Потаскушка с синими волосами глядела прямо перед собой, скривив рот. В ушах у нее торчали наушники. Она была вполне ничего. Без железяк на лице и краски на волосах вполне сошла бы. Ничего особенного, конечно, но для минета или перепихона в темноте по-быстрому сойдет.

Мьеле заглянул в салон:

— Добрый вечер. Документы, пожалуйста.

Запах, сильный и совершенно особенный, как запах коровьего навоза, стимулировал его рецепторы, создавая ионный поток, по нервам добравшийся до мозга, где задействовал нейроны центра памяти. И Бруно Мьеле вспомнил.

Ему было шестнадцать, он сидел на пляже в Кастроне и распевал «Blowin' in the wind» в компании нескольких ребят из «Общности и освобождения» в Альбано, у них был лагерь неподалеку. И вдруг пришли какие-то четыре ушлепка, которые стали крутить папиросы. Ему предложили одну, и он, чтобы произвести впечатление на одну брюнетку, взял. После первой затяжки он закашлялся, из глаз полились слезы, а когда он спросил, что это, четыре придурка заржали. Потом ему кто-то объяснил, что это была сигарета с наркотой. Он неделю провел в ужасе, уверенный, что стал наркоманом.

В этом «мерседесе» пахло так же.

Гашиш.

Дым. Наркотики.

Вальтер Кьяри и Прекрасные Локоны обкурились. Он направил фонарик на пепельницу.

Опаньки. А этот кретин Баччи хотел их отпустить!..

Не просто окурки, куча окурков. Торчат из пепельницы. Даже не потрудились их спрятать. Эти двое или совсем идиоты, или уже обкурились так, что и этого сделать не в состоянии.

Вальтер Кьяри открыл бардачок и протянул ему техпаспорт и страховку.

— Права?

Тот достал из кармана бумажник и вытащил права.

Вальтера Кьяри на самом деле звали Массимилиано Францини. Родился 25 июля 1975 года, проживал в Риме, улица Монти Париоли, 128.

Права были в порядке.

— Чья машина?

— Моего отца.

Он заглянул в техпаспорт. Машина была оформлена на Мариано Францини, проживающего на улице Монти Париоли, 128.

— И отец тебе разрешил взять такую машину?

— Да.

Мьеле протянул руку и коснулся фонариком бедра девушки.

— Сними наушники. Документы.

Прекрасные Локоны вытащила наушники, скривилась, словно съела дохлую мышь, и извлекла из рюкзачка удостоверение и протянула ему с видимым неудовольствием.

Ее звали Мартина Тревизан. Тоже римлянка, проживает на улице Паленко, 34. Мьеле не сильно разбирался в столичных улицах, но ему казалось, что улица Паленко где-то рядом с площадью Эвклида Париоли.

Он вернул документы и поглядел на обоих.

Двое засранцев из района Париоли, косящих под панков.

Они даже хуже, чем воры. Намного хуже. Воры, по крайней мере, хоть чего-то боятся. Эти нет. Это мажоры, прикинувшиеся хулиганьем. Катаются как сыр в масле, выросли на отцовских денежках, а родители им внушили, что они хозяева жизни, что жизнь — это веселая прогулка, что если они хотят, могут курить траву, если им нравится, могут одеваться как бомжи.

Мьеле расплылся в блаженной улыбке, показывая желтые зубы.

Эта буква А — анархия, — нарисованная ручкой на джинсах, обижает тех, кто не жалея сил вкалывает под дождем ради поддержания порядка, эти окурки, торчащие из пепельницы, оскорбление для того, кто сделал всего одну затяжку по неведению и потом неделю терзался, не стал ли он наркоманом, эти банки из-под кока-колы, нагло разбросанные по сиденьям машины, на которую нормальный человек себе за всю жизнь денег не накопит, плевок в лицо обладателю «Альфы 33 твин спарк», моющему ее по воскресеньям в фонтане и отыскивающему б/у запчасти. Эти двое с головы до ног были живой насмешкой над ним лично и всей полицией.

Эти сукины дети над ним издеваются.

— Твой отец знает, что ты взял машину?

— Да.

Закончив проверять страховку, Мьеле заговорил неофициальным тоном:

— Любите курить? — Подняв взгляд, он увидел, что Вальтер Кьяри чуть в обморок не упал.

И это придало ему позитивный заряд, и он обнаглел.

Он уже не ощущал холода. И дождя тоже. Он прекрасно себя чувствовал. Уверенно.

Быть полицейским в сто раз лучше, чем футболистом.

Они у него в руках.

— Любите курить? — повторил он тем же тоном.

— Простите, не понял, — пролепетал Вальтер Кьяри.

— Любите курить?

— Да.

— Что?

— Как — что?

— Что любите курить?

— «Честерфилд».

— А травку любите?

— Нет.

А голосок-то у Вальтера Кьяри дрожал как струна.

— Не-е-ет? А чего тогда трясешься?

— Я не трясусь.

— Ладно. Не трясешься, извини. — Он довольно улыбнулся и посветил фонариком в лицо Прекрасным Локонам. — Молодой человек говорит, что вы не любите травку. Так?