Коридоры пусты, как помойка безработного. Неф Тустеп (Айлюли для друзей) открывает дверь.

— Устраивайся!

Я кладу важнейшую часть своего тела в супермодерновое кресло, раздутое, как морда каноника.

— Как на любовном фронте? — осведомляюсь я вежливо.

— Не жалуюсь, — уверенным голосом отвечает Айлюли. — Недавно познакомилась с одной вдовой… Милашка! А вообще, после французского канкана нет ничего лучше темноты, чтобы возбудить воображение.

К счастью, у этой мадемуазели в мужском обличье работа на первом месте, что избавляет меня от подробностей ее сексуальной жизни.

— У тебя нет для нас чего-нибудь остренького или хотя бы скабрезных проповедей в твоем духе, Сан-А?

— Может, и есть, — говорю я загадочно, — но только сомневаюсь, что вашему директору это придется по вкусу.

— Давай, давай, выкладывай!

— Нет, красавица моя. С такими текстами я пойду в «Франс суар» и сделаю себе состояние. Заметь: себе, а не вам!

И вот на моих глазах происходит метаморфоза, как на японской открытке. Девочка-мальчик выпускает когти:

— Ты, легавый до мозга костей! Не шути так со мной, а не то я в завтрашнем номере напечатаю заметку, что ты наставил рога президенту!

В этот момент на столе начинает трезвонить телефон. Она снимает трубку.

— Да, Роже, он у меня. Этот умник разыгрывает из себя сфинкса. Приходи, ковырнем его вместе!

Чтобы заполнить паузу, мы решаем закурить. Айлюли достает из кармана пальто трубку и табак, а я — сигареты.

Тремя минутами позже вышеозначенный Кийе входит в бюро.

Он худ, с чертами лица конторской крысы. На нем два свитера и потертый замшевый пиджак с роговыми пуговицами.

— Перед тобой блестящий Сан-Антонио, — представляет меня Айлюли, спокойно прочищая трубку. — Флик, который решает проблемы раньше, чем они возникают.

Затем она трубкой тычет в сторону вошедшего.

— А вот это Кийе, король верстки. В зависимости от количества новостей он умудряется из ерунды сделать четыре колонки на первую полосу или три строчки на пятую!

Мы обмениваемся рукопожатием, Кийе и я. У него запачканные типографской краской пальцы, и я стараюсь незаметно вытереть руки платком.

— Вы хотели меня видеть, комиссар?

— Честно говоря, мне хотелось бы видеть главного редактора, но, может быть, вы тоже сможете меня просветить.

— Знаешь, — хмыкает Айлюли, — у комиссара диплом по праву и язык как бритва, поэтому его выбрали для следующего номера.

— Что вы хотите узнать? — ухмыляясь, спрашивает король безразмерных хроник. — Результаты сегодняшних матчей? На кубок Сета выиграла у Терции со счетом семь — три!

— Надо же! Может, и правда начать играть в вашем тотализаторе?

Терпеть не могу такие рожи, похожие на высохший огурец. Эти люди воображают себя всезнающими только потому, что им первым достается бесценная информация: у премьер-министра Великобритании вскочил фурункул на заднице, а Элизабет Тейлор удалила миндалины. Они ни на секунду не задумываются над тем, что уже через пару часов их читатели будут информированы об этих глупостях так же хорошо, как они сами.

— Так что, Сан-А, мы люди понятливые, — нежно мурлыкает Айлюли. — Может, хоть вопросик задашь?

— Мне необходимо узнать, кто из чернорабочих вашей пекарни новостей занимается конкурсом?

— Ха! Да, действительно, — вскрикивает сморщенный огурец, — один из ваших полицейских выиграл хибару в этом году!

— Не просто хибару, а вместе с привидениями!

— С привидениями? — переспрашивает Кийе, усиленно соображая, что я имею в виду. Для пущей респектабельности он одновременно полирует свои ботинки из крокодиловой кожи чехлом от пишущей машинки. В это время мастер по выпечке скандальных хроник о сексуальных запросах среднего класса с точки зрения трансвестита с самым серьезным видом выпускает в воздух клубы вонючего дыма.

Мое терпение лопается.

— Позвольте, вопросы буду задавать я…

— Вы ощущаете себя здесь как в своем кабинете в управлении полиции? — с иронией подкалывает меня Кийе.

Приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не заставить эту ходячую мумию сожрать чехол от пишущей машинки. Но я, как вы знаете, человек интеллигентный, поэтому, даже вскипая изнутри, сдерживаюсь и произношу холодным тоном:

— Послушайте, Кийе! Когда я вам скажу, — при условии, конечно, что вы будете себя хорошо вести, — зачем я сюда пришел, вы побежите со всех ног в церковь и поставите за мое здоровье свечку толщиной с Вандомскую колонну.