Президент, по словам Вэнса, в принципе согласился с этим. Согласился он и с его предложением, чтобы канал связи с советским руководством осуществлялся через госсекретаря, а не через „сотрудников Белого дома". Не знаю, однако, добавил Вэнс с сомнением, будет ли это осуществляться на практике. (Я тоже не очень верил обещаниям Картера, которые он давал уходящему госсекретарю.)

Суммируя далее впечатления от своей последней беседы с президентом по иранскому вопросу, Вэнс сказал, что в предстоящие недели из Белого дома будут по-прежнему раздаваться время от времени „воинственные заявления" и угрозы применить силу против Ирана. Однако в Москве должны знать, заметил он, что это будет в основном риторика, ибо президент убедился теперь, что военный путь не приведет к решению проблем заложников.

Будет, к сожалению, и враждебная риторика в адрес СССР с учетом предвыборной кампании в США. Однако новых практических шагов, направленных на дальнейшее ухудшение отношений, судя по всему, предприниматься не будет. Так во всяком случае Вэнс понял президента. Но твердых гарантий на этот счет Вэнс дать не может. Картер слишком эмоционален и поддается влиянию со стороны.

Вэнс сказал, что будет постоянно жить в Нью-Йорке и вернется к прежней юридической практике. Он обещал Картеру, что готов негласно высказывать ему свою точку зрения по важнейшим вопросам международных отношений. Не знаю, добавил с горькой усмешкой уходящий госсекретарь, захочет ли, однако, президент интересоваться моим мнением в будущем.

Вэнс тепло отметил, что ценит деловое сотрудничество и хорошие личные отношения, которые установились у меня с ним в эти годы.

Поблагодарив, я искренне ответил ему тем же. С ним у меня действительно сложились дружественные отношения, хотя это и было непросто в период напряженности международных отношений. Пожалуй, в истории советско-американских отношений было немного госсекретарей, которые так добросовестно, без большого шума и рекламных жестов делали столь нужное дело, добиваясь выправления этих отношений.

Вскоре было объявлено о назначении новым госсекретарем сенатора Маски. Правда, пробыл он на этом посту недолго, менее года.

В эти же дни у меня был Уотсон, американский посол в Москве. Он прилетел всего на пару дней, чтобы разобраться, что послужило причиной ухода Вэнса. Сам Уотсон хотел подать в отставку вместе со своим другом Вэнсом, так как не видел для себя никаких перспектив для плодотворной работы в Москве.

Посол доверительно сообщил о трудностях, с которыми он сталкивается при установлении контактов в Москве: в связи с афганскими событиями Белый дом запретил ему проводить какие-либо завтраки или ужины с высокопоставленными официальными лицами, если при этом к тому же участвуют несколько человек. Указанный „бойкот" не распространяется лишь на старших сотрудников МИД, с которыми посольство поддерживает рабочие контакты.

В конце концов, он согласился с просьбой Вэнса побыть на своем посту до конца года (т. е. до президентских выборов). Вэнс опасался, что смена доброжелательного Уотсона каким-либо ставленником Белого дома может еще больше ухудшить отношения.

Бывший госсекретарь Вэнс пригласил меня с женой (8 июня) к себе домой на семейный прощальный ужин. После ужина мы уединились с ним для беседы. В целом это было взаимное признание в дружественных чувствах и доверительных отношениях, которые сложились между нами. Мне, откровенно говоря, было действительно жаль, что человек такого калибра покидает администрацию США в сложный период.

Мне бросилось в глаза, что по ходу беседы Вэнс практически — причем отнюдь не из вежливости — не возражал против нашей критики в адрес администрации, а порой и соглашался с этой критикой. Он не скрывал своего критического отношения к курсу, которому следует Картер в советско-американских делах, хотя и избегал прямо называть его по имени.

Судьба советско-американских отношений очень тревожила Вэнса. Вначале — с осени прошлого года — ему казалось, что тактика Белого дома в этой области в значительной степени временно окрашивалась предвыборными соображениями: президент считал, что в сложившейся обстановке антисоветская риторика поможет его кампании. Однако сейчас Вэнс пришел к выводу, что дело обстоит сложнее, ибо речь идет, по существу, об отказе от политики диалога и договоренности с СССР и переходе к длительной конфронтации с ним. Короче, и после выборов, если победит Картер, эта политика сохранится, во всяком случае пока советские войска находятся в Афганистане. Так по крайней мере в своем окружении президент излагал позицию администрации в отношении СССР.

Я, продолжал мой собеседник, разумеется, не одобряю ввод советских войск в Афганистан. Но я реалист, ибо бывают ситуации, когда великая держава не может поступить иначе. Значит, надо искать взаимные пути выхода, а не проводить курс голой конфронтации.

Бывший госсекретарь согласился, что политика администрации в отношении Пекина является, пожалуй, одним из наиболее опасных элементов ее нынешнего внешнеполитического курса. Вначале эта политика разрабатывалась не как самостоятельный элемент внешней политики США, а проводилась под углом зрения ответного „раздражителя в отношении русских" в качестве реакции на „их экспансию в Африке и Азии". Теперь это становится курсом политики.

Использование „китайской карты" против СССР президенту казалось полезным и с точки зрения предвыборной кампании, в которой вообще — в силу известных причин — преобладают враждебные СССР тона. Однако Вэнса с самого начала беспокоило, как бы эта „китайская карта" из области эмоций, как двигателя такой политики, не перешла в область продуманной долгосрочной политики США, которая сохранится и после выборов. Пока Вэнс был госсекретарем, он, по его словам, постоянно предупреждал президента против опасности такого курса, ибо китайцам доверять нельзя. Президент вроде соглашался с ним, проявляя некоторую сдержанность. Сейчас, наблюдая за быстрым сближением Вашингтона с Пекином, Вэнс больше не уверен, что президент будет проявлять сдержанность в этом вопросе, в том числе в военном и в политическом сотрудничестве.