Таскинар ненавидел Уильяма Кольдерупа. Он завидовал его состоянию, положению в обществе и репутации. И при этом презирал миллионщика, как только толстый может презирать тощего. Не впервые коммерсант из Стоктона пытался взять верх над богачом из Сан-Франциско, пусть даже в ущерб своей выгоде. Кольдеруп прекрасно знал о том и всякий раз при встрече выказывал пренебрежение к толстяку, чтобы вывести его из равновесия. В частности, Таскинар не мог простить своему сопернику последнего успеха, когда тот буквально разгромил толстяка на выборах. Несмотря на все усилия, угрозы и даже клевету, не говоря уже о тысячах долларов, истраченных на доверенных лиц, в Совете Сакраменто заседал не он, Таскинар, а Уильям Кольдеруп.

И вот этот неудавшийся законодатель пронюхал, что Кольдеруп задумал приобрести необитаемый остров. По правде сказать, Спенсер был ему так же не нужен, как и его противнику. Но это не имело ни малейшего значения, ибо представлялся новый случай вступить в борьбу, сразиться, а может быть, и победить. Такого случая Таскинар упустить не мог.

Теперь читателю понятно, почему он оказался в то утро в зале аукциона, в толпе любопытных, и почему медлил, выжидая, пока соперник не увеличит и без того высокую цену?

И только в тот миг, когда Уильям Кольдеруп уже считал себя обладателем острова, Таскинар выкрикнул оглушительным голосом:

— Миллион триста тысяч долларов!

Все обернулись.

— Толстяк Таскинар! — раздались голоса в толпе.

Это имя переходило из уст в уста.

Еще бы! Ведь толстяк — известная персона, какой-то математик даже доказал с помощью дифференциальных вычислений, что масса Таскинара оказывает заметное влияние на массу спутника Земли и даже значительно нарушает лунную орбиту.

Но не комплекция стоктонца интересовала сейчас собравшихся на аукционе: все были взбудоражены, пытаясь угадать, на который из двух денежных мешков стоило делать ставку. Оба соперника чертовски богаты, и победа для них — вопрос самолюбия. После первого волнения в зале снова наступила такая тишина, что можно было услышать, как паук ткет свою паутину. Тягостное молчание нарушил возглас Дина Фелпорга:

— Миллион триста тысяч долларов за остров Спенсер!

Он встал, чтобы лучше следить за игрой на повышение.

Уильям Кольдеруп повернулся в сторону Таскинара. Все расступились перед соперниками. Богач из Сан-Франциско и богач из Стоктона оказались лицом к лицу. Справедливость заставляет заметить, что ни один из них не согласился бы первым опустить глаза.

— Миллион четыреста тысяч! — сказал Кольдеруп.

— Миллион пятьсот тысяч! — произнес Таскинар.

— Миллион шестьсот тысяч долларов!…

— Миллион семьсот тысяч долларов!…

Не походило ли это на историю двух капиталистов из Глазго, поспоривших, чья заводская труба будет выше, рискуя даже навлечь катастрофу? Только в данном случае трубы состояли из золотых слитков.

Услышав последнюю надбавку Таскинара, Уильям Кольдеруп задумался, не решаясь снова ринуться в схватку. Таскинар же, напротив, рвался в бой и не хотел ни минуты тратить на размышление.

— Миллион семьсот тысяч долларов! — повторил аукционщик.— Продолжайте, господа. Ведь это сущая безделица.

Все ждали, что Фелпорг, следуя своей профессиональной привычке, непременно добавит: «Вещь стоит гораздо дороже!»

— Миллион семьсот тысяч! — орал Джинграс.

— Миллион восемьсот тысяч! — произнес Уильям Кольдеруп.

— Миллион девятьсот тысяч! — не отступал Таскинар.

— Два миллиона! — не задумываясь, крикнул Кольдеруп и чуть-чуть побледнел, но всем своим видом он давал понять, что так легко не сдастся.

Таскинар был вне себя. Огромное лицо толстяка напоминало теперь красный диск железнодорожника, которым останавливают поезда. Но, видно, Кольдеруп, не считаясь с сигнализацией, продолжал разводить пары. Таскинар это почувствовал. Кровь еще больше прилила к его лицу. Толстыми пальцами, унизанными бриллиантами, он теребил массивную золотую цепочку от часов, затем, взглянув на своего противника, на минуту закрыл глаза и снова открыл. Такой ненависти, казалось, не способен выразить человеческий взгляд.

— Два миллиона пятьсот тысяч! — изрек наконец богач из Стоктона, надеясь последним маневром устранить дальнейшую надбавку.

— Два миллиона семьсот тысяч!— спокойно бросил Уильям Кольдеруп.

— Два миллиона девятьсот тысяч!

— Три миллиона!

Да! Уильям Кольдеруп из Сан-Франциско действительно назвал цифру в три миллиона долларов!

Разразились аплодисменты, но они тут же смолкли, ибо Дин Фелпорг, повторив последнюю сумму, поднял молоток и приготовился снова опустить его. Даже он, искушенный аукционист, привыкший ко всяким неожиданностям, на этот раз не мог больше сдерживаться.