Шрифт:
«Они же хотят, чтобы я стрелял! — лихорадочно думал Телкин. — Они дадут мне оружие!.. Надо ждать, пока дадут оружие!.. Только бы дали оружие!..»
К штурману приблизился Миних, потрепал лейтенанта по плечу, засмеялся.
— Пикник! На пикнике можно пить! Хотишь?
Он протягивал штурману флягу. От самого Миниха уже попахивало.
Телкин брезгливо отдернул голову. Пить после такого дерьма!..
Миних опять расхохотался:
— Не бойсь! Коньяк! Пей!
Он все тыкал и тыкал флягу, и Телкин с трудом удерживался от искушения трахнуть лейтенанта.
— Не пью коньяк! — сообразил, наконец, что сказать, Телкин.
— Нихт?! — удивился Миних. — А! Ты любишь водка? Верно? Руссиш водка! О! Да! Это продукт колоссаль!
«Погоди, продукт!» — подумал Телкин.
Эсэсовцу, видимо, не нравилось, как идет работа. Он поглядел на часы, покачал головой и отдал какой-то новый приказ. Тотчас двое охранников взяли лопаты, стали помогать рыть могилу.
Эсэсовец и Миних о чем-то посовещались, подозвали водителя грузовика, тот козырнул, подбежал к фургону, снова включил фары. С помощью охранников обреченные на казнь уже углубились в землю по колено. Миних помахал копавшим эсэсовцам, попросил отойти, присел на корточки, и Телкин увидел: Миних снимает сцену рытья могилы.
«Ублюдок! Подонок! — клокотало в душе у Телкина. — Тварь!»
«Его — первого, — решил Телкин. — Как дадут оружие. Первого…»
< image l:href="#" />Бунцев остановил мотоцикл перед выездом на шоссе и стоял с выключенной фарой, прислушиваясь и приглядываясь. Машины проходили редко, все одиночные.
— Нам нужна колонна, — шепотом повторяла радистка. — За одиночной машиной не наездишься. Остановят ее — и нас остановят. Не успеешь развернуться. А в хвосте колонны или хотя бы двух машин мы хозяева положения. Пока у головной документы проверяют, мы за несколько километров окажемся…
Но колонны пилоты пока не видели. Бунцев нет-нет да оглядывался назад, на щебенку: нет ли погони? Оглядывалась и Кротова. Автомат она держала наготове.
Показались огоньки, послышался шум мотора. Бунцев насторожился, с нетерпением ждал, пока станет понятно: одиночная машина показалась или их несколько идет…
Машина была опять одиночная и легковая.
— Черт! — сказал Бунцев. — Сговорились они, что ли?
— Ничего. Будет колонна или грузовик, — сказала Кротова. — Должны быть.
— Ага! — сказал Бунцев. — А куда пойдут?
— Все равно, — сказала радистка. — Нам бы километров на двадцать отъехать… Нам же все равно, товарищ капитан!
Бунцев, однако, не считал, что им все равно, куда ехать. Его так и тянуло оказаться поближе к линии фронта. А чтобы оказаться поближе к линии фронта, следовало двигаться, как думал капитан, направо по шоссе, на северо-восток. И ему страстно хотелось, чтобы первая колонна машин показалась слева.
Он понимал, что ехать придется за любой колонной, откуда бы она ни появилась, так как от щебенки надо уезжать немедленно, но ему очень хотелось, чтобы колонна появилась слева.
Он и смотрел больше влево, словно силой взгляда мог вызвать из ночной тьмы желанные огоньки.
Азарт первой удачи постепенно остывал, и, хотя нервы были напряжены по-прежнему, капитан снова начинал рассуждать трезво. Его вовсе не манили ночные приключения, подобные нынешнему. Его место, как ни крути, было не здесь, а за штурвалом бомбардировщика. В конце концов он был летчиком, и он имел право быть летчиком, и должен был поскорее вернуться в полк, вместо того чтобы шарахаться по немецкому тылу с сомнительными надеждами на то, что удастся прикончить еще двух — трех гитлеровцев.
Он все поглядывал влево, и огоньки небольшой колонны первой заметила Кротова.
— Товарищ капитан! — тронула она Бунцева за рукав.
Бунцев повернул голову и даже крякнул с досады. Колонна шла справа…
— Пропустите машины и выезжайте! — сказала Кротова. — Держитесь на расстоянии сотни метров от задней. Чтобы затормозить или свернуть можно было…
— Ладно! — бросил Бунцев.
Приходилось подчиняться обстоятельствам, и он был достаточно умен, чтобы подчиниться им.