На такое количество инспекций Хрущев не пошел; более того, в конце концов, он вновь вернулся к старой позиции — никаких инспекций на местах.

Известный американский ученый Сиборг, одно время возглавлявший правительственную Комиссию по ядерной энергии, впоследствии с сожалением рассказал мне, что это он настойчиво рекомендовал Кеннеди. предложить 8-10 инспекций. Он был уверен, что удастся найти компромисс, где-то посередине: 5–7 инспекций. Если бы я знал тогда, сказал Сиборг, что Хрущев может даже взять обратно свое предложение о 2–3 инспекциях на местах, то я бы непременно рекомендовал тогда президенту принять это предложение. Ведь для американской стороны было очень важно впервые зафиксировать сам принцип инспекций на местах, против чего так упорно и долго возражала советская сторона.

Так была упущена одна из важных возможностей договориться, которых было немало за длительную историю советско-американских отношений. А ведь договоренность о полном прекращении ядерных испытаний, помимо прочего, могла бы резко замедлить гонку ядерных вооружений. Не было бы ракет с разделяющимися головными частями. Не было бы и крылатых ракет. Сейчас вообще этот срыв договоренности выглядит как большое недомыслие наших руководителей того периода. Ведь в настоящее время различные договора предусматривают сотни инспекций в год на иностранных территориях.

Интересно отметить, что в беседах со мною министр обороны Макнамара, а также видные ученые Оппенгеймер, Силлард и Визнер отмечали, что недавний кубинский кризис усилил в стране противодействие прекращению испытаний ядерного оружия. Резко возросли настроения в пользу необходимости совершенствования ядерного оружия США, а значит, и продолжения ядерных испытаний, как средства предотвращения ядерной войны, призрак которой рядовые американцы впервые реально почувствовали в дни кубинского кризиса. Фигурально говоря, страх перед ядерной войной перевешивал в ряде случаев страх перед вредными для жизни последствиями ядерных испытаний. Все это искусно использовалось республиканцами и поддерживающими их воинствующими учеными типа Теллера.

В начале апреля Томпсон в неофициальной беседе выразил неудовлетворенность по поводу общего достаточно пассивного состояния отношений „между Белым домом и Кремлем". Надо бы их как-то стимулировать.

Я сказал ему, что разделяю эту озабоченность, но не может ли он предложить что-то более конкретное?

— У меня возникла мысль, — ответил он, — предложить президенту послать для личной встречи с Хрущевым одного из близких к нему людей, например, Раска, Р.Кеннеди или Гарримана. Ваше мнение на этот счет?

Я сказал, что в личном плане поддерживаю его идею и готов сделать это и перед Москвой. На мой взгляд, наиболее подходящей кандидатурой был бы Раск.

Развивая свою мысль, Томпсон отметил, что для президента, помимо всего прочего, важно конкретно строить свою предвыборную кампанию на определенных вопросах, но для этого он должен иметь ясное представление о возможных перспективах наших отношений на ближайшие год-два.

Наиболее многообещающим и желательным в окружении президента считают следующий порядок: достижение соглашения в Женеве о прекращении испытаний ядерного оружия в течение ближайших 2–3 месяцев, подписание его министрами (возможна поездка Раска в Москву), представление парламентам обеих стран на ратификацию (июль-август) с последующей встречей Кеннеди с Хрущевым (август-сентябрь) для обмена ратификационными грамотами и обсуждения международного положения. К этой встрече можно было бы подготовить и подписание некоторых двусторонних соглашений, например, о воздушном сообщении между СССР и США, консульской конвенции. Одновременно главы правительств могли бы дать новые директивы, способствующие успеху переговоров по германскому вопросу и по различным аспектам разоружения.

Я сказал Томпсону, что изложенный им возможный сценарий действий представляется целесообразным и над ним следовало бы взаимно поработать.

Спустя несколько дней Томпсон передал личное послание президента Хрущеву, в котором, в частности, высказывалось предложение о целесообразности приезда в Москву в мае личного представителя президента для обсуждения с советским премьером комплекса вопросов и откровенного неофициального обмена взглядами.

Свое послание Кеннеди заканчивал словами: „Мы живем в трудное и опасное время, и каждый из нас несет большую ответственность перед нашими семьями и перед человечеством. Давление со стороны тех, кто придерживается менее терпимых и менее миролюбивых взглядов, очень велико, но я заверяю Вас в моей личной решимости всегда работать для укрепления мира во всем мире".

Через пару дней Раск передал проект совместной декларации о непередаче ядерного оружия (от имени США, СССР, Англии и Франции). „Эти страны, отмечалось в нем, торжественно заверяют, что они не будут передавать любое ядерное оружие непосредственно или косвенно, через военные союзы, под национальный контроль отдельных государств, которые сейчас не владеют ядерным оружием, и что они не будут помогать другим государствам в производстве такого оружия".

29 апреля я сообщил президенту Кеннеди (через Томпсона) о готовности Хрущева принять для неофициального обмена мнениями ответственного представителя президента.

Почти в это же время Хрущев встречался в Москве с послом США Колером и послом Англии Тревельяном, которые передали ему идентичные послания Кеннеди и Макмиллана, касающиеся запрещения испытаний ядерного оружия, призывая его согласиться на увеличение числа ежегодных инспекций (между тремя и семью).

Хрущев заявил в ответ: „Так что же вы от нас хотите, чтобы мы, ничего не приобретая, открыли целые районы нашей страны для иностранной разведки? Ведь даже когда Советское правительство согласилось на 2–3 инспекции, западные державы захотели так развернуть такую инспекцию, чтобы охватить чуть ли не полстраны. Но на это мы не пойдем. Я начинаю ругать себя за согласие на проведение 2–3 инспекций на территории СССР. Теперь я вижу, что надо отказаться от этого предложения. Для обеспечения должного контроля достаточно установить 2–3 автоматические сейсмические станции. А теперь я же оказался в дураках, потому что как только мы выдвинули свое предложение, нам сразу же ответили требованием о проведении 8-10, а теперь 7 инспекций в год, на что СССР пойти не может. Всякие дальнейшие уступки будут уже уступками не Кеннеди, а Голдуотеру и прочим „бешеным".