Соловьёва Наталья
Шрифт:
- Что вы наделали? Зачем вы ее так?!
- Она хотела взять автомат! Вы что не видели? – сказал Карл Лейбниц.
- Она же девчонка, ей всего лет восемнадцать!
- Что слишком красивая? Это не девушка, это солдат! Солдат Красной Армии, такой же как все.
- Она наверное медсестра?
- Я вас понимаю, вы всегда теряете голову при виде красивой женщины. Берегитесь фельдфебель, когда-нибудь это вас погубит.
Я был не в силах вынести этой сцены и ничего кроме омерзения, в том числе и к себе не испытывал. Мне все опротивело, до такой степени, что я готов был наложить на себя руки. Сдаться в плен? Но этого я тоже боялся, что со мной будет? А главное, как мне смотреть этим людям в глаза, после всего, что я делал? После тех зверств, которые творились на моих глазах? Мне было страшно, я думал лучше погибнуть, все равно, от штыка или от пули. Еще долго эта сцена стояла у меня в глазах, как та, когда я долго не мог прийти в себя, после того как на моих глазах была сожжена деревня.
Тянулись дни, которые являлись тяжелой рутиной. Постоянные задания, где мы высиживали часами, наблюдая за советскими позициями, не спали ночами, каждый раз возвращались назад, рискуя быть убитыми, попав в засаду или нарвавшись на мины. Жили в блиндажах, землянках, сидели в окопах, в пыли и в грязи, не имея возможность нормально помыться или справить нужду. Если были временные казармы, то это казалось за счастье. И когда мне хотелось домой, обнять свою маму, сестренку, выспаться в мягкой постели, увидеть дочь, не имея для этого хоть малейшей возможности, я готов был проклясть все на свете.
Осенью 42-го года с задания не вернулись еще трое наших товарищей, они погибли нарвавшись на мины. Среди них были Ганс Шварц, Петер Райхнер и заместитель командира взвода - лейтенант Карл Лейбниц. Меня вызвали в штаб к командиру разведподразделения и назначили заместителем командира взвода, присвоив звание лейтенанта. Не сказать, что я сильно был этому рад, но делать было нечего.
Развлечений конечно на войне было мало. Однажды вечером мы отправились в сельский клуб или бывший дом культуры, в небольшом городке, где располагался наш гарнизон. Там устроили бар, трактир и рядом нечто вроде борделя, куда собрали женщин и молоденьких девушек, которые должны были обслуживать немецких офицеров. Простым же солдатам вход туда был запрещен.
За столиками сидело много народу, они пили, гуляли, веселились, играла музыка. Две девицы легкого поведения сидели на коленях у пьяных немецких офицеров и о чем-то оживленно болтали. До нас доносились обрывки разговора.
- Майне кляйне. Ту есть все русский девушка, такой красивый?! – говорил лейтенант на ужасном ломанном русском.
- О да, хэр официр!
- Я не могу, вы сводить меня с ума, я терять свой голова, это не прафильно! – рука его скользит по женским, бедрам и округлым коленкам.
- О, хэр официр, не так быстро! Вы слишком торопитесь, – отвечала ему девушка.
- Я давно так не расслаблялся. Черт, русские девушки действительно очень красивые, но чувствую, нам сегодня точно не обломится из-за этих козлов,– огорчился Алекс.
- Что поделаешь Алекс! Кажется, они нас опередили, – констатировал Пауль.
- Кристиан, у нас наверное еще девственник! – вставил Вилли.
Парень залился краской.
- Надо торопиться, а то убьют, так женщины и не попробуешь! – продолжал он шутить. Все засмеялись. Грех, конечно, так было над беднягой Кристианом.
– Ладно, найдем мы тебе русскую фрау! – ободрил я его.
На сцену вытолкнули несколько женщин и молоденьких девушек.
- Стройся, бистро, бистро! Шнель! Вы сейчас будьете дафать концерт для немецких официров. Ясно? Будьете пьеть русский народный песня.
Нам сделали объявление на немецком.
- Господа, прошу вашего внимания! Сейчас эти девушки споют для вас русские песни.
В зале раздался свист, хлопанье в ладоши, аплодисменты.
Им приказали и они запели:
То не ветер ветку клонит, Не дубравушка шумит То, мое, мое сердечко стонет, Как, осенний лист дрожит…Внезапно воцарилась тишина. Зал замолчал, а после разразился бурными аплодисментами. Немецкие офицеры снова хлопали в ладоши, кричали «Браво».
Ушли мы в конце концов сытые, пьяные и довольные, подходя к казарме, распевая и горланя свою любимую песню «Лили Марлен»:
Vor der Kaserne Vor dem grossen Tor Stand eine Laterne Und steht sie noch davor So woll'n wir uns da wieder seh'n Bei der Laterne wollen wir steh'n Wie einst Lili Marleen. Unsere beide Schatten Sah'n wie einer aus Dass wir so lieb uns hatten, Das sah man gleich daraus Und alle Leute soll'n es seh'n Wenn wir bei der Laterne steh'n Wie einst Lili Marleen. Schon rief der Posten, Sie blasen Zapfenstreich Das kann drei Tage kosten Kam'rad, ich komm sogleich Da sagten wir auf Wiedersehen Wie gerne wollt ich mit dir geh'n Mit dir Lili Marleen. Deine Schritte kennt sie, Deinen zieren Gang, Alle Abend brennt sie, Doch mich vergass sie lang Und sollte mir ein Leid gescheh'n Wer wird bei der Laterne stehen Mit dir Lili Marleen? Aus dem stillen Raume, Aus der Erde Grund Hebt mich wie im Traume Dein verliebter Mund. Wenn sich die spaeten Nebel drehn Werd' ich bei der Laterne steh'n? Wie einst Lili Marleen.Если перевести на русский очень точно и дословно, то это выглядело бы так:
Перед казармой, Перед большими воротами Стоял фонарь, И он еще стоит там, впереди Так давай мы там опять увидимся. Снова постоим у фонаря. Как когда-то, Лили Марлен. Наши две тени Выглядели как одна. Как нам было хорошо, Можно было бы сразу заметить. И все люди должны это видеть, Когда мы стоим у фонаря Как когда-то, Лили Марлен. Уже кричит часовой, Трубят вечернюю зорю.' Это мне может стоить трёх дней. "Товарищ, я уже иду!" Тогда сказали мы - до свидания. Как хотел я пойти с тобой! С тобой, Лили Марлен. Твои шаги знает он [фонарь], Твою изящную походку. Каждый вечер он горит, А меня он давно забыл. И если со мной приключится беда, Кто будет стоять у фонаря С тобой, Лили Марлен? Из тихого пространства, Из земной почвы Поднимет меня, как из сна, Твой влюблённый рот. Когда кружатся поздние туманы, Я буду стоять у фонаря. ' Как когда-то, Лили Марлен...