— Ты с ума сошел, Ари. Ты ведь знаешь, до открытия никто не имеет права входить в музей.

— Костас, ради всего святого, речь идет об украшении, о маленькой драгоценной вещице: я заметил, что она уже три дня лежит у меня дома, директор потребует у меня объяснений, у меня будут неприятности. Сделай мне одолжение, клянусь, я все улажу за две минуты — ровно столько мне нужно, чтобы положить ее к другим предметам, найденным во время раскопок.

Цунтас некоторое время молчал.

— Хорошо, — сказал он, — я тебя впущу, но если подобное повторится, будешь сам выпутываться. Я тоже не хочу неприятностей.

— Спасибо, Костас, я буду у тебя через четверть часа.

— Ты должен приехать раньше. Если не успеешь — придется тебе уговаривать офицера второй смены, а он новенький. Он тебе не отопрет, даже если ты станешь плакать.

— Сейчас же еду. Я трижды постучу в заднюю дверь.

— Хорошо, пошевеливайся.

Цунтас повесил трубку и достал из ящика ключи, намереваясь отключить сигнализацию в восточном секторе музея. «Некоторые люди совсем потеряли здравый смысл, — подумал он. — Как можно просить о подобном одолжении? Ведь я рискую своим местом, черт возьми!»

С другой стороны, Ари — хороший малый, честный человек, и он казался столь обеспокоенным.

Он подождал минут десять, потом снова прошел через кикладский зал и отправился в служебную зону. Отключив сигнализацию, он вскоре услышал, как кто-то трижды постучал во входную дверь и знакомый голос произнес:

— Это я, Ари, открой, прошу тебя.

— Входи и поторопись. Через пять минут я снова включу сигнализацию. Постарайся убраться к этому времени.

— Я как раз успею спуститься и подняться обратно, — проговорил Ари, протискиваясь сквозь приоткрытые створки двери и с великой поспешностью бросаясь вниз по лестнице, ведущей в подвал.

Костас пошел обратно, бормоча что-то, но тут снова зазвонил телефон.

— О Господи, — сказал старик, ускоряя шаг, — кто бы это мог быть на сей раз? Тридцать лет все было спокойно, а тут за десять минут… О святые небеса, святые небеса! Не хватало только, чтобы…

— Национальный археологический музей, — произнес он, снимая трубку и пытаясь справиться с волнением.

— Генеральный директор Департамента античных ценностей. С кем я говорю?

— Я начальник охраны Костас Цунтас. Слушаю вас, господин директор.

— Я звоню из полицейской машины. Через пять минут мы будем у входа, откройте нам, мы должны провести досмотр.

Старику показалось, будто он умирает, однако он попытался выиграть время:

— У меня нет полномочий кому-либо открывать в столь поздний час. Если вы действительно господин директор, то знаете, что мы проходим подобные проверки и должны отвергать любые требования такого рода. Мы не имеем права подчиняться голосу по телефону.

— Вы совершенно правы, господин Цунтас, — произнесли на другом конце провода. — Я подсуну под дверь приказ на бланке министерства и свое удостоверение личности. Со мной капитан Караманлис из полиции Афин. Благодарю вас за ваше усердие.

Цунтасу едва хватило сил ответить:

— Я посмотрю ваши документы, сударь, и лишь тогда решу, следует ли открывать дверь, — после чего повесил трубку и тяжело рухнул на стул.

Ари! Нужно немедленно выпроводить его, прежде чем явится инспекция. Быть может, кто-то видел, как он входил, и позвонил в полицию — да, другого объяснения нет. Он встал и бросился бегом к лестнице, ведущей в подвал.

— Ари! Ари! Выходи немедленно, сюда едет полиция с инспекцией.

Ответа не последовало. Он спустился вниз, перепрыгивая через две ступеньки, рискуя сломать ногу, и добрался до входа в хранилище.

— Ари! Выходи оттуда, к нам инспекция, они будут здесь с минуты на минуту!

Его слова эхом отдавались от голых кирпичных стен подвала, но, когда отзвук умолк, огромное здание снова погрузилось в тишину.

Он схватился за ручку двери: она была заперта. Ари уже ушел, хвала небесам. Цунтас лихорадочно стал искать на связке ключей тот, что открывал дверь хранилища. Он хотел удостовериться, что все в порядке. Отперев дверь, он зажег свет и быстро все осмотрел. Все было на своих местах. Он запер дверь и снова вернулся на первый этаж. Старик запыхался: от избыточного веса, возраста и волнения прерывалось дыхание. Зазвенел звонок на входной двери, а потом раздался оглушительный стук, от которого, казалось, задрожало все здание. Кто-то колотил в дверь каким-то предметом, и от грохота дрожали залы и коридоры по всему музею.

Костас подошел ко входу, поправил форму, вытер пот, обильно лившийся у него со лба, а потом закричал, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже:

— Кто там? Чего вы хотите?

— Это генеральный директор, Цунтас, вместе с капитаном полиции Караманлисом. Я звонил вам несколько минут назад. Сейчас я передам вам приказ на гербовой бумаге, как и обещал, а также удостоверения личности — мое и капитана Караманлиса: проверьте все и немедленно открывайте. Любое неподчинение после этого будет воспринято как нарушение субординации со всеми вытекающими последствиями.