Он сначала яростно вскинулся, потом засмеялся и сказал: «Нет, ночная темнота мне не помеха».

Он много говорил о преступниках, от которых удавалось легко добиться чистосердечного признания. С его связями в полицейском участке он мог очень помочь такому преступнику. Вот, скажем если преступник, совершивший эти недавние убийства, сейчас признается ему, то он сможет значительно облегчить его участь.

И с другой стороны, если этот теперешний преступник будет пытаться извернуться и захочет избежать длинной руки правосудия, то он может создать ему большие неприятности. Он выследит убийцу и нанесет удар в тот момент, когда тот будет меньше всего этого ожидать.

Он не попросил меня показать ему зарисовки, и это было удачно, потому что я не был ими удовлетворен. Когда он ушел, я порвал их все на мелкие кусочки.

Этой ночью я собираюсь спать в студии — чтобы, если что, защитить свои картины. Я почему-то беспокоюсь о них.

День 19. Сегодня нарисовал «Последнего невиновного» — множество больших голубых глаз, глядящих во всех направлениях. В нижнем правом углу картины расположен один-единственный желтый квадратик — он представляет окно. В нем можно разглядеть художника, который рисует усыпанный цветами мирный пейзаж. Может быть, я изменю название и назову это «Внутри моего черепа».

День 20. Этим утром я пришел в чувство и принял лекарство. Я понял, что, видимо, совершил кое-какие нехорошие вещи. Я решил, что подожду мистера Паунда, и когда он придет, сделаю ему чистосердечное признание. Он сможет облегчить мою участь. Он ведь мой друг. Я ждал весь день, но он так и не появился.

Около шести часов я позвонил в центральный полицейский участок. Мистер Паунд говорил, что у него до сих пор остались друзья в полиции; я подумал, что могу порасспрашивать их, и они подскажут мне, как его найти. Ушла целая вечность на то, чтобы связаться с отделом убийств. Я ждал и проклинал себя за то, что не взял у него его номер. Наконец меня соединили с детективом Бликом. Я спросил, не знает ли он мистера Паунда.

— Мистера Кларенса Паунда? — спросил он.

— Я не знаю точно его имени. Он полицейский в отставке. Он говорил, что у него еще остались друзья в полиции.

— Позвольте мне предположить: он говорил вам, что хотел стать сыщиком, но некие политические силы не позволили ему добиться успеха, верно? А еще говорил, что он — виджилянт, вершащий правосудие над преступниками, которым удалось избежать справедливого наказания?

— Э-э… ну да, — сказал я.

— Мне очень неприятно говорить вам это, сэр, но Кларенс Паунд — бывший почтовый работник, уволившийся из-за серьезного психического расстройства. Раз в несколько месяцев он на некоторое время перестает принимать лекарства, и тогда начинает воображать себя каким-то суперполицейским. Если он будет причинять вам беспокойство, дайте мне знать; мы заберем его и доставим к его лечащему врачу.

— Нет-нет, он совершенно не причинил мне никакого беспокойства. Большое спасибо.

Я повесил трубку как раз, когда он спрашивал: «А кто вы…»

Итак, мистер Паунд — всего-навсего шизик. Я должен быть готов к встрече с ним.

День 21. Я спал в своей студии, когда он вломился в нее. Я проснулся и увидел, что он смотрит на мои картины. В одной руке у него был пистолет, а в другой — фонарик.

— Они пустые, — сказал он. — Все эти холсты просто замазаны белой краской!

— Нет, — сказал я. — Просто это очень тонкая живопись. Их нужно рассматривать очень внимательно.

— Они пустые! Ты просто шизик!

— Ничего подобного; это ты — шизик! Ты — бывший почтовый работник, а никакой не полицейский! Ты никогда и не был полицейским!

— Это ложь! — он направил на меня пистолет.

— Это правда. Ты не полицейский.

Внезапно он сел — у него словно бы подкосились ноги. Долгое время он не говорил ничего. Я уже собрался подойти и отобрать у него пистолет.

Затем он начал говорить тихим, безразличным голосом. Он объяснил мне, кто он такой на самом деле, и мне все стало ясно.

Его зовут мистер Карлос Паунд, он владелец очень известной художественной галереи в Нью-Йорке. Сегодня мы соберем все мои картины и погрузим в его микроавтобус. Он отвезет меня в Нью-Йорк, где организует для меня персональную выставку.

Ручаюсь, мы устроим настоящий фурор.

Я ждала в коридоре, чтобы первой подойти к двери, когда раздастся звонок, но мама все же опередила меня. Она держала моллюска-шпиона осторожно, двумя пальцами, словно ручные цимбалы; на нем мигал зеленый огонек, свидетельствуя о готовности. Раковина моллюска была из серого текстурированного алюминия, это выглядело одновременно комически и пугающе; но вообще-то у нас в доме всегда так — никогда не знаешь, смеяться тебе или плакать.