Шрифт:
Индианке, стоящей во время нашей беседы поодаль, она подала знак поднять кресло и направилась к ущелью. Пройдя несколько шагов, Юдит вдруг оглянулась, на мгновенье задумалась и, повернувшись ко мне, сказала:
— Сеньор, я хочу вас предостеречь еще раз. Вы действительно собираетесь в наше скалистое гнездо?
— Несмотря на все угрозы!
— Я вам хочу сказать, что мы будем защищаться до последнего.
— Мне это безразлично. Меня интересует другой противник — Джонатан Мелтон. Вас я не принимаю в расчет.
— Советую вам этого не делать. Если вдруг, при благоприятном стечении обстоятельств, вы окажетесь в непосредственной близости от меня, я пристрелю вас без всякого сожаления.
— Это ваше право, сеньора!
— Да, именно так я и сделаю. В этом можете не сомневаться. Я буду стараться любой ценой избежать смерти. Я, всегда жившая в роскоши, не могу и не хочу обходиться без нее. Судьба дает мне шанс вернуть все это, а вы хотите лишить меня его. Итак, я предупреждаю: берегитесь! Мы полагали, что вы согласитесь с нашими предложениями, несмотря ни на что…
— Тогда бы я стал тем, кого можно поставить наравне с вами и Мелтоном, — сказал я.
— Мы все же надеялись на ваше согласие. В этом случае мне предоставлено право дать вам возможность подумать до завтрашнего полудня.
— Это очень любезно с вашей стороны!
— Конечно, потому, что это льготный срок. Завтра днем я опять буду здесь. Мы встретимся?
— Непременно, если только не увидимся раньше!
— Ну, это вам не удастся! — засмеялась она. — Прощайте, герой и знаменитый спасатель людей, с которыми вас ничего не связывает!
— Не торопитесь, сеньора, не торопитесь. Мы приготовили вам в дорогу сюрприз!
— Какой? — удивилась она.
— Мы, как истинные кабальеро, проводим вас до вашего гнездышка.
— Но они убьют вас!
— Нет, потому что в нас они не попадут. А вот в вас — вполне, если будут целиться в нас.
— Оставайтесь здесь!
— Не беспокойтесь! Мы сами решим, что нам делать.
— Ну, если вы хотите быть расстрелянными, делайте что хотите. Я не возражаю, мне же лучше.
Она двинулась вместе с индианкой вниз по ущелью. Я шагнул за ней, моему примеру последовали Виннету и Эмери, им любопытно было узнать, какую цель я преследую. Дойдя до реки, Юдит повернула налево, в узкий каньон. Заметив, что я следую за ней по пятам, она остановилась и нервно спросила:
— Я так полагаю, вы намерены идти дальше?
— Естественно!
— Но я же вас предупреждала, индейцы, которые ждут меня наверху, откроют по вас огонь!
— Моя дорогая сеньора, нас это не пугает. Идите так, чтобы мы могли вплотную следовать за вами. Если кто-то вздумает стрелять в нас, он будет рисковать попасть в вас. Вы — наше прикрытие.
Она испугалась:
— Ступайте же, ступайте! Возвращайтесь назад! В противном случае я не сделаю больше ни шагу вперед!
— Ни шагу? Видно, я должен открыть вам глаза. Мелтон совершил непростительную оплошность, послав к нам вас. Но мы джентльмены и дадим вам возможность вернуться назад. Более того, даже проводим.
— Нет, нет, не трогайтесь с места! — закричала она.
— Но сеньора! Для нас дело чести вас проводить. Вы высмеяли меня, когда я сказал, что мы легко проникнем в котловину. Я хочу доказать вам, что вы напрасно это делали. Сегодня вы узнаете, что Виннету и Олд Шеттерхэнд прекрасно умеют делать все, за что берутся. И так, пожалуйста, проходите вперед!
— И не подумаю!
— Я вам приказываю! Учтите, прекрасная сеньора, я ведь могу и силу применить.
— Только посмейте!
— А ну, вперед, барышня Серебряная Гора!
Я легонько прикоснулся к ее затылку, но она кинулась на землю с таким отчаянием, как будто я хотел сломать ей шею, и запричитала:
— Если вы меня убьете, вы не узнаете дороги в пуэбло.
— Я вовсе не собираюсь убивать. Хорошо, я не буду больше подталкивать вас. Но вы пойдете вперед! Вставайте!
И я довольно сильно сжал ее плечо. Она даже вскрикнула от боли и тут же поднялась. Но боль прошла, а Юдит оставалась неподвижной. Я сделал вид, что снова собираюсь встряхнуть ее, и она быстро пошла вперед. Виннету и Эмери шли за нами.
Мне, конечно, не следовало так с ней обходиться. Ведь, несмотря на свое низкое поведение, Юдит все же как-никак оставалась женщиной. Но речь шла не только об освобождении Фогеля, но и об успехе всего нашего плана, и я не имел права поддаваться жалости.