Шрифт:
То, что культ мучеников, святых и ангелов ничем в сущности не отличается от язычества, понимали и некоторые отцы церкви и представители духовенства. В IV веке Вигиланций и аскет Иовиииан выступили в защиту идеи единобожия и против почитания низших богов. Но блаженный Иероним дал им резкую отповедь, защищая в интересах церкви языческие верования, которые церковь использовала для укрепления и расширения своего влияния на массы. Философ Порфирий, написавший большой труд — в 15 книгах — против христиан, совершенно резонно пишет, что между языческим почитанием богов и христианским почитанием ангелов разница только в названии. «Называйте их богами или ангелами — имена вообще роли не играют; ведь называется же, например, одна и та же богиня Афиной и Минервой, а у египтян и сирийцев она носит еще и другие имена; так что это разницы не составляет, раз их божественная природа признана вами у Матфея — XXII, 29–31».
Мученичество и гонения как богословская спекуляция
Церковники уже в III веке пытались установить принципиальную разницу между культом мучеников и культом языческих богов. Мучеников почитают якобы за их ревностное служение христианской вере, за геройскую их смерть и видят в них лишь заступников пред престолом всевышнего. Мы видели уже выше, что заступничество за людей перед высшими богами — одна из функций также греческих героев. Еще философ Платон в IV веке до нашей эры писал, что всякое демоническое существо — среднее между богом и смертным; оно выступает как посредник, возносящий к богам людские молитвы и жертвы и передающий людям веления богов. Поэт Катулл пишет о благоприятном ветре как результате ходатайства и просьбы героев Кастора и Поллукса. Этим же героям воздвиг алтарь некий Артемидор, посвятив его «божественным спасителям диоскурам, вымаливающим помощь у богов». Как племенные и местные герои — заступники за свой город и племя, так и обожествленный царь — заступник за всех людей — таков смысл стихов, которые поэт Феокрит посвящает постройке храма Птоломеем Филадельфом в честь его умерших родителей.
Но заступничество, как известно, не единственная и не главная функция мучеников и святых, а их почитание ничем не отличается от почитания других христианских и нехристианских богов; им также воздвигают храмы, возносят молитвы, жертвы и курения, зажигают перед ними свечи и лампады, поклоняются их статуям и изображениям.
Столь же несерьезно утверждение церковников, будто мучеников почитают за то, что они получили высшее крещение кровью и удостоились высшей благодати, стали приближенными к богу. Дело в том, что самый факт гонений на христиан, будто бы имевших место в древнем Риме и создавших целые легионы мучеников, нуждается в серьезных поправках. Большинство гонений вымышлено, а характер гонений, действительно имевших место, извращен церковниками.
Церковная традиция начинает счет гонений с правления императора Нерона. При этом ссылаются на римского историка начала II века Тацита, который сообщает о жестокой расправе с христианами. Нерон обвинил христиан в поджоге Рима и отдал их массами на растерзание зверям, превратил их в живые факелы и т. п. Однако, как это показал беспристрастный анализ текста, этот рассказ у Тацита представляет собой позднейшую вставку. Благочестивые монахи, которые уничтожали всю литературу, порочащую так или иначе церковные догматы и церковные традиции, нисколько не стеснялись вставлять в переписываемые рукописи древних авторов фразы или целые главы, якобы подтверждающие достоверность евангельских мифов. Благочестивые подлоги на пользу церкви и ее главарей вообще практиковались как система. Римские папы в течение многих веков основывали свое право на светскую власть на явно подложных лжеисидоровых декреталиях, «даровании Константина» и т. п. А «исправление» того или иного текста по усмотрению переписчика было делом обычным: вставки, или интерполяции, иногда делались даже только из соображения стиля в зависимости от вкусов переписчиков. То, что сообщение Тацита о гонениях на христиан при Нероне — интерполяция, доказывается, между прочим, тем, что древние отцы церкви нигде не цитируют этого места и не ссылаются на него; а ведь здесь содержался такой благодарный материал для христианской проповеди.
Далее, в евангелиях, написанных в первой половине II века, нигде нет и намека на какие бы то ни было гонения со стороны римской власти. В «Деяниях апостолов» рассказывается о побиении камнями мифического первомученика Стефана; но «Деяния» приписывают эту казнь решению не римского суда, а еврейского синедриона.
С точки зрения религии христиане в глазах римлян не отличались от иудеев. Но гонений на евреев за веру история Рима не знает. Гонения, и жестокие, на евреев были, но не за веру; до середины II века не прекращались восстания иудеев против римского владычества. Эти восстания подавлялись самым жестоким образом и влекли за собой суровую расправу с участниками мятежа и карательные экспедиции против их приверженцев. Но принадлежность к иудейской вере не каралась. Да и по условиям того времени кары за религиозные убеждения или за отправление местного культа были немыслимы. Обширная Римская империя была наводнена многочисленными восточными культами. Их приверженцы не только свободно исповедовали свою «варварскую» веру, но и широко ее пропагандировали. Новые чужеземные боги проникли в аристократический мир официальных римских богов и в значительной мере изменили их природу. То был период синкретизма, смешения различного рода верований и культов, а это плохо вяжется с религиозной нетерпимостью. Как это установил еще Гарнак, сама по себе принадлежность к христианской вере не была наказуема. Конфликт между государством и христианами возможен был лишь на почве культа императора. Принесение жертвы гению императора считалось формальным выражением политической благонадежности, но христиане не всегда соглашались подчиняться этому требованию, когда оно им предъявлялось; а предъявлялось оно лишь в том случае, если благонадежность христианина внушала сомнения. Но и в этом случае имперские чиновники удовлетворялись внешним, формальным исполнением обряда и выдавали соответствующее удостоверение, даже если христианин совершал «богомерзкий» обряд из-под палки. Многие христиане получали такое удостоверение за взятку, не совершая обряда; их называли libellatici (билетчики). По свидетельству Тертуллиана, христианские общины соответствующими взносами гуртом откупались от неудобного для них требования воздать божеские почести императору. Чиновники сами помогали христианам выходить из затруднительного положения. Проконсул Цинций Север, по словам Тертуллиана, «сам указывал христианам, как им надо отвечать, чтобы их освободили от наказания».
Таким образом, если христиан, как таковых, привлекали к ответственности, то причиною тому было государственное преступление — оскорбление величества, отказ от военной службы, принадлежность к нелегальной организации. Притом, судя по сообщению того же Тертуллиана, отношение к арестованным христианам было хорошее: в тюрьму допускались обильные передачи, частые и многочисленные свидания. Древнейшие жития и другая церковная литература говорят о том, что в ожидании суда и казни будущие мученики в тюрьме занимались обсуждением дел местной общины и церкви, устраивали официальные заседания и совещания, издавали «декреты мучеников», сносились с иногородними общинами, рассылали гонцов и эмиссаров, снабженных официальными полномочиями и рекомендациями, заменяли бежавшего епископа. Сорок мучеников разослали циркулярное послание «ко всем святым епископам и пресвитерам, дьяконам и исповедникам и прочим мужам церкви в каждом городе и в деревне». Лионские мученики имели возможность командировать своего пресвитера Иринея в Рим для занятия там должности пресвитера. К арестованным являлись дьяконы, которые по поручению клира должны были заботиться об их содержании; а пресвитеры приходили в тюрьму причащать арестованных. Все это не вяжется с гонением на христианскую веру, как таковую. Очевидно, власти относились терпимо не только к убеждениям христиан, но и к отправлению христианского культа, поскольку их действия носили чисто религиозный характер и не возбуждали сомнений в лояльности того или иного христианина или христианской общины по отношению к империи, цезарю и господствующей в данное время политической партии и группировке. Судьи делали все возможное, чтобы побудить упорствующего христианина исполнить необходимую формальность и спасти свою жизнь.
Не удивительно поэтому, что, по словам отца церкви Оригеиа (III век), число мучеников было невелико и их легко сосчитать, а сами гонения, по его сообщению, ни разу не имели всеобщего характера. Настоящие гонения на христиан произошли во второй половине III века и в начале IV века. Но эти гонения были выражением политической борьбы между терявшей почву под ногами римской аристократией и народившейся новой провинциальной христианской знатью. В этой борьбе христианские общины и возглавлявшие их епископы составляли солидную силу, которую императоры пытались сломить, но кончили тем, что обратили ее себе на службу.
В римском календаре 352 года отмечено всего 22 дня, посвященных памяти мучеников, с указанием кладбища, на котором совершается празднество в честь святого.
Как бы то ни было, культ мучеников имеет мало общего с фактами действительного мученичества: среди бесконечного множества житий мучеников подлинно исторические насчитываются единицами. Весьма осторожный ученый, боящийся навлечь на себя обвинение в свободомыслии и преклоняющийся перед авторитетом Гарнака, Иоанн Геффкен вынужден робко признать, что жития святых мучеников прежде всего литература. «Кто изучал манеру древних писать историю, постепенно научается различать между тем, что действительно некогда совершилось, и тем, во что оно превратилось, часто ненамеренно, под влиянием литературных навыков». Такие, казалось бы, достоверные жития, как житие Аполлония, Перпетуи и Фелицитаты или Максима, — чисто поэтические произведения, где протоколы допроса противоречат римскому уголовному процессу и здравому смыслу. Даже ссылки на подлинные документы иногда только подтверждают фальсификацию фактов. В житии Тараха, Проба и Андроника автор заявляет, что он за мзду в 200 динаров списал протокол процесса у некоего Себаста, участника процесса. При публичном характере ведения дела это было совершенно лишнее, но автор следовал литературной традиции, которая в жизнеописании даже вымышленного героя ссылается на добытый с особыми трудностями и при исключительных обстоятельствах документ. И в наше время писатели применяют этот прием, ведя свой рассказ от лица автора якобы найденного дневника или мемуаров. Совершенно естественно, что христиане II и III веков в своих писаниях использовали литературные приемы греческих авторов.