Я занял свое место, снял сапоги и вместе со всеми лег отдыхать.

 - Стрельбы что ли будут? – спросил один из солдат.

 - И стрельбы будут, и марш-броски по пять километров и все остальное, - ответил Ваня.- Полная боевая подготовка.

 - И когда начинают? – спросил Михаил.

 - Завтра с восьми утра, на 5 дней. Соседний батальон уже на учениях. Так что сегодня орлы отдыхайте, а завтра… Вообщем наслаждайтесь, свободой пока дают. Ваня обратился ко мне,- У вас боевая подготовка была?

 - Была, правда уже давно.

 - И что вы там проходили?

 - Все, почти то же самое. Марш-броски, еще метание ножей, гранат, технику рукопашного боя… Основная подготовка была в разведшколе, мы даже прыгали с парашютом.

 - И как оно?

 - Если честно, я первый раз чуть не наделал от страха. Потом конечно привык с третьего раза, а на четвертый даже понравилось, когда парашют раскрывался. У нас один прыгать не хотел, так его силой из самолета выбрасывали. Инструктор нас спрашивал: сами будете прыгать или помочь? Тут уже никуда не денешься.

 - Ясно, - засмеялся Мелешников.

 - Краузе, а русский ты откуда так хорошо знаешь? – спросил Гузынин.

 - У меня бабушка русская, из Одессы. Я жил у нее, когда был маленький, она меня научила.

 - Значит правда? Ваня нам рассказывал, что-то об этом, – сказал один из ребят.

– Дед у меня поляк, а отец немец. Родился я в Штеттене, это город немецкий, на границе с Польшей. Поэтому я три языка хорошо знаю, немецкий русский и польский.

 - Полиглот прямо! – изумился Леша.

 - Ничего особенного,- пожал я плечами, - просто у меня память хорошая, я же с детства учил.

 - А воевать, зачем пошел? – спросил Сергей.

 - В армию призвали, как всех. Меня не спрашивали. Я не хотел, отчим сдал меня в гестапо.

 - За что? – изумился Михаил.

 - В чем ты так провинился?- не удержался Владимир.

 - За все хорошее. Мы поссорились с отчимом, он мать мою обижал, а я за нее вступился. Три дня держали, даже пить не давали. Я раз туда попал, больше не хочу. Хотя… у вас тоже не лучше, такие звери!

 - Это ты про НКВД? – догадался Мелешников.

 - Там тоже, хорошо уговаривать умеют, - сказал я вздохнув.

 Ребята снова засмеялись.

 - Это они тебя уговорили? – спросил Ваня.

 - Меня чуть не расстреляли, - признался я, - я уже с жизнью простился, когда меня к стенке поставили, но дело не в этом… Я сам согласился, по собственной воле, я так решил. Обидно мне, вы за Родину погибаете, а я за что умирать должен? Только потому, что нашему фюреру так захотелось? Он много всего обещал, только нам все равно ничего не досталось бы, обманывают, как идиотов.

 - Это верно, фига вам с маслом, что перепало бы,- согласился Березин.

 - А если ты такой умный, - спросил Вячеслав, - что же тогда раньше не сдался?

 - Не знаю. Я считал это позором, боялся, что меня расстреляют или в Сибирь отправят. Нам говорили, что русские с пленными ужасно обращаются, думал лучше погибнуть, чем в плен.

 - Ха! В плен он боялся сдаться! Поднял бы ручки к верху, пощады бы попросил. Всего и делов то, - говорил Нестеренко

 - Не умею я пощады просить, гордость есть у меня дурацкая, лучше умру, чем пощады попрошу! Такой у меня характер, наверное... Даже когда у стенки стоял, я и тогда пощады просить не стал. Не знаю, почему меня не расстреляли.

 - А гранату, зачем тогда достал гаденыш? Тоже, сдохнуть хотел, смертью «героя»?

 - Я гранату достал? – удивился я.
– Не помню, я даже тогда не понимал что делаю. Вы же стрелять стали, все равно бы убили.

 - Он прав! Мы их всех положить уже хотели, - сказал Володя.

 - Я же не мог, так на месте стоять, ждать пока меня расстреляют, как идиот. Это было бы глупо! Когда меня ранили, я первый раз так близко смерти в глаза заглянул, она даже не страшная совсем. Мы уже с задания возвращались, а тут выстрелы. Мы даже сразу понять не могли, откуда стреляют, я только увидел, как товарищи падают. Двоих вы сразу убили. Одного Кристианом звали, он совсем молодой был, всего девятнадцать. Я хоть с девчонками успел, а он даже девчонок не пробовал.

 - Не повезло! – сказал Миша.

 - Девственник что ли был? – спросил Костя.

 - Да. Один сын у матери. Жалко мне его, я его оберегал, как мог, он со мной сдружился. Наивный был, конечно, самоуверенный…

 - Ну, уж извини! – сказал Володя.

 - Ладно, - вздохнул я, - Я надеюсь, что им там уж уже хорошо. Бог с ними. Когда меня ударили ножом, я только почувствовал сильную боль, потом ничего не помню… Оказался где-то сверху, подумал что живой. Вижу, внизу какое-то тело лежит, вокруг трупы немецкие, а рядом «Иваны» стоят, понять ничего не мог, - сказал Славику.
– Я даже видел как ты меня обыскивал, документы наверное искал, по карманам шукал, потом часы с меня начал снимать.