Потом вышел на побережье, добыл лодку, переплыл через пролив и спрятался у верных друзей.

Пока он бродил в горах, немцы высадили на остров Арней, где схоронились разведчики, не менее двух рот солдат и стали старательно, будто частой сетью, прочесывать побережье. Один из них проследил в бинокль из засады, как дочь Отто Иоргхильд ушла в горы со свертком, а вернулась без него. Они ее тут же схватили и заставили показывать дорогу. Ни убежать, ни отказаться она уже не могла. Рядом шли гестаповцы с собаками.

Разведчиков они врасплох не застали. Укрывшись за камнями вблизи своего шалаша, ребята отчаянно и долго отстреливались. Пути в горы уже не было, все кругом оказалось оцепленным. Да и далеко с острова не убежишь. Фашисты ползком возле валунов все ближе и ближе подбирались к осажденным. Они потеряли убитыми восемнадцать человек, но взять разведчиков не могли.

Тяжело ранили Аспоса, он лишился сознания. Володя продолжал отбиваться один. Когда подошли к концу патроны и стрелять стало нечем, Владимир достал последние гранаты и взорвал ими себя, Аспоса и радиостанцию.

Немцы тут же застрелили Иоргхильд. После этого они вернулись в поселок, арестовали всех жителей, а через несколько дней расстреляли их, оставив в живых только малолетних детей. Вся семья Йоргенсенов — братья Отто, Карл, Эдвин, Бернгарт, их жены, сыновья и невестки совершили подвиг во имя освобождения Норвегии от фашизма.

Вскоре Сверре Сёдерстрем, находившийся с группой на задании невдалеке от Нордкина, сообщил в Полярное, как погибли Аспос и Чижевский.

Заброшенная карателями густая сеть операции «Полночная тундра» захватила своим западным крылом и разведчиков на Арнее.

За короткое лето сорок третьего погибла четвертая группа советских флотских разведчиков на самых крайних северных рубежах Норвегии.

После разгрома на Могильном отряд пополнился новыми добровольцами, в него пришли с кораблей и из береговых частей краснофлотцы и старшины, настойчиво просившие зачислить их в разведку.

Но в поредевшей норвежской группе разведчиков становилось все меньше и меньше. Если в самом начале войны, осенью сорок первого, немного норвежцев перешло на советскую землю с остатками группы Кудрявцева, то теперь бойцы Сопротивления, что помогали заброшенным на долгое сиденье разведчикам, в Советский Союз не уходили. Они оставались на родине и там несли опасную службу. Изредка кого-нибудь переправляли на короткое время в Полярное или в Мурманск, чтобы проинструктировать, снабдить всем нужным для работы. И снова через море на родину.

Разведку на Варангере необходимо было усилить, но норвежская часть отряда задачу эту в полной мере решать уже не могла.

В отделе скрупулезно исследовали все обстоятельства провала групп, извлекали уроки.

И хотя не докопались до полной ясности, в северную Норвегию в начале октября высадили с моря еще две группы: одну — в район мыса Нордкин, другую — к северной оконечности Порсангер-фьорда.

Наряду с долговременными группами отряд получил приказ высаживать на Варангер разведчиков на несколько суток или на ночь, добывать документы, приводить пленных.

Всем боевым ядром перебазировались на Рыбачий. У самой вершины губы Большой Волоковой, на перешейке между Рыбачьим и Средним отряду подыскали большую землянку. До войны тут помещался минный склад. Война постепенно опорожняла его, раз за разом выгребала смертоносные чудища. Настал день, когда он совсем опустел.

В этом бывшем складе и поселился отряд. Вдоль длинных стен поставили сплошные двухъярусные нары, потолок из-за нехватки досок обтянули плащ-палатками, чтобы не сыпалась в щели между бревен накатника торфяная труха. В середине вытянутого в длину сводчатого помещения на кирпичное основание положили большую железную бочку, пристроили к ней дверцу, вывели трубу. Получилась печь. Топить ее приходилось круглосуточно, иначе воздух до углов не прогревался, чуть только дрова в топку переставали подбрасывать, мгновенно выстуживало недавнее тепло. У входа и у дальней стены повесили два фонаря «летучая мышь», возле печки на неоструганном дощатом столике стояла керосиновая лампа.