— То-то — пойми! — сказал Телкин. — А то распелся: Капушаны — Мишкольц, девятая ударная, котел!.. На олуха напал!.. На вот, завяжи бинт! — И добавил: — Тебя где взяли?

— Под… под Ныирбакта… — запнувшись, ответил Кандыба, и пальцы, затягивающие узел на телкинском бинте, дрогнули.

— Так чего ты мне про восемнадцатую стрелковую плел?! Чего?! Под Ныирбакта же триста пятьдесят шестая стрелковая и гвардейская житомирская стояли! — воскликнул Телкин, на ходу выдумывая номера и названия частей. — А ты — гвардеец! Значит, ты из житомирской! Факт?

— Факт, — торопливо сглатывая слюну и вытягивая рожу в улыбке, подтвердил Кандыба, уже полностью подчинившийся воле Телкина. Он даже не вспомнил, как говорил, будто его дивизии звание гвардейской присвоили после Сталинграда.

— Ну вот! — воскликнул Телкин и трахнул кулаком по плечу Вавилова — Кочуры. — Ну вот!.. Чудо-юдо!.. А я из десятого полка дальней бомбардировочной!.. Живы будем — приезжай ко мне в полк! Я тебе канистру спирта поставлю! Приедешь?

— Приеду…

— Чудо! — сказал Телкин. — Ты не морщись! Это я тебя на радостях! Черт! Я же так рад, что договорились мы!

Он опять поддел соседа кулаком под ребра.

«Вытерпишь, слизь! — злорадно подумал штурман. — Ты у меня все вытерпишь!» И тот стерпел.

— Ну, лады! — сказал Телкин. — Да! Как твоя фамилия настоящая-то?

Некуда было деваться Кандыбе от беспощадно-веселого взгляда лейтенанта, и, ерзнув, он чуть не проговорился:

— Кан… Канюков… Канюков мое фамилие.

— Фамилия, — тотчас поправил Телкин. — Капитан, а говоришь неграмотно. Как тебе капитана дали? А? Или за героизм особый?

Он знал: он ничем не рискует, этот слизняк все съест, и церемониться с ним не стоит. Наоборот, чем бесцеремонней себя с ним вести, тем лучше. — В разведке же…

— Ага! Значит, за героизм! — сказал Телкин. — Н-да… А мне вот как присвоили лейтенанта после училища, так и топаю с двумя звездочками… Хотя, конечно, теперь нам все равно с тобой, сколько у нас звездочек. Мне даже лучше. С лейтенанта спрос меньше, чем с капитана, да еще разведчика!

— Чего? — никак не мог опомниться сосед.

— Ну, как это «чего»? — развел руками штурман. — Тебе и по званию и по должности больше знать полагается, ну, значит, больше и подкинут горячих… Били ведь?

— Чего?.. А! Били…

— Еще не так будут! — пообещал Телкин. — Ты даже представить не можешь, что тебя ждет!.. Или ты мне врешь? Опять врешь, а? Капитан? Ведь врешь! Ей-богу, врешь!

— Но… Что?.. Чего ты?..

— Врешь! — сказал Телкин. — По глазам вижу, что врешь!

— Чего ты? Чего ты?..

Телкин нагнулся к уху мнимого капитана и горячим шепотком посоветовал:

— Да ты признайся! Чего уж там! Признайся, слышь?

— В чем? В чем? — дико взглянул сосед.

— Да в том… в этом самом… Ну?

— А? — невольно переходя тоже на шепот, откликнулся Кандыба.

— Давай, давай! — поощрял Телкин. — Чего давать?

— Признавайся!

— В чем?

— Да ведь ты же все сказал там… — Телкин ткнул большим пальцем в потолок. — Сказал, капитан! Не пялься! Сказал! Я же вижу!

— Не… — неуверенным голосом запротестовал Кандыба. — Не… Я не сказал… Что ты? Не сказал…

— Сказал! — оборвал Телкин. — Брось со мной вилять! Ты все сказал!

— Ты… — выдохнул мнимый капитан, отодвигаясь от штурмана и готовясь вскочить. — Тебе чего?

Телкин был начеку. Он властно удержал мнимого капитана за руку.

— А того! — сказал он. — Не шеперься, дурак! Я не КГБ! Меня же тоже били, понял? Не хуже, чем тебя били! Понял?

На толстых губах соседа заслюнявилась улыбка, но тут же погасла.

Испуганно вырвав руку из пальцев Телкина, он вскочил с нар:

— Не! Я не сказал! Я ничего не сказал! Меня не трожь!

— Ах, не сказал? — вскочил на ноги и штурман. — Не сказал, гад? Ну, молчи! Молчи! Значит, мало тебе кинули! Мало! А с меня довольно! Понял? Довольно с меня! И хрен с ним, с моим лейтенантством! Зато я жив буду, а ты подохнешь! Жди, что тебя освободят! Жди! Пока немцам котел устроят, ты десять раз с прадедушкой увидишься! А я жив буду!