– Просто Катей нельзя.

– Откуда у тебя этот «Бьюик»? Признавайся, угнала у соседей?
– он рассмеялся, чем несколько задел Кати. Она почувствовала себя все той же голодранкой, которой ощущала в английской спецшколе. Неужели она выглядит настолько бедной и жалкой, что не может иметь в собственности даже доисторический «Бьюик»?

– От деда досталась. Стояла в гараже никому не нужная.
– Кати предпочла честно ответить на поставленный вопрос.

– А зачем продаешь?

– Деньги срочно нужны.

– А почему деньги нужны?
– В. проявлял участливый интерес.

«Что за допрос? Да какая разница, - думала Кати, - на наркотики, аборт и тротиловые шашки, тебе-то что до моих бед?»

– А зачем людям бывают нужны деньги, по вашему мнению?
– вопросом на вопрос, уколом на укол - в этом была вся Кати, или не самая смиренная ее часть.

– Чтобы покупать платья и кататься по миру?
– В. поправил дорогие часы с платиновым корпусом на правой руке.

– Чтобы деньги делали деньги - уже неправильный ответ?
– Кати было пакостно от его шуток, она не знала, в какую категорию их переводить - жесткий подкол или просто невинная ирония.

– И что ты со сделанными деньгами делать будешь? Построишь дом на берегу моря и станешь мизантропом?
– В. давно уже скучал по молодым и дерзким человеческим проявлениям.

– Встречу прекрасного принца с ужасным характером. Влюблюсь в молодого, буду независима и всегда неправа.

– А ты смешная.

Снова укол. Снова Кати передернуло. Снова это чувство неловкости. «Какая одиозная личность», - пронеслось у нее в голове, но пронеслось настолько быстро и мимо, что уже спустя мгновение она растворилась в этой беседе, почувствовав, как ее ледяная маска дает трещинки и как ручьями стекает страх быть непонятой под натиском самых едких комментариев.

– Можно маленькую ремарку?
– решила с улыбкой подлить масла в огонь Кати и, не дождавшись его согласия, выпалила: - Вы абсолютно не умеете делать комплименты.

– Права. Ладно, давай так - вот половина, - В. открыл кошелек и отсчитал двадцать пять стодолларовых купюр (в момент этого отсчета у Кати потемнело в глазах от чувства сбывающейся мечты), - машину можешь оставить здесь или привезти вечером, съездим к нотариусу, все оформим... Ты с учета ее сняла?

Кати отрицательно покачала головой.

– Я готова выписать генеральную доверенность с правом перепродажи. Как снимать с учета - я не знаю.

– Ладно, тогда вместе к нотариусу сгоняем. И... если хочешь - можешь исчезнуть с деньгами. Я ничего плохого тебе не сделаю. Номер мой у тебя есть. Позвони мне в шесть, если не исчезнешь, и скажи, откуда тебя забрать. А сейчас я побегу, - одним движением руки он подозвал официанта с алебастровой кожей и родинкой на правом веке и передал ему свернутую купюру.
– Ты пока позови подруг и пообедайте. Все оплачено. Мне тоже когда-то было восемнадцать. И у меня не было денег даже на сигареты.

Кати даже не думала пропадать и обедать с подругами не стала - ей было стыдно проедать чужие деньги, и это чувство стыда за отсутствие собственных она еще долго не могла в себе побороть. Иногда ухажеры водили ее в кино, оплачивая билеты, на Восьмое марта дарили чайные розы или белые лилии, но никто и никогда не врывался вот так в ее жизнь и не давал ей возможности шиковать или даже просто наслаждаться обедом за чужой счет. Она тогда и подумать не могла, что можно довериться, принять помощь от мужчины - и он не потребует ничего взамен, а просто будет угождать из чувства заботы и сострадания. Нет, не из жалости, а из искреннего, пусть местами эгоистического и тщеславного желания облегчить чью-то долю, замолить былые грехи. В. не был озлоблен на жизнь. И всеми своими действиями показывал, что не боится доверять первым встречным. Или хорошо разбирается в людях. Он же знал, что Кати никуда не исчезнет. Откуда?

Она исчезнет потом. Но и об этом В., наверное, уже тогда догадывался, однако эти догадки не помешали ему совершать поступки, вдохновляющие Кати и заставляющие ее мечтать. И может, именно тогда в ее голову туманными и прохладными закоулками прокралась скромная, худенькая, практически анорексичная теория, что можно быть просто женщиной. Просто слабой. И просто быть.

И она молча протянула ему ключи.

– Даже если вы исчезнете, я не перестану верить в людей. И не объявлю машину в угон.
– Кати достала из старой тряпичной сумки свидетельство о регистрации и паспорт транспортного средства.
– Можете забрать меня с пятой линии. Дом 17. Тогда, когда вам будет удобно.

– Я заберу, но ключи и документы оставь у себя.

Кати ждала приезда В. как пришествия мессии. Считала минуты. Сыпала сахарный песок мимо чашки на льняную скатерть. Чуть вошла в дом - сразу приготовила парадный файдешиновый плащ и тихо спряталась на террасе возле окна.

Небо мрачнело: из розовато-селадонового оно насупилось, рассерелось, и, прикрываясь осенней сепией, слезилось и таяло густыми, будто ртутными каплями дождя. По крыше, выстланной кровельным железом, прохаживались нахохлившиеся вороны и своим топотом, который эхом отдавался в водосточной трубе, несколько раз не на шутку испугали Кати.