Шрифт:
— Дело сделано. Возьмите.
Но никто не шелохнулся.
— Итало тебя не видел? — спросил Баччи.
— Нет. Его нет. — Произнося эти слова, Пьетро испытывал огромное удовольствие, словно долго терпел, а теперь облегчился.
«Поняли, какие вы трусы? Устроили весь этот цирк, а его даже дома нет. Молодцы». Ему было бы очень приятно сказать им это.
— Как нет? Врешь! — заявил Пьерини.
— Его нет, клянусь! Машины нет. Я посмотрел… Теперь я могу пойти до…
Не успел он договорить, как от сильного удара отлетел назад и шлепнулся на землю.
Дыхание перехватило. Лежа на спине, он барахтался в грязи. Иначе как подлым ударом в спину это не назовешь. Пьетро разевал рот, вытаращив глаза, но дышать не получалось. Словно он очутился на Марсе.
Все случилось в одно мгновение.
Пьетро даже не успел отреагировать, как Пьерини кинулся на него.
Он вскочил с качелей и всем телом обрушился на Пьетро, словно на дверь, которую надо выбить.
— Куда тебе надо? Домой? Никуда ты не пойдешь!
Пьетро умирал, по крайней мере ему так казалось. Если через три секунды он не начнет дышать, он умрет. Собрался с силами. Втянул воздух. С глухим свистом. И задышал снова. Потихоньку. Только чтобы не умереть. Мышцы наконец его послушались, и он стал вдыхать и выдыхать. Баччи и Ронка ржали.
Пьетро спросил себя, сможет ли он когда-нибудь стать таким, как Пьерини. Швырнуть кого-нибудь на землю с такой же злостью.
Он не раз мечтал побить официанта из «Стейшн-бара». Но даже если бы он собрал все свои силы и злость и принялся бить его в лицо так сильно, как мог, тому ничего бы не сделалось.
«У меня когда-нибудь хватит смелости? Ведь для того, чтобы кого-нибудь толкнуть или ударить по лицу, нужна большая смелость».
— Говнюк, ты уверен?
Пьерини снова сидел на качелях. Казалось, он даже не заметил, что Пьетро чуть жив.
— Ты уверен?
— В чем?
— Уверен, что машины нет?
— Да. Честное слово.
Пьетро попытался подняться, но на него навалился Баччи. И уселся ему на живот всеми своими шестьюдесятью килограммами.
— Как тут удобно… — Баччи делал вид, будто сидит в кресле. Подгибал ноги, потягивался, использовал колени Пьетро как подлокотники. А Ронка, счастливый, прыгал вокруг.
— Пукни в него! Давай, Баччи, пукни в него!
— Я пы-таюсь! Я пы-таюсь! — кряхтел Баччи. Его похожая на полную луну физиономия побагровела от натуги.
— Давай! Давай!
Пьетро отбивался с нулевым результатом, только устал. Он не сдвинул Баччи ни на миллиметр, тяжело дышал, а от кислого запаха пота толстяка его тошнило.
«Лежи спокойно. Чем больше ты дергаешься, тем хуже. Спокойно».
Во что он вляпался?
Он должен быть уже дома. В постели. В тепле. Читать книгу о динозаврах, которую ему одолжила Глория.
— Тогда мы пойдем туда. — Пьерини встал с качелей.
— Куда? — спросил Баччи.
— В школу.
— Как?
— Фигня. Перелезем через ворота и заберемся через женский туалет рядом с волейбольной площадкой. Там окно плохо закрывается. Надо его просто толкнуть, — объяснил Пьерини.
— Точно, — подтвердил Ронка. — Я однажды через него видел, как Альберти срёт. Ну и вонища была… Да, пошли. Пошли. Классно.
— А если нас поймают? Если Итало вернется? Я… — забеспокоился Баччи.
— Никаких «я». Не вернется. И кончай трусить.
— А что с Говнюком будем делать? Побьем?
— С нами пойдет.
Они подняли его.
У него болела грудь, ныли ребра, и он весь был в грязи.
Он не пытался сбежать. Это не имело смысла.
Пьерини так решил.
Лучше идти за ними и не возникать.
Грациано Билья, оставив философию Де Кресченцо, пытался смотреть видеозапись матча Италия — Бразилия 1982 года. Но не чувствовал воодушевления: он по-прежнему думал о том, куда подевалась Эрика.
Он в сотый раз попытался ей дозвониться.
Ничего.
Все время ему отвечал отвратительный механический голос.
Легкая тревога защекотала его словно павлиньим перышком, и полупереваренные остатки кроличьего рагу, ассорти из трех колбас и крем-карамель, лежавшие в желудке, зашевелились.
Тревога — скверная штука.
Все рано или поздно сталкиваются с этим неприятным чувством. Обычно оно бывает вызвано внешними обстоятельствами и довольно скоро проходит, но в некоторых случаях возникает внезапно, без видимых причин. У некоторых тревога становится прямо-таки хронической. Есть люди, которые живут с ней всю жизнь. Они умудряются под гнетом тревоги работать, спать, заводить знакомства. Другие же оказываются раздавленными ею, не могут встать с постели, и, чтобы избавиться от тягостного ощущения, им требуются лекарства.