– Эй, пророк, пошли в таверну, мы угощаем, - хлопнул его по плечу Гней. – Расскажешь нам о дальних странах, о горах достающих до неба, о сверкающей на солнце ледяной шапке Килиманджаро. Потом мы выпьем за бессмертную душу Понтия Пилата, всадника Золотое Копье, простого римского наместника, превращенного вами в посланца дьявола. Как тебя зовут, старец?

– Ты можешь звать меня Камень или Петр, как тебе удобней.

– Тогда я буду звать тебя епископ. За Рим, вечный город!

И мы выпили за камни мостовой, и за стены домов, и за термы старые и новые, за лупанарии на Авентине, и за все холмы Рима. Боги стали раскачивать землю, вокруг нас толпились стройными шеренгами преторианцы, а я был счастлив и кричал:

– Домой пойду только с друзьями. Мы берем их с собой!

Центурион Плавт пренебрежительно на них смотрит, один в тунике драной, другой вообще в наряде странном.

– Переоденем! – сказал я ему.

Гней посмотрел на его татуировку, мы всего месяц как с островов вернулись, и начал ритм пальцами по столу выбивать.

– Легат, я получил приказ вести когорту в Рим, по морю к порту Итию, а там путем сухим; отряд мой отправленья ждет, взойдя на корабли. Но пусть мой меч другой возьмет. Остаться мне вели. Я прослужил здесь много лет, все время воевал, я видел и скалистый Вект и Адрианов вал. Мне все места знакомы тут, но лишь узнав о том, что в Рим домой нас всех зовут, я понял: здесь мой дом.

Засопел мой центурион. Вспомнил кельтскую жрицу, Боадицею. Нет, Гней не варвар. Идем по улицам, песню тридцатого легиона в полный голос исполняем.

– Митра, владыка рассвета, мы видим твое торжество! Рим – превыше народов, а ты – превыше всего! Кончена перекличка, мы на страже, затянут ремень. Митра, ты тоже солдат – дай нам сил на грядущий день.

За нами стройными рядами полкогорты ветеранов шаг чеканит. Подпевают. Я не сын бога, их не брошу. Придется мне их кормить обедом. Ох, и скандал будет, мама дорогая!

– Здесь жемчуг в цене? – задал мне дурацкий вопрос Гней.

А где он даром дается? Скажи мне, я туда пойду. Посмотрел я на него, он на меня, достал из складок своей одежды нить крупных жемчужин и мне дает.

– На расходы, - говорит.

Тут и старина Плавт рот раскрыл от удивления. Это жалование легиона за полгода.

– Никогда в жизни не видел такого ровного и крупного жемчуга, - говорит кто-то из ветеранов. – Это подарок богов смертным.

– Тяжкий труд и упорство, - отвечает ему Гней. – На далеком острове Цейлоне рядом с Индийским полуостровом живут люди моря. Девушки ныряют на дно бухт и собирают дикие раковины. Старые женщины, опытные и умелые, ждут, когда раковина раскроется, и вкладывают в нужное место маленькую песчинку. Устрица начинает покрывать ее перламутром. Так растет жемчуг в раковине. И внучка той ныряльщицы, что принесла ту дикую морскую устрицу, через полвека достанет из нее прекрасную жемчужину.

– А что там делают мужчины? – возник вопрос.

– Новых ныряльщиц! – обрадовал всех солдатской шуткой рассказчик.

Мы дошли до виллы Агриппы Великолепного, и я решил остаться со спутниками здесь. Плавт не возражал. С его мнением мне приходилось считаться, он мог и отцу нажаловаться. Да и по шее двинуть тоже, а рука у него тяжелая. Мы заняли весь двор, слуги и рабы выносили на воздух столы и обеденные ложа.

– Пусть вытащат в угол жаровню, - сказал Гней. – Барбекю устроим. Как Лукулл. Принесите соль, специи, оливковое масло и мясо ягненка. Если хочешь хорошо поесть, готовь сам. Хочешь быть стройным, найми повара галла.

Пока преторианцы думали над ответной шуткой, Гней сбросил свою одежду, оставшись в одной набедренной повязке, сделанной из лоскутка шелковой ткани. Рваный шрам на предплечье, явно от меча, и старые ожоги на боку вызвали явный интерес.

– Откуда? – спросил децим преторианцев.

– Греческий огонь, неаккуратно снаряжали амфору, хорошо, что маленькую.

И достал из потертых ножен короткий меч. Солнечный зайчик весело сверкнул на полированном зеркале стального лезвия. Все замолчали. Сталь! Мечта каждого воина Рима. Она стоила как серебро, по весу. То-то он ночью противника одним ударом зарезал. Железо не бронза, не тупится. Он не дезертир.

– Как тебе город, нравится? – спросил центурион Плавт.

– Не знаю, вчера вечером затемно пришли, еще его и не видел, - ответил Гней. – Перекусим, с жильем определюсь, вздремнем в жару, потом можно погулять, осмотреться. Хочется мир увидеть, раньше все некогда было, дела, дела. А сейчас можно пожить для себя. Не решил только, куда потом пойти, на Восток или на Запад. Или на Север, на побережье Канн. С тех пор как в тех местах Ганнибал разбил римские войска, там безлюдно. Построю себе форт и заживу спокойно и счастливо.

За беседой он мясо ровными ломтями настрогал и в масло сбросил. Вином сбрызнул и на решетку бросил. И куски хлеба туда же. Через пять минут запах распространился, все собаки прибежали. Первый кусок Плавту достался, как самому старшему, второй Петру, ну а третий мне. Тут я отвлекся от всего на свете. Хоть и перекусывали недавно в трактире, а все равно ел так, что за ушами трещало.

– Издалека пришел? – спросил старый солдат.

– С севера, из Нарбона. Но это просто последний переход. А добрался сюда с Борисфена, издалека я родом. С юных лет из дома в армию ушел, контракт кончился, денег поднакопил, и решил по свету пройтись, людей посмотреть, себя показать. Брат мой названный чудо-девушку нашел, что мне им мешать, может и меня где ждет красавица.