Смена администрации в США означает заметное изменение в определении и проведении американской внешней политики. Администрация Картера не была исключением. Если при Никсоне и Форде и были какие-то колебания или отклонения от общего курса их политики, то в целом политика, особенно в отношении Советского Союза, в основном сохранялась, равно как и участие Киссинджера в формировании политики. Теперь же произошли значительные изменения не только в том смысле, что к власти пришла другая партия, но и прежде всего в том, что на исторической арене оказались совершенно другие личности, которые накладывали свой отпечаток на внешнюю политику США.

Пожалуй, ни у одного из современных американских президентов не было такого разброда и споров вокруг вопросов внешней политики среди высших должностных лиц администрации, как при Картере. Это в первую очередь относилось к его основным советникам по внешней политике госсекретарю Вэнсу и помощнику президента по национальной безопасности Бжезинскому. Если госсекретарь имел немалый опыт практической работы в предыдущих администрациях и вообще был человеком, придерживающимся уравновешенных и осторожных взглядов, то помощник президента, человек весьма энергичный и напористый, пришел на этот пост с академической работы в университетах, причем придерживался позиции воинствующего антикоммунизма и проявлял склонность к концептуальным взглядам, не учитывавшим подчас конкретные реалии международных отношений. Оба были по-своему весьма эрудированными людьми, но основная беда (для администрации) заключалась в том, что они не могли совместно выработать общее направление внешней политики. А Картер сам оказался не в состоянии дать такое твердое и последовательное направление. Получалось как в известной басне Крылова: лебедь, рак и щука в одной упряжке.

Отсюда постоянная борьба главных советников за влияние на президента, за возможность нашептать „на ухо президенту". Вашингтонский дипкорпус внимательно следил за этим постоянным „перетягиванием каната", который более энергично тянул на себя Бжезинский.

Отсюда и зигзаги во внешней политике, и в частности в том, что касается отношений с СССР. В картеровской администрации политика разрядки с самого начала рассматривалась как сочетание „соперничества и сотрудничества". Это не вызывало разногласий внутри новой администрации. Однако разногласия возникали вокруг вопроса о том, на что именно в этом сочетании надо делать упор и как конкретно проводить эту политику на практике. Бжезинский видел главное в глобальной стратегической борьбе. Вэнс же считал, что не следует слишком преувеличивать значение этого фактора, ибо имелись важные области для взаимного сотрудничества и достижения определенных договоренностей. Короче, в администрации не было единства по важным проблемам отношений с СССР.

Главным недостатком Картера было, пожалуй, неумение оценивать в долгосрочной перспективе важнейшие проблемы во всей их совокупности. Картер и его советники нередко пытались решить проблемы спонтанно, выхватывая то один, то другой „горячий вопрос". Подчас это делалось не так, как того требовали долгосрочные интересы, а лишь для того, чтобы смягчить политическое и иное давление внутри страны вокруг такого вопроса, ублажить те или иные влиятельные группы.

Отмечу и такой серьезный недостаток, как отсутствие у администрации четкой и постоянной концепции приоритетов во внешней и внутренней политике. Так, она занялась вызвавшими в стране споры договорами о Панамском канале, отложив заключение почти готового соглашения с ССР по ОСВ, а затем весьма непоследовательно вела переговоры по этой проблеме. Если бы Картер сконцентрировал сразу всю энергию на ОСВ, то это соглашение могло бы быть подписано и ратифицировано уже в первый год его президентства. Это могло бы задать совсем иной курс нашим взаимоотношениям. Во всяком случае, таково мое личное убеждение.

В Москве вначале вообще недоумевали, куда Картер ведет дело в отношениях с Советским Союзом. У него (если судить, например, по его первоначальной интенсивной переписке с Брежневым) были вроде хорошие и конструктивные намерения. Однако, когда дело доходило до конкретного формулирования внешней политики, то тут в действия Картера неожиданно врывались такие факторы, которые вели к совершенно иным результатам, озадачивая многих сторонников нормализации советско-американских отношений. Деятельность администрации, по существу, свидетельствовала, что в целом она не собиралась делать отношения с нашей страной (за исключением ОСВ) основным приоритетом своей внешней политики, рассматривая СССР в конечном счете как главного противника США на международной арене.

Большой вред отношениям с Москвой наносило публичное увлечение Картера моральными концепциями, рассчитанными главным образом на внешний эффект и на массовую поддержку в стране без должного учета ущерба, наносимого отношениям с Советским Союзом. Возможно, на первом этапе Картер и не собирался умышленно превращать, например, проблему прав человека в СССР в один из главных вопросов своей политики в отношениях с Москвой. Однако из-за особой чувствительности советского руководства к этому вопросу он неизбежно должен был стать таковым. А это наряду с некоторыми другими первоначальными просчетами администрации привело к тому, что необходимое конструктивное направление в советско-американских отношениях уже в начальный период правления Картера оказалось сбитым с основного курса. К тому же позиция Картера, занятая в отношении прав человека в СССР, сводилась в основном к достижению поставленной цели через средства массовой информации, а не через традиционные дипломатические каналы, как это было при предыдущих администрациях.

У меня сложилось впечатление, что Картер ошибочно считал, что такая его шумная кампания против СССР, принося ему большое „паблисити", в то же время не очень повредит отношениям с Москвой, учитывая ее заинтересованность в договоренности по ОСВ.

В Москве же придерживались прямо противоположных оценок и взглядов. Больше того, там считали, что Картер одним из основных направлений своей внешней политики сделал преднамеренное вмешательство во внутренние дела нашей страны, подрыв и изменение режима в СССР, равно как и в странах Восточной Европы. Отсюда и все разногласия с его администрацией. Хотел ли этого сам Картер или нет, но его политика фактически исходила из увязки политики разрядки с внутренней обстановкой в СССР, что было резким и серьезным отходом от политики всех предшествующих администраций в США, и заведомо обрекала его на постоянно натянутые отношения с Москвой.

Надо сказать, что советское руководство пыталось через каналы „тихой дипломатии", вплоть до переписки на высшем уровне, „урезонить" Картера. Однако все это было напрасно. Не помогла и публичная критика со стороны СССР.

Демонстрируя упорство и раздражение, Картер отвергал и обращения к нему по этому вопросу видных американских общественных деятелей, которые выражали обеспокоенность по поводу ухудшения советско-американских отношений. Одному из конгрессменов он прямо сказал, что нет нужды беспокоиться „каждый раз, когда чихает Брежнев". Конечно, Картер мог, когда хотел, игнорировать Брежнева. Но как тогда реально он собирался строить долгосрочные отношения с Советским Союзом в тот конкретный исторический период? Большого реализма в практической политике Картера тут не просматривалось. Но он был увлечен своим „крестовым походом".