– - Нам денег не надо, -- возьми назад, барышня!

– - Как не надо? Что ты, опомнись!
– - крикнула Ненила на мужа.

– - Так, не надо… Не надо и не надо!..

Григорий запнулся и стал переводить дыхание. Потом он оправился и продолжал:

– - Не денег нам нужно. Деньги что!.. Ты погляди хорошенько кругом… Или посмотри на нашего брата! Нам дохнуть нельзя. Для нас никаких правов нету. Куда ни пойдешь, все по уши в воду. Вот что для нас нужно! Вы, люди ученые, попытайтесь-ка головой пораскинуть!..

Ненила никогда не видала таким своего мужа. Он весь дрожал. Глаза его горели, на висках и на лбу выступили набухшие жилы, все его лицо залило краской. Он силился, должно быть, многое сказать, но не мог: волнение сковывало ему язык, и он только странно и неуклюже двигался всем телом.

– - Жить!.. по совести жить нельзя! Промышляй грабежом или мошенством, тогда ты и человек будешь! Ну, хорошо, как можешь так, а если не можешь? Я не виноват, что у меня так голова затесана! За что же нам мучиться-то? Ты мне дай вольготу, вот что!..
– - Он опустился на приступку и уперся в нее руками. Лицо его стало еще краснее, язык не совсем повиновался ему, и он только выкрикивал:

– - Нам дорогу нужно! дорогу нужно! Нужно, чтобы по-людски можно было жить!..

Последние слова он уже дико выкрикивал. Обессиленный, он замолчал и уставился на учительницу злобным взглядом…

– - Боже мой… разве я это предвидела? Я думала… я никак не предполагала… -- лепетала испуганная девушка. Она поднялась с места, съежилась и была готова расплакаться.
– - Мне хотелось помочь, разве я что знала.

– - Не можешь ты нам помочь, гробовая доска нам помощь!
– - крикнул Григорий.

Ненила стояла ни жива ни мертва.

– - Тогда простите! Я уйду. Я совсем этого не ожидала! И она как будто стала меньше ростом, на глазах ее показались слезы; чтобы скрыть их, она, поникнув головой, повернулась к двери и медленно вышла из избы.

– - С богом!
– - крикнул ей вслед Григорий, подошел к двери и хлопнул ею, как бы желая покрепче притворить ее.

– - Идол ты!
– - взвизгнула Ненила, грохнулась на лавку, положила голову на стол и зарыдала. Парашка подскочила к ней и тоже заревела.

– - Замолчать!
– - зыкнул Григорий и затопал ногами.
– - Вы чего так разошлись? Я вам глотки-то заткну!..

– - Что ж, убей! Один конец-то, по крайности мучиться не будем!
– - выпрямляясь перед мужем, изо всей силы тоже визгливым голосом крикнула Ненила.

Григорий, развернувшись наотмашь, ударил ее кулаком. Ненила покатилась на пол. Парашка бросилась к ней и заблажила во всю мочь:

– - Мама… мама… Мамушка-а!

Григорий схватил шубу, накинул ее на себя, накрыл голову шапкой и, шатаясь, вышел из избы.

Ночь была темная, как и следовало быть осенней ночи. Стояла невообразимая тишина.

Время подходило к петухам. Вся деревня спала. Только Ненила никак не могла успокоиться. Сон бежал от ее глаз. Она столько сегодня пережила, столько перечувствовала, что в ней все перевернулось внутри, и она никак не могла войти в свою колею, стать на старое место. Григория не было. Ненила не знала наверное, куда он ушел, но догадывалась, что он запьянствовал. Нениле было все равно. Лишь бы скорее перебесился. А то он бог знает до чего дошел!..

На улице что-то послышалось. Не то запел петух, не то кто-то крикнул. Крик повторился. Ненила подняла голову, и сердце ее упало. Ее поразило то, что окна вдруг вырезались в ночной темноте и, как зловещие глаза, взглянули на нее. Мало того, на фоне непроглядной темноты отчетливо выделялся весь двор, что был напротив. Ненила катышком скатилась с постели и бросилась из избы. Дрожащими руками и стуча зубами, она кое-как отворила калитку и выскочила на улицу. Очутившись на середине улицы, она увидала, как к нижнему концу деревни над одним двором поднялся столб мутно-красного дыма. Столб быстро разрастался в вышину и ширину. Он подымался огромными бледными языками пламени, которое все более и более рассеивало сгустившуюся темноту. Вскоре свет пламени залил всю деревню.

Из окон избы, над которой поднимался пламенный столб, выбрасывали на улицу одежду, утварь. В отворенные ворота выскочили лошади и, пугливо фыркая, гребнем поднимая гривы, понеслись вдоль деревни; за лошадьми с безумным ревом вырвались коровы, появились было овцы, но, заметив метавшихся по улице людей, опять шарахнулись во двор. У угла горевшей избы какая-то фигура, засунув руки между колен и опустившись на корточки, ревела, что было силы. Ужасающие крики, стоны и тени человеческих фигур быстро росли и захватили всю середину улицы. Началась страшная суетня.