Но в январе 1918 года речь пока шла только о возможности мира с немцами. 8 (21) января на совещании членов ЦК с делегатами от большевиков Третьего съезда Советов Ленин выступил с «Тезисами по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира». При обсуждении тезисов в руководстве партии выявились три течения: сторонники ленинской точки зрения о необходимости принятия любых условий мира (за нее голосовало 15 человек), сторонники объявления революционной войны Германии — «левые коммунисты» (32 человека) и сторонники предложенного Троцким тезиса «ни войны, ни мира» (16 человек). Лозунг «революционной войны» был очень популярен среди большевиков, и Ленину пришлось всячески лавировать, чтобы отстоять на заседании ЦК 11 (24) января резолюцию о затягивании мирных переговоров до момента предъявления немцами ультиматума. 15 (28) января 1918 г. лидеры «левых коммунистов» Бухарин и Пятаков подали заявление в ЦК, настаивая на немедленном созыве партийной конференции для принятия решения по этой проблеме. Ленин же настоял на созыве экстренного съезда партии. Кроме того, ЦК РСДРП (б) предпринял весьма неординарный шаг, направив в Западную Европу через Швецию т. н. миссию Л.Б. Каменева, чья задача, по его собственным словам, состояла в том, чтобы «сказать нашим братьям о том, что то унижение, которое испытывает Россия от натиска империализма, относится также и к западному пролетариату, который слишком долго пробуждается». По мнению главы французской военной миссии в России генерала Ниссе- ля, у миссии Каменева были более широкие задачи: оценить настроения в социалистических партиях воюющих стран, собрать информацию об общественных настроениях в отношении большевиков, выяснить степень готовности европейского пролетариата к мировой социалистической революции, разъяснить английскому и французскому правительствам внешнюю политику большевиков, проинформировать их о ситуации, сложившейся вокруг переговоров в Брест-Литовске [362] . Однако миссия Каменева закончилась полным провалом (его даже не впустили на территорию Франции), а сам он был в марте 1918 года (при возвращении в Петроград) арестован финнами на Аландских островах и освобожден только в начале августа.

Седьмой экстренный съезд РСДРП (б) важен для истории большевизма не только потому, что на нем большинство делегатов поддержало Брестский мир. И не потому, что на нем Российская социал-демократическая рабочая партия большевиков была переименована в Российскую коммунистическую партию большевиков. На съезде организационно оформилась партийная оппозиция (т. н. «левые коммунисты»), не только выступившая против Брестского мира, но и отстаивающая лозунги октября 1917 года в качестве программных. Своей целью большевики-ради- калы называют построение государства-коммуны, при этом настаивая на независимости Советов от партийного диктата. Они всерьез говорят о советской демократии, они готовы воевать со всем буржуазным миром. Выступая на Седьмом съезде, А.С. Бубнов, один из левых коммунистов, заявил о «развитии гражданской войны в международном масштабе». То, что большинство съезда их не поддержало, отнюдь не поколебало убежденности многих левых в своей правоте.

Особо надо отметить, что Ленин в течение всего периода гражданской войны был вынужден считаться с критикой оппозиционных групп, официально так и не решившись отказаться от лозунга государства-коммуны (этот тезис вошел даже в новую программу партии, принятую на VIII съезде). Но фактически с лета 1918 года руководимый Лениным ЦК берет курс на создание сверхцентрализованного государства, подчиненного тотальному контролю партии большевиков, а сама партия очень быстро превращается в составную (и главную!) часть государственного аппарата.

В феврале-марте 1918 года большевизм проходит еще через один рубеж. Это было не только подписание Брестского мирного договора, обрушившее левоэсеро-большевистскую коалицию и вызвавшее к жизни внутрипартийную оппозицию, но и события в Финляндии, где финская Белая гвардия буквально вырезала финскую Красную гвардию под прикрытием немецкого десанта. По воспоминаниям Троцкого, первая реакция Ленина на получение известий из Финляндии была крайне резкой — «драться». Но это означало крах всех Брестских договоренностей. И уже через десять минут, придя в себя, Ленин заявляет: «Нет, нельзя менять политики. Наше выступление не спасло бы революцию Финляндии, но наверняка погубило бы нас. Всем, чем можно, поможем финским рабочим, но не сходим с почвы мира. Не знаю, спасет ли нас это теперь. Но это, во всяком случае, единственный путь, на котором еще возможно спасение». Шахматист вновь взял верх над революционером-бунтарем. Но события в Финляндии еще раз убедили Ленина — игра в демократию несет с собой поражение. Только крайними мерами, только насилием можно удержать власть. Под сомнение был поставлен и тезис о праве наций на самоопределение, хотя формально Ленин от него никогда не отрекался. Судя по всему, именно события в Финляндии подсказали Ленину, что крупномасштабной гражданской войны не миновать. Более того, ряд признаков указывает на то, что с определенного момента сам Ленин стремится к тому, чтобы события развивались именно в ключе гражданской войны. И этому есть свое объяснение.

Брестский мир и все более усиливающийся социально-экономический кризис, рост сепаратистских тенденций на окраинах России, массовый голод в городах, нарастающая анархия в системе управления — все это подрывало позиции большевиков и вело к падению их авторитета и влияния. Особенно быстро большевики теряли поддержку крестьянства. В то же время союзники большевиков — левые эсеры с каждым днем увеличивали свое влияние в деревне, да и во многих городах. На Третьем съезде Советов левые эсеры составляли 15,8 %, на Четвертом — 20,4 %, на Пятом — 30, 3 %. В мае 1918 года в Пензенском Совете левых эсеров было 57 %, в Костромском — 49 %, в Рязанском — 48 %, в Курском и Пермском — по 44 %, в Петроградском, Новгородском, Орловском и Тамбовском — по 40 %, в Архангельском — 37 %, в Псковском — 32 %. В 21 уездном Совете из 137 фракции левых эсеров составляли от 50 до 100 % депутатов [363] . Все это не могло не тревожить руководство большевиков. В любой момент левые эсеры могли перехватить инициативу и, получив массовую поддержку крестьян и рабочих, оттеснить большевиков от власти.

С марта 1918 года многие рабочие, примкнувшие к большевикам в 1917 году, стали покидать партию. Если в ноябре 1917 года численность партии большевиков достигала 350 000 человек, то к июлю 1918 года она сократилась примерно до 150.000. В то же время численность левых эсеров увеличилась с 24 000 (апрель 1918 г.) до примерно 80 000 (начало июля 1918 г.). Влияние этой партии усилилось не только в деревне, но и в городах, среди рабочих. Это происходило на фоне резкого сокращения промышленного рабочего класса (примерно в 2 раза) и усиливающихся антибольшевистских настроений среди рабочих. Появляются находящиеся под влиянием меньшевиков Собрания уполномоченных фабрик и заводов, предъявляющие большевикам не только экономические, но и политические требования. На отдельных предприятиях вспыхивают забастовки. В апреле начинается восстание в Ижевске, в мае рабочие волнения вспыхнули в Самаре, в июне против большевиков поднялись рабочие Обуховского завода в Петрограде.

В провинции, во многих губернских и уездных Совдепах с марта 1918 г. левые эсеры блокируются с «левыми коммунистами», выступая против Брестского мира и взятого Кремлем курса на централизацию управления. В европейской части России против ратификации Брестского мира высказались 12 из 22 губернских Совдепов. В феврале 1918 г. НКВД принял постановление о повсеместной ликвидации органов местного самоуправления (городских и земских управ). Однако под давлением левых эсеров, тогда еще входивших в состав Совнаркома (левый эсер Трутовский занимал пост наркома по делам местного самоуправления), начался процесс интеграции местных Советов и земств. Многие земские деятели оказывались членами различных комиссий местных Совдепов и, разумеется, проводили на местах политику, весьма отличную от диктовавшейся из Кремля. Сам процесс ликвидации земств растянулся до июля 1918 года. Этого не могли не видеть лидеры большевиков. 20 мая 1918 года на очередном заседании ВЦИК Я.М. Свердлов заявил, что в волостных Советах «руководящая роль принадлежит кулацко- буржуазному элементу» [364] .

Но главное было в том, что абсолютно не работающей оказалась та аморфная система государственно-экономического управления, которая стихийно сформировалась в постоктябрьский период на основе декретов Совнаркома и ВЦИК. Преодолеть хаос в промышленном производстве не удалось. Рабочий контроль на фабриках и заводах трансформировался в полную анархию при доминировании групповых интересов над «классовыми». Многие предприятия просто закрывались, а основные фонды и сырье — распродавались.

Не менее негативные процессы происходили в местных Совдепах, где процветал экономический эгоизм и местечковый сепаратизм. Большое распространение получили взимание контрибуций и реквизиции продовольствия у буржуазии, а в провинции — и самочинные реквизиции железнодорожных грузов. НКПС был вынужден даже направить ходатайство в Совнарком о принятии решительных мер к прекращению бесчинств на железных дорогах. В некоторых Совдепах тон задавали откровенно уголовные элементы.