Ночь над Манхэттеном

Аннотация

Сначала все было, как в песне: «Она хотела жить на Манхэттене и с Деми Мур делиться секретами». Может, и не с Деми Мур, а с кем-то еще, но денег и красивой жизни она хотела точно!

А тут, по взмаху волшебной палочки, появился Он. Прямо из сказки, которую она придумала. Конечно, не ди-джей на радио, но зато хороший любовник и просто замечательный человек. И, что же вы думаете, он, как в песне, не пустил ее на Манхэттен? Ничего подобного! С этого дня судьба распределила роли совсем иначе. И не только роли…

Пролог Из папки «Входящие» to Madlen from Hatty «Привет, Мадлен! Сразу же уничтожь это письмо, как прочитаешь! Потому что, если об этом узнает Джонни, мне конец! Ты себе не можешь представить, какую историю я тебе сейчас расскажу. Я сама себе завидую, причем все это — только начало! Ой. Сейчас успокоюсь, отдышусь… Итак… Почти две недели назад, в прошлый вторник, я пошла в наш любимый ночной клуб, где работает тот бармен, который предлагал мне выйти за него замуж, помнишь? (смайлик) Он, кстати, и в этот раз мне предложил — видимо, чтобы не нарушать статистику, — но речь не о нем. Сижу, болтаю с барменом, пью коктейль, все как обычно, посетителей почти нет, только свои. Вдруг заваливается пьяная веселая компания и начинает теребить всех присутствующих на предмет того, как добраться до Лувра, потому что они впервые в Нью-Йорке и не знают местных достопримечательностей. Им объясняют, что они перепутали и у нас в городе нет Лувра, а они тычут картой Парижа моему бармену в нос и твердят, что им все понятно, кроме одного поворота к площади. Им еще раз объяснили и еще, а они — ни в какую. В общем, через некоторое время завязалась драка. Не понимаю, что произошло, но я вдруг выключилась, а очнулась в чьей-то машине. Наверно, меня случайно задели в драке, а потом я потеряла сознание. Сижу в машине рядом с каким-то незнакомцем, он красив, черноволос (знаешь, бывают яркие мужчины испанского типа) — и улыбка! Бог ты мой, Мадлен, какая улыбка! Самая красивая на свете! Я даже непроизвольно начала разглядывать ее, пытаясь понять, какие мышцы нужно задействовать на лице, чтобы так улыбнуться. А потом… мне захотелось разглядывать его лицо до конца жизни. Ах, Мадлен! Я влюбилась в него сразу! Он, как выяснилось, — чуть позже. Фрэнк — так его зовут, — оказывается, спас меня, к тому же не счел нужным ввязываться в драку. Он пришел с теми англичанами, но сам он американец, просто его младший брат учится в Оксфорде и прибыл на каникулы со своими друзьями посмотреть Нью-Йорк. А может, поискать тут Лувр? (два смайлика) Фрэнк работает врачом в одном из частных диагностических центров, он уже был женат… Ой, Мадлен! Я совсем забыла сказать: он же на год меня младше! Ему всего двадцать пять! Исполнится шестого апреля. Он прекрасный Овенчик — по гороскопу и по сути: взбалмошный, веселый, горячий, неутомимый в любви. Им, на первый взгляд, совершенно невозможно управлять, но если найти подход… Ты спросишь, откуда я все это узнала меньше чем за две недели? Я тебе отвечу: ни с кем еще у меня не развивались отношения столь стремительно и насыщенно! Он появился в моей жизни, словно сказка, словно мечта — и все! Он затмил всех! Мадлен, я не шучу: лучшего любовника у меня не было никогда. А еще он умеет делать подарки, причем не шаблонные, а оригинальные! Он придумывает и воплощает, а не ноет, как Джонни: „Ну же милая, хочешь ты или не хочешь… а то, может, сама купишь что хочешь…“. Фрэнк сам умеет угадать, что я в этот момент хочу! Позавчера мы с ним до одури прыгали на тарзанке, в парке над рекой. Было немного холодно, все-таки март, но все равно прекрасно! Я сказала, что никогда в жизни так качественно не сбрасывала стресс и теперь подумаю: покупать мне боксерскую грушу с перчатками (помнишь, я все собиралась дома повесить „антистресс“?) или лучше по выходным приходить сюда… Вчера утром Фрэнк разбудил меня букетом моих любимых голубых тюльпанов, которые принес к завтраку, и небрежно так говорит: — Да, кстати, тут один знакомый подкинул идейку… И достает из кармана абонемент на уроки трапеции. Как раз в том самом парке меня будут учить кататься на тарзанке. Надеюсь, ты поняла, что дело совсем не в уроках трапеции? Главная прелесть в том, что он — скромный! (еще два смайлика) „Знакомый подкинул идейку“!!! Я, конечно, кивнула — мол, да, да, конечно, знакомый! Ах, Мадлен, он прекрасен и прозрачен, как дитя! Я вижу его насквозь, мне кажется, это человек, не способный на настоящее предательство или дурной поступок. Если только его как следует распалить, он может наломать дров, но не более того! Вот если бы Джонни хотя бы иногда был таким, как Фрэнк! А Фрэнк… Даже когда я произношу или пишу его имя, у меня, как у кошки, непроизвольно начинают чесаться коготки от удовольствия. Ну и дура же у него была жена! Я бы ни за что не ушла от такого мужчины! Конечно, есть небольшие недостатки — он же не Прекрасный принц из сказки, а живой человек. Например, он разговаривает во сне. (три смущенных смайлика) Бессвязно бормочет и среди прочего шепчет мое имя! Мне так приятно! Ведь мы знакомы всего несколько дней, а мое имя уже впечаталось ему в подсознание. Впрочем, это не удивительно, если он накануне сказал мне такие слова: — Ты — моя новая реальность. Я люблю тебя. Это было в прошлый четверг. В четверг, Мадлен! На второй день знакомства! У тебя когда-нибудь такое было? А сегодня он намекнул мне на предложение руки и сердца. Он сказал: — Еще полгода назад я думал, что не женюсь больше никогда, а сейчас смотрю на тебя и понимаю, что все возможно… Не знаю, как относиться к такому разговору. Я просто промолчала, а он, по-моему, глубоко задумался. Ах, Мадлен, я схожу с ума, меня просто всю переполняет изнутри… Но… это все, конечно, приятно, но есть одно „но“. И ты знаешь какое. Это — Джонни. Фрэнк для меня — это лишь яркий, блистательный роман, глоток свежего весеннего воздуха, простор и возможность расправить крылья. Я влюблена в него, но… по-настоящему все еще люблю Джонни. Да, твоего тирана-шефа, коварного серого кардинала… Иногда я готова его просто задушить! Интересно, у него закончен роман с той глупой блондиночкой или все еще нет? Ты больше не видела ее в офисе?.. Впрочем, какая разница. Вот приду завтра к вам на этаж — надеюсь, поговорим. Просто я не могла удержаться, ну не могла! Мне надо было выговориться срочно, хотя бы в письме. Вдруг нам не удастся посплетничать еще целых две недели? Если этот эксплуататор заставит тебя выполнять за него еще один отчет… Мадлен, я давно хотела спросить: а ты не пробовала настучать на своего шефа высшему руководству? Мне его абсолютно не жаль, когда я вижу, как он с тобой обращается. Почему его секретарша, с секретарским (кстати!) окладом, должна делать за него работу? Ладно бы он с тобой спал, тогда было бы не так обидно. Но спал-то он пока со мной… Правда я уже не помню, когда это было в последний раз. Мадлен, я прощаюсь. Что-то мысли пошли уже не в ту сторону. Спать охота. Просто спать! А не то, что ты подумала! (смайлик) Пока я писала, вечер плавно перешел в ночь. Мне надоели одинокие вечера в этой шикарной квартире. Зачем мне вся эта роскошь, если никого рядом нет? Джонни совсем забыл обо мне… Мы провели с Фрэнком несколько незабываемых часов и две полноценные ночи у него дома. Но здесь я всегда одна и всегда в ожидании Джонни. Ну все, подруга, до завтра. Спокойной ночи. Всегда твоя — Хэтти. 12 марта 2006 г., воскресенье». Озадаченный Джонни откинулся на спинку стула и закурил. Потом, не вставая, проехался по кабинету, достал с дальнего стеллажа запыленную фотографию в рамочке, сделанную еще в первый год знакомства с Хэтти. Они такие счастливые, взятые крупным планом, смеются, обнимая друг друга, а за их спиной разлетаются косые лучи заходящего солнца. Хэтти — загорелая и белозубая, ее темные волосы выцвели, глаза блестят и кажутся почти зелеными, как у русалки, а на щеках — коричневый румянец… Это было в Греции, куда они поехали на учебу от холдинга и где начался их настоящий роман… Джонни встряхнул головой, отгоняя воспоминания, стер пыль со стекла и рамки и долго смотрел на Хэтти. — Вот, значит, как? — тихо спросил он у нее. — Значит, Фрэнк — лишь глоток воздуха, а ты продолжаешь любить меня? Он вздрогнул от резкого щелчка: часы пробили двенадцать ночи. Нормальные люди в такое время, да еще и в воскресенье, тихо досматривают телевизор у себя дома и идут спать. Или нежатся в объятиях женщины. А он — сидит в офисе и исправляет ошибки в отчетах, коряво и небрежно заполненных своей секретаршей. — Ах, Мадлен, Мадлен! — проговорил Джонни, глядя куда-то в пространство. — Да если бы ты делала хотя бы половину своей работы! Это не ты за меня, это я за тебя выполняю твои обязанности. С окладом секретарши… Он невесело усмехнулся. Неприятно узнавать, что твоя девушка за твоей спиной призывает секретаршу настучать высшему руководству. Неприятно узнать, что у твоей девушки за твоей спиной бурный роман. Джонни подъехал на стуле к своему компьютеру и еще раз озадаченно проверил почтовый ящик. И как это письмо оказалось в его входящих? У них с Мадлен совершенно разные адреса. Тем более Хэтти писала не на офисный сервер, а в личный ящик Мадлен. И у него, у Джонни, никогда не было охоты отслеживать личную корреспонденцию подчиненных, хотя при желании он мог бы наладить такой способ контроля. Но ему это было не надо, ибо он был убежден: личная жизнь должна оставаться личной и неприкосновенной. И, тем не менее, он только что прочитал чужое письмо. Он начал читать и не смог остановиться… Ну что ж. Теперь он знает о некоторых своих недостатках в глазах Хэтти, а еще о ее вкусах, которые, оказывается, были совсем иными, нежели он думал… Любопытно. Теперь он мог бы все исправить или закатить Хэтти хороший скандал, но… Какое все это имеет значение, если он давно и сильно любит другую женщину? Ту самую «глупую блондиночку», о которой так небрежно упомянула Хэтти. Итак, если она сама назвала его коварным серым кардиналом, значит он должен соответствовать этому образу. Раньше он все оттягивал момент, когда нужно было сказать все честно, а обе девушки мучились. Кэти ждала, когда они смогут наконец зажить под одной крышей и пожениться, а Хэтти мучительно пыталась спасти отношения. Безнадежные отношения. Они такие разные — Кэти и Хэтти. Джонни снова закурил. Ну а теперь, раз все так удачно сложилось, Хэтти узнает главную новость. Он завтра же попросит освободить квартиру, купленную специально для нее. Ибо теперь там будет жить Кэт. 1 — Пошло все к черту! — Хэтти, словно истребитель на бреющем полете, описывала круги по своей квартире, выворачивая на пол содержимое шкафов для одежды и обуви. Все! Все! Долой все! Долой диету, долой косметические процедуры, долой салоны красоты и любимую маникюршу! А туда же — каблуки, бижутерию и двенадцать флаконов духов самых популярных марок! Хотя самые любимые — английские — может оставить? Нет, все равно — долой!!! Она остановилась у туалетного столика, решительно сдвинув к краю все выставленные баночки, флакончики, футляры и коробочки, замерла с мусорной корзиной в руке. Кому-то сильно повезет: весь ее арсенал стоит не меньше пятнадцати тысяч. А может и больше. Хэтти принадлежала к числу тех девушек, которые не жалели денег на внешность, даже если приходилось экономить на всем остальном. Но к чему все это нужно, если любимый мужчина не хочет больше смотреть в ее сторону? Раньше ему нравилось, что она следит за собой, что у нее безупречная фигура (результат жесткой диеты, разработанной совместно с инструктором по тренажерам) и потрясающая юная кожа (результат финансовых вложений во все достижения косметологии, кроме пластической хирургии!). Ас тех пор как Джонни к ней заметно поостыл, кстати сказать, ради какой-то неопрятной красотки, все, к чему стремилась Хэтти, показалось ей вдруг архаичным и ветхим, словно запах из бабушкиного шкафа в деревне. Хотя целых десять лет оно составляло основной смысл и цель ее жизни: красота, успешность, карьера, престиж… А теперь извольте — она такая никому не нужна. Словно запах из бабушкиного… — Кстати — да! — произнесла она, опуская мусорную корзину рядом со столиком, к невероятной радости помилованных флаконов и коробочек, — Надо позвонить бабуле! И духи как раз пригодятся. Или… Нет, она не станет забирать вещи с собой. Она сложит все, что было куплено и подарено Джонни, в огромные мусорные мешки, пусть в них копается ненаглядная Кэт! Она же, Хэтти, гордо уйдет с тем, с чем два года назад пришла в эту квартиру и в жизнь с Джонни… Да чего уж там… Два года назад благодаря Джонни она думала, что покорила Нью-Йорк. А теперь этот надменный жестокий город выплюнул ее, словно косточку, застрявшую между зубов, — брезгливо и окончательно. Перешагивая через отверженные платья, костюмы и фрагменты бижутерии, она двинулась в холл к телефону. Если бы кто-то в этот момент видел ее квартиру, то решил бы, что ее только что посетили грабители, которые перевернули все вверх дном, но ничего не нашли, поэтому сильно разозлились и еще больше перевернули все вверх дном! Впрочем, это не ее квартира, а — Джонни. Хэтти скрипнула зубами, набирая телефонный номер бабушки. И этот подлец приказал собрать вещи и вывезти их в течение двух дней, до среды! Послезавтра он приедет и поселится сюда со своей красоткой Кэт. Ну и пусть. Она исчезнет прямо сейчас, и в этих стенах никого не будет уже сегодня вечером! А потом… А потом Джонни, конечно, опомнится, поймет, кого потерял, начнет искать, наконец узнает от Мадлен, что она уехала к бабушке, в маленький городишко возле Нью-Йорка, и приедет просить прощения. И вот тогда она помучает его вдоволь!.. Хэтти кровожадно улыбнулась. Ох, как помучает! А духи, пожалуй, правда не надо выбрасывать. Каждый флакон — живая легенда. Каждый напоминает о каком-нибудь путешествии. Об их с Джонни путешествии! Она с удовольствием садовода-любителя представила, как будет опылять недра бабушкиных шкафов лучшими парфюмерными изысками мира, привезенными непосредственно из Милана, Рима, Парижа, Стокгольма и Лондона… Где она их только не покупала! Вот и пусть все эти воспоминания живут вместе с молью в бабушкиной кладовке. — Бабуля, здравствуй, это Хэтти! — начала она решительно. — Как там твои дела?.. Всю свою сознательную жизнь Хэтти стремилась к деньгам. Рано оставшись без родителей на попечение небогатой бабушки, крошка Хэтти быстро смекнула, что девушкам можно завоевать место под солнцем двумя способами. Первый и самый верный — за счет красоты и за счет мужчин, падких на женскую красоту. Второй, как ей казалось, более трудный, но надежный, — с помощью ума и собственных денег. В первом случае есть риск все потерять в одночасье, но зато так же быстро и приобрести. Во втором потребуется много времени и упорной работы над собой, зато потом уж точно никто ничего не отнимет. Красотой ее бог, конечно, не обидел, но и нельзя было сказать, что уж очень расщедрился. В классе Хэтти считалась средней девушкой во всем: и в отметках, и в количестве мальчишек, которые приглашали ее танцевать на вечеринках. Красавицей не была, но кое-кто по ней вздыхал. Как-то раз, критически смерив взглядом ее долговязую нескладную фигуру, бабуля изрекла: — Строить глазки парням — не твой конек. Ты лучше займись образованием, выучись на врача, эта профессия всегда пригодится… Миллионершей не станешь, но жить будешь безбедно. Хэтти не стала возражать бабуле, но и тайну свою не открыла. При чем тут карьера врача! У нее была другая заветная мечта. И мечта эта искрилась-переливалась, как шкатулка с драгоценностями, днем она стояла перед глазами, а ночью приходила в самых радужных снах: Нью-Йорк… Хэтти желала всеми способами — возможными и невозможными — занять свое место в этом огромном городе и встретить двадцатипятилетие не где-нибудь, а в собственной квартире на Манхэттене! Такой она себе поставила срок: до двадцати пяти — ни года больше. Потому что потом добиться чего-либо в жизни будет гораздо сложнее. Кто внушил ей эту мысль — неизвестно, но с тех пор вся жизнь, осознанно и неосознанно, легла на алтарь одного-единственного желания. Хэтти любила деньги. Она любила роскошь, дорогую одежду и престижные марки авто. Не имея оформленного вкуса или же искренней привязанности к чему-либо определенному, она поначалу любила все, что дорого стоило. Она усваивала только внешнюю сторону «хорошей жизни» и попросту гналась за престижем. Престиж и дорогие вещи были для нее не сопровождающей чертой, не частью образа успешного человека, а основной целью, к которой она стремилась. Возможно, она просто не очень умна, подумала однажды бабушка, разгадав намерения Хэтти, однако твердолоба и, пожалуй, добьется своего. Не прошло и года, как внучка, перепробовав себя в самых разных профессиях — от курьера до бармена и даже уборщицы в Диснейленде, вернулась из вечного поиска в родной городок и заявила: — Ладно, бабуль. Буду поступать на медицинский. Раз уж ты так хочешь… Как ни странно, Хэтти легко прошла в университет и даже смогла проучиться пару лет, но потом ей наскучило и она забрала документы, навсегда оставшись в статусе медсестры. Просто на тот момент в голове двадцатилетней девушки созрел конкретный план действий, которому надо было следовать жестко и не оглядываясь ни на кого, даже на собственную совесть. «Пленных не брать!» — под таким слоганом начался новый сокрушительный поход на Нью-Йорк. Прежде всего Хэтти решила поменять тактику и двинуться к цели первым способом — через мужчин. Как ни странно, и это тоже ей удалось легко. К двадцати годам долговязость и угловатость превратились в модельный рост и изящную худобу. К тому же Хэтти с маниакальным пристрастием следила за своим лицом, и это приносило щедрые плоды. Мужчины стали ценить ее холеную внешность: свежую, юную, сохранившуюся, словно у школьницы, кожу, длинные, правда немного худые, ноги и роскошные темные волосы, которыми она всегда гордилась. Хэтти не стала портить себя яркой косметикой: овладев профессиональными навыками макияжа, красилась всегда незаметно, под естественный вид. И в огромном городе, где было так мало всего натурального, ее замечали, словно свежий живой тюльпан среди модного сухого декора. Хэтти знала: мужчины, в отличие от женщин, ценят не количество вложений в красоту лица, а лишь конечный результат. Хэтти терпеливо и упорно работала над собой ровно четыре года, меняя мужчин на более достойных, пока давняя закадычная подруга Мадлен не познакомила ее со своим шефом, то есть с Джонни. Хэтти знала: ей нужно завоевать Нью-Йорк — и рассматривала любые варианты. Она также знала, что от простого к сложному можно двигаться лишь одним путем — путем постепенного усложнения. Сначала не очень хорошая работа и не очень богатые мужчины, потом все больше и лучше, и вот она уже видит себя в роскошном пентхаусе, откуда открывается прекраснейший, во всю стену, вид на океан… Для того чтобы мечта стала реальностью, нужны деньги. И мужчины — как источник этих денег. Правда, что именно она станет делать в квартире и с кем в ней будет жить, Хэтти пока не представляла. Детей она не хотела заводить вообще. Муж стал бы только мешать вести светскую жизнь. Впрочем, он мог бы дать ей денег, а потом отойти в тень… У нее были совершенно особые отношения с автомобилями и искренняя привязанность к ним, словно к живым существам. Пожалуй, единственная искренняя привязанность за всю прежнюю жизнь… Сразу же после разрыва с университетом она сдала на права «на всякий случай, вдруг кто-нибудь расщедрится и подарит машину». Ответ на этот шутливый призыв Хэтти получила прямо в школе вождения, когда подцепила первого состоятельного ухажера. Они встречались три месяца, и Хэтти неплохо «заработала» за это время. Потом Билл отвез ее в салон подержанных авто, купил «вольво» 1998 года выпуска — вполне симпатичную и не старую на вид, — после чего заявил, что это прощальный подарок. Хэтти обрадовалась такому красивому жесту, словно манне небесной. Ее план срабатывал: теперь у нее будет свой автомобиль и свобода! И то и другое открывает путь к основной цели. До двадцати пяти лет у нее есть время… Однако по мере приближения к заветному сроку Хэтти все яснее понимала, что слишком переоценивала себя в молодости. Четыре года пролетели незаметно и смылись из памяти, словно расплывчатое многоцветное пятно. Хэтти перепробовала несколько десятков мужчин, но не нашла достойного. А потом появился Джонни. После того случая с машиной Нью-Йорк больше не поворачивался к ней лицом, а теперь, когда Джонни стал ее официальным любовником, город, казалось, снова распахнул радостные объятия. И Хэтти, словно мотылек, доверчиво полетела навстречу опасному огню. Бабушку она больше не слушала. Никакой карьеры ей не надо, Джонни устроил ее в соседний отдел холдинга офис-менеджером. Это была далеко не первая приличная должность в жизни Хэтти. Но за два последующих года она «выросла», прошла несколько этапов обучения и теперь представляла собой вполне самостоятельную, серьезную «леди Нью-Йорк». Той глупой наивной девочки, зараженной чудовищным снобизмом, больше не стало. Хэтти превратилась во вполне созревшую стерву, зубастую и устойчивую к потрясениям, хотя внешне и сохранила пленительный юный образ. Она все так же мечтала о пентхаусе, но теперь путь к нему стал и короче и сложней одновременно. Она в любой момент могла сорваться вниз и все напряженней держалась за Джонни, а под глазами, между тем, появлялись первые морщинки. Тогда милый Джонни не знал, что его персона является главным этапом на пути к цели Хэтти, ибо на него делалась основная и самая рискованная ставка. Время истекало. Хэтти уже давно отметила свое двадцатипятилетие, и осенью этого года ей должно стукнуть двадцать семь, а пентхаус был все еще недосягаемо далеко. Внутренние часы затикали громче и напряженней. Единственная и главная подруга, Мадлен, была уверена, что ничего у Хэтти не выйдет. Она давно советовала ей остановиться и довольствоваться малым, но последняя была не из тех, кто, украв половину, не вернется за второй. В общем, когда именно Хэтти сломалась, не заметил никто. Даже она сама. Возможно, первая ласточка прилетела, когда Джонни завел постоянную любовницу. А может быть, и позже. Но уже тогда в душе ее что-то больно кольнуло — и она поймала себя на мысли, что больше не хочет бороться, а хочет чего-то иного. Ласточка прилетела и улетела, оставив Хэтти до поры размышлять, и по инерции та еще продолжала двигаться в направлении заветного Манхэттена. Второй прилет ласточки случился в последнее Рождество и оказался гораздо более серьезным испытанием для души, хотя и не представлял ничего интересного с событийной точки зрения. Рождество Хэтти встретила совершенно одна (Мадлен уехала в родной городок к родителям, а Джонни попросту исчез) и снова задумалась о своих отношениях с любимым, а также о возможных перспективах. В тот день она задала себе вопрос: даст ли этот мужчина билет на Манхэттен? Ответ, словно услышанный со стороны, поразил Хэтти от макушки до пят: «Даст, и довольно легко, — сказал кто-то очень тихо. — Только ты этого больше не хочешь». — А чего же я тогда хочу? — пробормотала опешившая Хэтти, словно сумасшедшая глядя в пространство на воображаемого собеседника. «Тебе нужен другой мужчина. И тебе нужна любовь». На это Хэтти лишь презрительно покачала головой и решила больше не устраивать диалогов с внутренним голосом. Однако слова запали в душу. По прошествии трех месяцев, в обед одиннадцатого марта, Хэтти задала себе еще один неожиданный вопрос: — А вообще, нужен ли мне такой муж, как Джонни? Коварный собеседник был тут, как тут: «А как же пентхаус?» — съехидничал он. — Пентхаус, деньги, положение — да, — медленно проговорила Хэтти. — А сам муж?.. Но она и так уже знала ответ. Еще сутки Хэтти недоумевала и не могла поверить сама себе, а двенадцатого вечером села за компьютер, чтобы написать то самое письмо Мадлен. Оно должно было решить все. Бабушка приезду внучки несказанно обрадовалась. С тех пор как Хэтти бросила университет, они почти не виделись. — Ну что, милая, я так понимаю, ты приехала не на один день, — бабушка лукаво наклонила голову, — раз притащила все свои склянки с духами. — Ну… — Поживешь пока тут? — Похоже, что да, бабуль, — грустно согласилась Хэтти. — Я взяла отпуск… Срочный. На месяц. А там посмотрим… — Ну ничего, ничего. Всему свое время. Хэтти огляделась вокруг. Похоже, что в этом домике ничего никогда не изменится. Тот же воздух, родной и немного старомодный, вышитые салфеточки на столах и комодах, огромное зеркало в красивой раме, в котором отражаются просторный холл и половина комнат на первом этаже… Мама всегда мечтала сделать дом живым и многолюдным. Чтобы была большая семья и много детишек носилось из комнаты в комнату. Не успела… Но все равно, в этом доме Хэтти всегда чувствовала незыблемую нить жизни: что бы ни случилось по ту сторону стен, здесь внутри она всегда будет в покое и безопасности. — Чай с пирогом? Хэтти улыбнулась жалкой улыбкой: — Моим любимым? — Да, луковый пирог, и еще немного плюшек с медом. — Для меня старалась? — А для кого мне еще стараться? Хэтти резко отвернулась, почувствовав угрызения совести. Ведь бабушка, наверно, ждет внуков. То есть правнуков. Ей так одиноко здесь, когда дочки больше нет, а непутевая внучка гоняется за деньгами и прожигает жизнь. Она подошла и обняла бабушку. — Ну хочешь, я останусь с тобой навсегда? — Еще чего! Чтобы нарушить мой покой и тишину? Дудки! — Бабуля, я же… — Ничего не желаю слышать! — фальши в ее голосе почти не чувствовалось. — Отсидишься, почистишь перышки — и дуй обратно в свой Нью-Йорк. Там тебе самое место. — А как же… пироги? Бабуля усаживалась напротив нее и разливала чай, назидательно подняв брови. — У меня в доме по пятницам собирается местный дамский клуб. Нам интересно посплетничать, перемыть косточки всем жителям нашей деревни. Или городка, как его почему-то стали называть последние пять лет. И ты думаешь, я променяю это удовольствие на такое сомнительное — каждый день лицезреть твою недовольную физиономию? — Не такая уж она и недовольная. Я растолстею с пирогов и возглавлю местный дамский клуб. — Когда это в нашем роду кто-нибудь толстел от пирогов? Мы все были худые и длинные как жерди. Посмотри на меня! И мать твоя была такая же. Так что кушай, кушай, Хэтти. Может, хоть немного покруглеешь, а то прямо живой скелет. — Так модно. — Ничуть не сомневаюсь. А возглавить мой дамский клуб даже не рассчитывай! Лучше расскажи, что у тебя с работой? А то у меня тут есть одна вакансия… — Бабуль, я же… — Вакансия — в Нью-Йорке. — В Нью-Йорке? А откуда? — Это не важно. Правда я сказала, что ты в этом ни черта не шаришь, но можно научиться. — Это в чем же я ни черта не шарю? — В телевидении. Хэтти вскочила, разливая варенье на стол. — В телевидении? Ты предлагаешь мне работать на телевидении? — Сейчас пойдешь стирать скатерть. — Бабушка! На теле… — Причем руками. Потому что в машинку ее засовывать нельзя — там вышивка. — Какая вышивка! Я же всю жизнь мечтала… — Не ври. Всю жизнь ты мечтала только о деньгах. Словом, слушай. Одна моя приятельница… Сядь. Чего стоишь? Одна моя приятельница — кстати, из дамского клуба — сказала, что ее сын стал продюсировать какой-то проект на весьма популярном телеканале, который смотрят во всех штатах. Им нужно найти ведущую шоу. Там все очень сложно, я в этом мало понимаю, что-то наподобие интеллектуально-ролевой игры для подростков. В общем, я сказала, что ты — просто клад для его телеканала. Дам тебе его визитку, вроде как он тебя ждет… Но скатерть ты постираешь. — Долго? — Если это было смородиновое варенье, то до утра. Смородина практически не отстирывается. — Какая смородина?.. Он меня долго ждет? Когда тебе дали визитку? — В пятницу. Я хотела тебе позвонить, да ты вот сама, как снег на голову, свалилась. — Ну-ну-ну, и что? — И ничего, — возмущенно развела руками бабушка. — У него все и узнаешь. — Да? Прямо вот так? — Хэтти почему-то испуганно моргала. — Прямо вот так. Звони и говори. Да ты давно знакома с этим обалдуем! Он же учился с тобой в одной школе! — Каким обалдуем? — окончательно растерялась Хэтти, сминая в руках пирожок с медом. — А чего это ты так разволновалась? — бабуля хитро смотрела на нее с высоты своего роста, а Хэтти медленно, словно провинившаяся школьница, оседала на стул. — Тем самым… который ухлестывал за тобой пять лет, а ты его знать не хотела. — Стефан? — прошептала поверженная Хэтти. — Точно. — И… чт… И что? — Чего ты заикаешься? Стефан стал о-го-го! Знаешь, сколько у него денег? И пентхаус на Манхэттене. — Бабушка хитро покосилась на нее. — Так что надо было простить ему прыщи на подбородке и двухметровый рост — глядишь, жила бы сейчас как у Христа за пазухой. Тем более по росту друг другу очень даже подходили… — Глупости! — фальшиво равнодушно отмахнулась Хэтти. — Не надо мне ничего. У меня самой есть деньги. Не на пентхаус, конечно, но есть. — И сокрушенно вздохнула. — А он меня не пошлет? — Может и послать. — Но ведь пообещал, что будет ждать? — А может, он ждет, чтобы послать. Может, он мечтает, чтобы теперь ты за ним побегала. А он — от тебя. — Бабуля! Вот умеешь ты поддержать в трудную минуту! — Конечно, милая, — улыбнулась бабушка. — Кто тебе, кроме меня, правду скажет? Хэтти задумалась. Бабушка права: Стефан по кличке Кий был в школе общепризнанным придурком, которого дразнили даже младшие. А то, что он был в нее безнадежно влюблен, Хэтти старалась держать в строгой тайне, потому что это совсем не добавляло очков в глазах общественности, даже наоборот. Кроме того, вместе они могли стать популярнейшей мишенью для насмешек, потому что Хэтти тоже была в классе самой высокой из девчонок. В общем, сейчас ей меньше всего на свете хотелось воскрешать призраки прошлого, но выбранный план действий, словно языческий тотем, требовал принести очередную жертву на свой алтарь. А вдруг Стефан окажется важной вехой на пути к Манхэттену? Надо проработать и этот вариант! Правда, теперь все несколько изменилось. Теперь она уже сомневается, нужен ли ей Манхэттен. Случись такое везение несколько месяцев назад, она бы только благодарила небеса за подаренный шанс. Вот он последний рывок: из объятий успешного модного мальчика Джонни прямо в руки к еще более успешному и состоятельному Стефану. И все. Цель достигнута: Манхэттен — у ее ног. Сверкает вечерними огнями через толстое стекло полукруглой стены в ее собственной квартире. А через сотни метров виднеется макушка статуи Свободы. Как все сошлось, словно в волшебном механизме колдовской шкатулки: щелк — и таинство свершилось… Все так. Но уже не так. Теперь она растерялась и совсем не знает, чего хочет по-настоящему. Может, правда — любви? Но, а как же тогда деньги? Какая любовь может быть без денег? Ведь если… — О чем это ты так напряженно размышляешь? — услышала Хэтти голос бабушки и словно очнулась. — Час назад ты собиралась остаться со мной навсегда, а сейчас, держу пари, пытаешься подсчитать активы Стефана и вычислить, на каком ходу партии тебе следует бросить ради него Джонни, чтобы не потерять ни одной фишки. Хэтти тяжело вздохнула, вспоминая унизительный утренний диалог с Джонни и свою некрасивую выходку у него в кабинете… — Ах, бабуля! Какие фишки! Джонни только что выставил меня из квартиры. Так что партия уже прервана, я все потеряла. — Ого! — оживилась бабушка. — Да! Он прямо с утра вызвал меня к себе и сказал, что мы расходимся, а я должна забрать вещи. — И по какой причине? — По какой причине? — вздохнула она еще тяжелей. — Ну… — Ну? — Да по моей глупости. Понимаешь, я специально для него инсценировала роман с другим. — Как это? — Я написала письмо Мадлен о том, как у меня все хорошо, и послала его Джонни. Ну, нарочно послала, понимаешь? Бабушка поморщила лоб. — Не понимаю. — Ну, я изобразила, будто перепутала ящики. Мне было необходимо, чтобы Джонни все это прочитал. Понимаешь? Бабуля еще раз поморщилась и вдруг всхохотнула: — Не понимаю… А зачем? — Я просто хотела… чтобы он… Словом, немного его перевоспитать и подразнить. Ничего этого не было на самом деле, никакого Фрэнка… — Фрэнка? — Ну, так зовут моего вымышленного кавалера… Ничего смешного! — Ой, не могу! — Ну что ты смеешься! Я ждала от него совсем другой реакции. А дождалась… вот. — А чего же ты хотела? Чтобы он во всем покаялся? А заодно и в том, что читает чужие письма? — Ну… что-то в этом духе. И вернулся ко мне от своей замухрышки. Перекатившись на диване и прижав руки к животу, бабушка беззвучно хохотала. — Я думала его встряхнуть… Я думала… Бабушка, я сейчас на тебя обижусь! — Господи, какая глупая! — Конечно! Что ты понимаешь в жизни?! — Ничего не понимаю, это точно… Ой, уморила. — Она вздохнула, посмеиваясь. — Ладно, скатерть я так и быть сама постираю… А ну-ка — марш звонить Стефану! Пока еще вечер не стал ночью. 2 Все было крайне прозаично, потому что в романтику Хэтти перестала верить с пятого класса школы. Никакого Фрэнка у нее и в помине не было. В тот знаменательный день, 12 марта, она пошла на крайнюю меру, потому что понимала — нужно ставить вопрос ребром: или она — или Кэт. Но открыто ставить вопрос ребром она опасалась. Хэтти сама не любила, когда ее вынуждали срочно выбирать, и догадывалась, какой может оказаться реакция Джонни. Оставалось только одно: спровоцировать его самого на решительный и, может быть, даже резкий шаг, чтобы внести определенность в их треугольник. И как результат, конечно же, предотвратить расставание. Следуя ее гениальному замыслу, Джонни, прочитав «заблудшее» письмо, должен был срочно возревновать, раскаяться во всех своих изменах (особенно последней, самой затянувшейся) и даже кое-чему поучиться у бедолаги Фрэнка. Потом он должен был раскаяться вторично — в том, что прочитал чужое письмо, хотя и такое поучительное, — прибежать к ней с охапкой роз и попросить прощения за все. Затея была не лишена определенного риска, но Хэтти рассчитывала, что все пройдет удачно, и уже утро понедельника рисовалось ей в лучах триумфа над замухрышкой Кэт. Однако утро понедельника принесло совсем другую погоду, а скорее непогоду, которая ураганом прошлась по голове бедной Хэтти. Джонни вызвал ее к себе в кабинет ровно в девять, самым безапелляционным тоном. И хотя он не имел права так распоряжаться ею, потому что она не являлась сотрудником пресс-службы, которую он возглавлял, и вообще работала в другом отделе и на другом этаже, но холдинг был один на всех и Джонни занимал в нем не последнее место. К тому же именно он, Джонни, устроил ее в этот отдел, поддерживал первый год работы, и именно с его подачи Хэтти получила дополнительное образование и продвинулась по служебной лестнице. Поэтому в каком-то смысле Джонни все-таки имел право обращаться с ней, как с подчиненной… Хэтти вошла и полулежа растянулась в своем любимом кожаном кресле, где в свое время они… Ну, это было в прошлом, оборвала она воспоминание и покраснела. Джонни молча прохаживался перед ней и покусывал костяшку согнутого указательного пальца. Это был его любимый жест во время трудных раздумий. Хэтти с наигранной жалостью улыбнулась ему, исподтишка любуясь знакомыми движениями. Прекрасный Джонни, тридцатилетний красавец и состоятельный бизнесмен, восемьдесят пять килограмм безупречных мышц, одетых в костюмы по пять тысяч долларов. Секс-машина, знавшая все прихоти женщин и выполнявшая их по точной программе, мешок с деньгами, которые запросто могли перейти в руки Хэтти… Все это сейчас ходило перед ней, а Хэтти вдруг медленно и с ужасом начала понимать, что последний раз видит Джонни в качестве «своего» мужчины. Кажется, сейчас начнется что-то ужасное. — Хэтти, — наконец нежно проговорил он, поставив ладони на подлокотники ее кресла и приблизив лицо чуть ли не вплотную. — Что, милый? — А ну сядь, как положено! — рявкнул он, и за дверью, в приемной, у Мадлен что-то с грохотом свалилось. Хэтти непроизвольно вытянулась в струночку, насколько это возможно в сидячем положении, даже устроила ладони на коленях и уставилась на Джонни, мелко моргая. Он снова прошелся по кабинету. — Как твоя личная жизнь, моя дорогая? — X… х… хорошо, ты же сам знаешь как. Вот оно! — подумала она. Сработало. Может, это просто ревность? Поорет, потом, как обычно, схватит на руки, закружит, зацелует и попросит прощения. — Размечталась! — услышала она резкий голос Джонни. Это что же выходит, она вслух произнесла последнюю мысль? — Ты о чем? — Дело в том, моя дорогая, что я не люблю, когда меня обманывают. А ты сидишь, вспоминаешь своего Фрэнка и ждешь, когда у меня пройдет приступ ревности. Точно сработало! — Фрэнка? — Она глупо заморгала. — Какого Фрэнка? — Не морочь мне голову. Я все знаю. Но бешусь не от ревности. — А от чего?.. — От чего? — Подожди, а как же Фрэнк… — Да мне вообще наплевать, с кем ты спишь! Нет, что-то пошло не так. Джонни говорит не так, она отвечает не так. И все вообще идет не по плану. Стоп. Надо сосредоточиться… — Подожди, Джонни. Откуда тебе известна эта глупая история? Фрэнк он… он ничего для меня не значит, просто… — Из твоего письма. Я прочитал твое письмо, которое ты вчера в одиннадцать вечера отослала Мадлен, а оно черт знает каким волшебным образом прибыло в мой почтовый ящик на работе. — А что ты делал вчера в одиннадцать на работе? — Переделывал отчет за своей тупой секретаршей, которую ты подначиваешь настучать на меня руководству! За дверью что-то грохнуло во второй раз. Хэтти побледнела. Кажется, с руководством был перебор. Она же хотела перевоспитать его только в плане личной жизни. — Кстати, заполнение отчетностей входит в обязанности Мадлен. А вот посещение порносайтов в рабочее время и покраска ногтей на факсах от европейских партнеров — не входит! Можешь сама сообщить об этом высшему руководству! Джонни распалился не на шутку, и Хэтти против воли почувствовала прилив желания. Таким яростным и диким он был всего один раз, когда она впервые осталась у него на ночь. Тогда он просто рассвирепел от счастья и переполнявшего нетерпения… Это воспоминание и по сей день являлось самым дорогим для нее, хотя прошло уже два года! — Джонни, пожалуйста, успокойся. Это была ошибка. — Понятно, что ошибка. Сервер дал сбой, и я все узнал. — Нет. Фрэнк — ошибка. Она подумала, а не сказать ли правду? Нет. Тогда она здорово потеряет в его глазах, если он вообще поверит, что она все выдумала. — Но и на здоровье, дорогая. — Он снова подошел к ней. Его лицо близко-близко… Его губы. Его глаза… — Джонни, я люблю тебя, — прошептала она едва слышно, проглатывая слезы. — А я тебя — нет! — Он вскочил и, заложив руки за шею, снова принялся мерить шагами кабинет. На столе разрывался телефон, но он и не думал подходить. — А я тебя — не люблю. А знаешь за что, Хэтти? Можно я тебе наконец-то все скажу? Перестань плакать. Вот что я думаю о тебе. Ты любишь меня, я тебе верю. Только вопрос: за что? И еще один вопрос: любила бы, если бы я был беден? — Да! Да!!! Я бы… — Ответ не верный. Ты и сама это знаешь. Ты любишь мои деньги. Ну, и я тебя устраиваю как социальный элемент, который добавляет плюсов к твоему образу «леди Нью-Йорк». Ты ведь об этом только и мечтала, да? — О чем? — Стать «леди Нью-Йорк» и навсегда покинуть родные трущобы, где живут такие же голодные кошки, как ты. — Как тебе не стыдно! — Извини. Я очень уважаю твою бабушку. Но ты… ты не в нее. И ты действительно как трущобная кошка… Не перебивай! Ты вышла на чистую улицу и решила, что тебе на ней самое место, поэтому надо покорить Нью-Йорк. — Я вовсе не… Джонни поднял ладонь, останавливая ее. — Что ж, надо отдать тебе должное, ты преуспела. Ты молодец. За шесть лет ты сделала из себя совсем другого человека. Еще небольшой рывок — и ты вплотную подойдешь к своей мечте: выйти за меня замуж и укрепиться среди местной знати. Так? — Нет! Нет! — Снова ответ не верный. Все так. А тут вдруг появляется моя Кэти. — Он помолчал, закрыв глаза, потом снова заговорил: — Я долго смеялся над своей судьбой: променять Хэтти на Кэти. Смешно. Но вы очень разные. — Только не надо при мне… — Нет-нет, я не буду рассказывать о том, как она прекрасна. Тебе это неприятно слышать, я все понимаю. Просто я увидел, что она… Короче, ей действительно нужен я, а не мои деньги. — Интересно, как ты это увидел? — Это не важно. Важно другое. Важно то, почему я так зол на тебя. — И почему же? — Теперь она смотрела на него исподлобья, сверкая глазами. Хорошо, что она не успела сказать, что Фрэнка не существует. Пусть думает, что она тоже не лыком шита! — Я встречаюсь с ней уже больше полугода. И я давно люблю ее… Помолчи и послушай… Я видел, как ты не хочешь уходить от меня, и считал себя последним подлецом, который крадет у тебя счастье. Я мучился сам и мучил Кэт. Но больше всего я думал о том, как несладко будет тебе. Я оттягивал этот разговор, щадя твои чувства. Я прекрасно видел, что тебе нужны только мои деньги, но все равно жалел тебя. Я думал: ну еще немного, ну еще пару недель — и она насытится, она сама поймет, что мы не подходим друг другу. Я думал, ты ведешь честную игру, Хэтти. А ты? — А что я? Я эти полгода не спала ни с кем, как ты с другой… — Нет, ты нашла себе любовника и теперь мечтаешь переделать меня под него. Спрашивается… — С чего это ты взял, что мечтаю переделать? — опешила она. — Как с чего? Ты же написала: хочу, чтобы Джонни был хоть немного похож на Фрэнка. — А-а, — вздохнула она с облегчением. — Так вот, спрашивается: можно ли, рассуждая таким образом, доказать мне, что тебе нужен именно я, а не деньги? — Не понимаю. — Тебе надо только то, что я могу дать. Но не сам я. Где-то она уже слышала эти слова. Чертов внутренний голос! Хэтти сидела, уронив голову на грудь. — Скажешь я не прав? Ну что ты молчишь? — Джонни, ты у меня такой хороший… Ну почему ты уходишь? Может быть, мы еще… Может, мы… — Нет, Хэтти, я и так дал тебе слишком много времени на отступление. Теперь тебе не так больно будет от меня уходить, ведь у тебя есть Фрэнк. Мы расстаемся. Окончательно. Ну хочешь, я всем расскажу, что это ты меня бросила и ушла к нему? До нее вдруг дошло совсем другое: — Так ты, — она медленно подняла на него глаза, переполненные слезами, — так ты все это время… «недельку-другую» и прочее… Ты это из жалости делал? — Ну… как тебе сказать… Не мог же я просто так выставить тебя. Мы с Кэт решили… — Не мог? — Она поднялась с кресла. — То есть вы с Кэт пожалели меня и ждали полгода, пока я сама выметусь из дома? — Зачем ты так говоришь? Она врезала увесистую затрещину ему по щеке и, резко развернувшись, пошла к двери. Колени ее дрожали от гнева, щеки, казалось, горели ярко-красным огнем, а из глаз сыпались искры и молнии. Так ее еще никто не унижал! «Мы с Кэт решили…». Ах, значит, Кэт у нас самая добрая! Уже открыв дверь в приемную, Хэтти обернулась на Джонни. Он тер щеку и молчал. — У меня только один вопрос, Джонни. Трое посетителей на кожаном диване навострили уши, но она и не подумала закрывать дверь. Пусть слушают, каков их шеф! — У меня только один вопрос. По каким признакам ты понял, что Кэт не нужны твои деньги? Может, и она такая же трущобная кошка, как я? — Она очень богата, — процедил Джонни, продолжая стоять на середине ковра. — Ее отец — владелец автомобильного завода. Закрой дверь, там люди. — А, понятно. Так это тебе нужны ее деньги! Вот в чем дело, Джонни! Он дернулся, вскинув на нее бешеный взгляд. — Закрой дверь, я сказал! — Зачем? Я ухожу. А тебе желаю побыстрей стать владельцем завода. Это лучше, чем протирать штаны здесь, не правда ли? Хэтти засмеялась, победоносно прошла через длинную приемную и в оглушительной тишине вышла в коридор. В тот же час она написала заявление на срочный отпуск и уехала собирать вещи на квартиру Джонни. Она даже не успела ничего объяснить Мадлен, хотя та имела полное право быть в курсе истории, в которой стала чуть ли не главным персонажем. …Едва отъехав от Нью-Йорка, Хэтти вдруг засомневалась, что сделала правильно, оставив замухрышке Кэт все вещи, кроме духов. Если у нее отец — владелец автомобильного завода, платья ей точно не пригодятся. Удивительно! И как при таких деньгах она умудряется выглядеть замухрышкой? То ли дело сама Хэтти — холеная, красивая и так и сяк за собой ухаживающая… С другой стороны, черт с ними с платьями! Джонни прав: за эти два года она превосходно пополнила карточку, завела еще один счет в банке и, самое главное, сменила машину. Темнозеленый «ламборгини» слушался каждой мысли, еще не воплощенной в движение, и Хэтти его обожала. Эту машину они с Джонни купили ей «напополам»: Хэтти внесла первые десять процентов от стоимости, а все остальное — Джонни. Сама она не отдала бы такую сумму никогда. За эти деньги в ее деревне можно купить большой хороший дом. А с другой стороны: зачем ей в деревне дорогая машина?.. Следующая мысль заставила Хэтти резко затормозить и даже свильнуть к обочине. Мамма миа! Так вот почему Джонни привел ее тогда в магазин и сказал, что для него тут особая суперскидка. Это же был магазин при автозаводе… Наверно, Кэт договорилась с отцом, чтобы машину продали подешевле. Так, значит, и в этом вопросе не обошлось без омерзительной Кэт! Хэтти скрипнула зубами. Нет, хоть это и обидно, но с машиной она не расстанется! Пусть даже все любовницы Джонни скинулись на нее по десятке! Такая хорошая машина… Ее, в конце концов, можно продать. А оставлять, как платья, в приступе гордости совершенно незачем! Так-то вот. А кто рассуждает по-иному, пусть вечно живет в трущобах. Нью-Йорк таким не по зубам! Пятно от варенья никак не желало отстирываться. Хэтти самой пришлось возиться с ним, потому что, едва она собралась набрать номер Стефана, бабуле кто-то позвонил. Подождав пару минут, Хэтти поняла, что разговор серьезный и длинный, потому что бабушка с таинственным видом удалилась на веранду, при этом все время почему-то оглядывалась на Хэтти. Судя по обрывкам фраз, долетавшим с балкона, звонил мужчина. Неужели в шестьдесят четыре бабуля решила наладить личную жизнь?.. — Бабушка! — наконец прокричала Хэтти, убедившись, что трубка лежит на месте. — Я все знаю. — Чего ты знаешь? — испугалась та, входя в комнату. — А что ты так вздрогнула-то? — Хэтти подмигнула. — Уж от меня-то могла бы и не скрывать. Тем более я все слышала. — Ты что имеешь в виду? — То и имею. У тебя личная жизнь замаячила? Целый час шептаться по телефону можно только с кавалером. — Личная жизнь! Давай оставим эту тему в покое. — Ничего не понимаю. Бабуля, ты что-то скрываешь? — Нет. Как себя чувствует скатерть? — Странная ты какая-то. А со скатертью все в порядке. Если, конечно, ее больше не стелить на стол. — Да?.. — почему-то обрадовалась бабуля. — Ну хорошо. Тогда позвони Стефану. — Нет, бабушка. На сегодня мы уже опоздали: время — десять вечера. — Ничего, у них, у продюсеров, сейчас самое оно. Можно и в два часа ночи звонить. — Ты сама только что говорила: звони, пока вечер не стал ночью. А теперь… — Вот сразу видно, что ты в жизни ни с кем больше не вела дел, кроме офисных крыс. Стефан — человек творческий до мозга костей, а творческие люди не спят до утра, а потом могут проспать весь день. — Ну да. Или вообще не спать… То, что Стефан — творческий человек, я поняла еще в последнем классе. — Когда он притащил к нам на газон установку для салюта и запустил несколько залпов? — Ага. Пожарники тогда сильно повеселились. Как творческие люди — с часа ночи до четырех утра. — А утром он написал на мостовой: «Хэтти, я умираю от любви. Будь моей!». Хэтти мрачно кивнула, проглатывая карамельку. — Хорошо, что он не подписался, я всем сказала, что это Мик, который три месяца лежал с гипсом в Нью-Йорке. — И тебе поверили? — Поверили. Мик же не мог опровергнуть. А потом, когда он вернулся, забыли… Ох, Стефан, ну и придурок же ты был! — Ты набери номер, а? — Бабушка ласково наклонила голову, протягивая ей трубку и клочок бумаги. — Ну что ты на меня так смотришь? Я тебе работу нашла, между прочим, а ты ломаешься. Но трубка вдруг сама взорвалась трелью в руке Хэтти, и та, взвизгнув от неожиданности, выронила ее на пол. — Опять не судьба! На табло светился номер Джонни. Джонни, от которого она только что уехала. — Да, кстати, чуть не забыл!.. — весело заговорила трубка. — Что ты чуть не забыл? Джонни, что тебе надо? — Хэт… Черт, это ты. Хэт, я думал… — Нет. Меня зовут Хэтти. Не путай с Кэт. — Извини. Я просто решил удостовериться, все ли в порядке, доехала ли ты домой и… мм… все такое. Я не ожидал, что ты так быстро… — Это тебе свойственно. — Что? — Не ожидать, что я так быстро. А я быстро, Джонни. Даже быстрее, чем ты думаешь! У тебя ко мне все? — Да. Передавай привет бабушке. — Непременно. — Хэтти нажала отбой. — Этот подлец передает тебе приветы. Я знаю, вы всегда друг другу нравились… — Хэтти вдруг прищурилась. — Слушай, бабушка! Если я правильно понимаю, он сейчас хотел поговорить вовсе не со мной, а с тобой. Что происходит? Глаза бабули забегали. — Ничего не происходит. Он славный мальчик, по-моему. Несмотря на то что богат. Деньги его абсолютно не портят, в отличие… — Они никого не портят, бабуля! — Ты ошибаешься дорогая. — Ну и целуйся тут со своим Джонни! Ну и пожалуйста! — Хэтти схватила клочок бумаги с номером Стефана и нервно стала набирать цифры. — Здравствуйте, приемная Стефана Долсона, представьтесь и подождите минуточку. — Чего-чего? В голосе секретарши появилась сталь: — Представьтесь, пожалуйста, и назовите цель вашего звонка. Вам назначен разговор на это время? — Девушка, у вас тут станция междугородних переговоров образца сорокового года или телестудия? Ничего мне не назначено на это время! Скажите Стефану, что звонит Хэтти. Он знает какая. Я жду ровно две минуты, время пошло! — Извините. Соединяю. — Так бы и сразу. В трубке зазвучала нежная мелодия, после короткого щелчка послышался незнакомый бархатистый голос: — Да, Хэтти. Я снова умираю от любви. — Стефан? Стефан, это ты? — Пока — да. — Почему пока? — тупо спросила она, понимая, что таковы правила светской игры: Стефан сам направляет разговор. И наперед знала, что он ей ответит. — Потому что, пока я только слышу тебя, но уже схожу с ума. А когда увижу, забуду все на свете, в том числе свое имя. — Н-да? — Как твои дела, Хэтти? Впрочем… молчи. Ничего не говори! Мы срочно идем в ресторан. Выбирай — какой хочешь! Позволь за тобой заехать во сколько скажешь… Она поперхнулась. Сердце бешено колотилось, подпрыгивая к самому горлу и проваливаясь куда-то под кресло. Бабуля подслушивала через громкую связь в другой комнате, глаза ее жадно блестели. — Ст… Стефан, я не могу. Я очень далеко от Нью-Йорка. — Насколько далеко? На Аляске? В Австралии? Она едва заметно рассмеялась. — Нет, я в нашей… в нашем городке, у бабули. — Ну, это же совсем рядом. Во сколько за тобой заехать, Хэтти? — Ну… нет. Давай завтра. Я сегодня как раз только что прибыла из Йорка. У меня был сложный день… в общем, я хочу спать. — О, как это на тебя похоже! Хэтти, ты ничуть не изменилась. — Нет. Я изменилась. Но все равно давай завтра. — Ты продолжаешь водить меня за нос. Ты знаешь, я из-за тебя готов был отменить встречу с одним спонсором… Впрочем, тебе это скучно. Значит, завтра — окончательно и бесповоротно? — Да. Но мне совсем не скучно. Я могла бы… поболтать с тобой по телефону. — О нет. — Его голос внезапно стал жестким. — Я не любитель телефонных бесед. Мне гораздо приятней будет увидеть тебя. — А что за спонсор? — Она зевнула. — Тем более в десять вечера. — Потом расскажу. — Стефан, не обижайся. Я жутко соскучилась и хочу на тебя посмотреть, но… — Хочешь посмотреть, все тот же я придурок или деньги сделали из меня Кена? — Он захохотал. Хэтти поперхнулась еще раз и пропустила его реплику. Черт их разберет, этих продюсеров! — Может, нам лучше встретиться не так поздно, как ты предлагал сейчас, а ранним вечером или в обед? Бабушка выразительно крутила пальцем у виска. — В обед? — Ну да. У нас же будет деловой разговор. — Ах да, кому-то нужна работа. — Ну, не то чтобы. — Как? У тебя есть работа? А зачем же тогда… Бабушка сделала страшные глаза, провела себе ребром ладони по горлу, Хэтти тяжело вздохнула: — Нет у меня никакой работы. И к тому же я очень сильно соскучилась по друзьям детства. — Ну хорошо, давай я заеду… — А давай ты не будешь заезжать, а просто как бы назначишь мне свидание. — Свидание? — Стефан засмеялся. — Ну хорошо. Так даже интересней. А где? — Вот сам и придумай. — Тогда давай в моем любимом ресторане, на Бродвее, в семь. Вот адрес… Я буду ждать тебя. Я уже представляю тебя… мм… Хэтти! — откровенно зарычал он. — Пока, Стефан. — До завтра, крошка. Раздались гудки отбоя, Хэтти непроизвольно поморщилась по поводу «крошки», а бабушка закатила глаза в умилении. — Какой хороший мальчик! Как тебе повезло! — Странный он какой-то. То ли псих, то ли клоун. — Срочно выходи за него замуж: их родня известна мне до пятого колена, а уж с мамкой его я в свое время… — Бабуля, как тебе не стыдно! Ты вообще слышала, что я сказала? — А что такое? Не имею права дать совет? Это я, между прочим, вас свела. Хэтти с досадой провела ладонью по плетеной салфетке на столике: — Ну почему! Ну почему все это происходит не полгода назад, когда мне еще позарез нужны были деньги и богатый муж! 3 А потом Хэтти еще раз пожалела, что оставила все свои платья у Джонни. В этих джинсах, с рваными коленями, на Бродвее можно гулять только по улице, а в рестораны лучше не соваться. Все остальные вещи из будущего гардероба под названием «новая жизнь» пока что висят в магазинах. Хэтти затосковала, подперев щеку рукой. Ах, какой богатый арсенал у нее был! Ах, как шикарно она могла бы выглядеть завтра перед Стефаном! А может, вернуться? Просто порыться в пакетах, она уверена, что Джонни не выкинул ее вещи. Он добрый. Он ждет, когда она одумается и все заберет. Да и вряд ли его Кэт поселилась там так быстро. Если они терпели целых полгода из человеколюбивых соображений, чтобы не ранить ее, Хэтти… То еще три дня точно потерпят! Конечно, этот визит может испортить весь эффект от ее красивого и быстрого ухода. Но что ей остается делать? Платья-то хорошие! А одно из них стоит, между прочим, почти две тысячи. Значит, долой гордость и вперед — за платьями! А кто рассуждает по-иному, пусть вечно живет в трущобах. Нью-Йорк таким не по зубам! Хэтти улыбнулась этой мысли, повторив ее как заклинание, и крепко уснула на льняных бабушкиных простынях. Завтра она с самого утра поедет к Джонни. У нее есть железный повод вернуться! И заодно поближе рассмотреть замухрышку. Джонни был дома один и как будто даже обрадовался ее визиту, словно знал, что она приедет. — Не в чем идти на свидание к Фрэнку? — иронично прокомментировал он, когда Хэтти потащила к машине три огромных мусорных пакета со своим гардеробом. — Ключи! — Она встала перед ним, запыхавшаяся от беготни по лестнице, и, чуть ли не касаясь животом его живота, нахально подбоченилась. — Ну, ты забираешь их или нет? А может, вы с Кэт совьете другое гнездышко, где-нибудь на Манхэттене? — Может быть. Ты тоже мечтала там жить, не так ли? — спросил он соблазнительно низким голосом, и его дыхание обожгло щеку. Он снова смеялся над ней! Он снова стоял беззастенчиво близко. Еще одно мгновение — и они будут просто вынуждены поцеловать друг друга… — Ну я-то, допустим, скоро туда перееду, — выпалила Хэтти, чтобы заполнить паузу. — Да ты что! Откуда столько денег у бедного… кто он там, врач? — Не важно, — грубо отрезала Хэтти и сразу развернулась к выходу. — Ну не обижайся. Если честно, не могу представить Манхэттен без тебя. Может, познакомишь нас со своим Фрэнком? Будем дружить семьями. — Пошел к черту! — прошипела она, отступая в подъезд. Джонни схватил ее за руку и не отпускал. — Ну перестань, ну не обижайся. Ну все, все… Ну с кем ты будешь жить на Манхэттене? Хэтти разозлилась: — Тебе смешно? Приходите, познакомлю! А что? Правда, будем дружить семьями! — И она без запинки назвала адрес того ресторана, где сегодня встречалась со Стефаном. — Сегодня в семь сможешь? Джонни смотрел на нее с сомнением. — Да ладно тебе, я пошутил. Правда, что ли? Хэтти, но это очень дорогой ресторан! — Так на вас заказывать места или нет? — Нет, нет. Я пошутил… — Ах да, я понимаю, планы… Будешь перевозить сюда вещички ненаглядной Кэтти? — При чем здесь Кэт? Мы сегодня рекламный ролик снимаем про холдинг, ты что, забыла? Мне как руководителю пресс-службы весь день актеров утверждать. — Я в отпуске, дорогой! К тому же — из другого отдела! И все, что происходит в вашем холдинге, ровно месяц меня не будет волновать! Он растерянно отпустил ее руку. Хэтти развернулась и поскакала по лестнице вниз, прокричав: — Передавай привет своей Замухрышке! О господи, зачем она так? Наверно, ему обидно это слышать… С другой стороны, раньше ее никогда не волновало, что и кому обидно слышать, а сейчас вдруг проснулась совесть. С чего бы это? Сев в машину и немного отъехав от дома, Хэтти остановилась в каком-то дворе и расплакалась навзрыд, уронив голову на руль. Зачем ей нужны эти двадцать килограмм барахла? Зачем ей нужен Манхэттен, Стефан и все блага мира? Ведь она на самом деле любит только одного лишь Джонни и любила бы… правда любила бы, даже будь он беден! Он такой красивый и сексуальный! Он такой остроумный, с ним совсем даже не скучно… И как она только раньше не замечала! От этой мысли Хэтти заголосила еще громче и даже несколько раз в отчаянии ударилась головой об руль, вспугивая гудками прохожих. Закат над Манхэттеном был прекрасен. В марте темнеет рано и красное солнце садится за горизонт, запуская в небо резкие лучи, разделенные башнями небоскребов. Хэтти шла по улице и любовалась городом. Она почистила перышки в салоне красоты, бросила машину на какой-то платной стоянке и уже час бродила по улицам, чтобы как следует настроиться на встречу. В качестве наряда для ужина она выбрала весьма откровенный брючный костюм, под который ничего не надевалось, кроме белья, а лучше — совсем без лифчика… В этом костюме она очень привлекала взгляды прохожих, поскольку пальто несла в руке. Еще утром бабуля, оглядев ее одобрительным взором, предрекла скорый переезд к Стефану и даже немного обиделась, что внучка так мало поживет у нее. Сейчас, выходя на набережную, Хэтти чуть не расхохоталась, вспомнив эти слова. А ведь бабуля права! Тут пан или пропал. Стефана надо брать за рога в первую же ночь. Потом — женить на себе, потом… И радужные картины — одна краше другой — запрыгали у нее перед глазами. В половине восьмого, отмерив положенные полчаса для опоздания, Хэтти вошла в ресторан на Бродвее. Администратор любезно проводил ее за персональный столик Стефана (оказывается, местная знать имела здесь свои столики), сервированный на двоих. Там пока никого не было. — Как это понимать? — поинтересовалась она, оглядываясь назад. Администратор пожал плечами. — Он всегда опаздывает. — Да, но я тоже опоздала на полчаса. — А надо — на час. Он всегда приходит на час позже. Вы что, не знали? Все его девушки знают, что он опаздывает. — Все его девушки? — Это же мистер Долсон. Известный на всю страну. Поняв, что на нее смотрят как на идиотку, Хэтти сильно разозлилась. — На всю страну? Но я знала его совсем юным прыщавым мальчишкой, и какой он сейчас — меня не волнует! — Примите мои сочувствия, мэм, — улыбнулся мужчина. — Будете что-нибудь заказывать или пройдетесь по улице еще полчаса? — Пройдусь! — Хэтти решительно направилась к выходу. — И скажите ему, что Хэтти Голдинг передает ему огромный привет. — Вы не вернетесь?.. О! А вот и он сам… — Прости меня, Хэтти! — Стефан откуда-то сзади сгреб ее в охапку, и о том, что это он, Хэтти догадалась лишь по его вчерашнему голосу и подобострастной физиономии администратора. — Мистер Долсон, дама ждет вас. — Уже не жду! Пусти! — Что вы, что вы!.. Принеси нам… как всегда! Хэтти наконец вырвалась и обернулась. А обернувшись, застыла, пораженная увиденным. У нее даже возникли сомнения, тот ли мужчина, которого она ждала, стоит перед ней? Конечно, он не стал Кеном, но и с придурком Стефаном по кличке Кий у него больше не было ничего общего. Перед ней стоял двухметровый мужчина, безупречно одетый, безупречно выбритый, благоухающий безупречно дорогим одеколоном. А еще он безупречно улыбался. Немного напоминал друга ее детства: был так же белобрыс и белобров, как придурок Стефан. А больше — ничего общего. Хэтти наморщила одну бровь — не сон ли это? Стефан молчал, позволяя себя разглядеть. — Нет, дорогая моя, я не исчезну. Можешь себя ущипнуть. А лучше — меня. — Ты изменился. — Ты тоже, моя прелесть. — Правда? — Хэтти скроила соответствующее выражение лица. — Конечно. Ты просто прекрасна. Ты осталась так же юна и свежа, но при этом стала еще красивее. — Он придвинул ей стул, усаживаясь за столик. — В тебе самым лучшим образом сочетаются манеры взрослой умной женщины и прелесть юности. Хэтти, я в восторге! — закончил он, глядя в меню. — Спасибо, но, право… По-моему, я обыкновенная. А вот ты… ты очень сильно изменился. Стефан, если бы я знала, что ты станешь таким, я бы ни за что не дала тебе сорваться с крючка! — Ну что ты! — Он обезоруживающе улыбался, и она могла поклясться, что уже в тот момент улыбка светилась фальшью. — Я до сих пор на твоем прелестном крючке. И ты в любой момент можешь стать моей… мм… впрочем, просто моей. После этого Стефан уставился на нее, ожидая, видимо, восторженных согласий. — Приглашаешь? — Куда? — Стать твоей. В каком, кстати, смысле? — В самом лучшем. — Стефан беззастенчиво разглядывал ее. И Хэтти вдруг поймала себя на неуютной мысли, что он совсем не в восторге от ее «красоты», что видал и получше и что в его коллекции побывали, наверно, тысячи супермоделей, с которыми ей не сравниться. — Ты что, как прежде готов на мне жениться? Стефан нежно взял ее руку в свою, так что пожилая женщина за соседним столиком умиленно вытерла слезу, ибо с таким лицом, в таком дорогом ресторане можно делать только одно — предложение. — Девочка, ты что, с луны свалилась? Я предлагаю тебе стать моей подругой. — Подругой? — Если тебе не нравится формулировка, то давай по-другому — любовницей. — Ты… — Она начала вставать. — Ты… ты в своем уме? Ты всем своим девкам делал такие грязные предложения прямо в первый вечер знакомства? — Не вижу в нем ничего грязного, Хэтти. Это жизнь. К тому же уж мы-то с тобой знакомы далеко не первый вечер. Ладно, прости. Я пошутил. — Пошутил? — Да, Хэтти. Я, видишь ли, несостоявшийся актер. Я не смог освоить профессию, зато прекрасно освоил розыгрыши. — Пошутил? — Хэтти мелко заморгала. Обидно было вдвойне. — Я сейчас уйду! — Нет, прошу тебя. Сначала послушай… Это все своеобразная проверка на подлинность. — Голос его был чересчур вкрадчив. — Проверка на подлинность? — Да, я всегда так делаю, чтобы знать. — Ты хотел выяснить, что мне от тебя надо? И не готова ли я броситься к тебе на шею ради работы и денег? — Ну… что-то вроде этого. Я всегда провоцирую людей на резкие действия. Кто-то ведется, а кто-то, вроде тебя, обижается. Но, как бы человек ни поступил, именно в этот момент вся его сущность вылезает наружу. — И какова же оказалась моя сущность? — процедила Хэтти сквозь зубы, размышляя, дать ему пощечину или уйти просто так. — Ты неподкупна, моя прелесть. Ты неподкупна, как королева! — А может, мало предложил? Стефан от души захохотал. — Ты стала зубастой. Могу поклясться, это не бабушка научила тебя быть такой, а мистер Нью-Йорк, к которому ты всегда была неравнодушна… Ну, что скажешь? Я прав? — Ты не пробовал показаться психиатру, Стефан? Вот что я скажу! Он захохотал еще громче. Хэтти приподнялась на стуле, чтобы уйти, но неожиданно для себя села на место и вздохнула. Его ведь тоже воспитывал «мистер Нью-Йорк» — и весьма неплохо преуспел в этом вопросе. Хэтти стало интересно, в кого же на самом деле превратился тот долговязый нескладный подросток, чьи глаза всегда так лихорадочно горели, глядя на нее. В негодяя и хама, это раз. В лицемера и дамского угодника, который на самом деле глубоко презирает женщин и хорошие манеры, это два. А еще он взялся играть с ней. Это было ясно еще из вчерашнего телефонного звонка. Ни один нормальный мужчина, если он при этом не нарывается на ссору, так не разговаривает с девушкой. Либо Стефан действительно псих, либо деньги и карьера продюсера его испортили до неузнаваемости. Какой ужас! Ну хоть что-то хорошее в нем осталось? — Чем ты так шокирована, родная? — тихо спросил он, глядя ей в глаза. — Ты, будто священник, свято верила, что законченных негодяев не существует и в каждом человеке есть хоть что-то хорошее? Но потом встретила меня! — Он снова захохотал. — Сколько тебе лет, Стефан? — А ты забыла? Я был старше тебя на три года. Двадцать девять. — Я вот думаю, либо ты на меня сильно обижен за мое тогдашнее невнимание, либо ты и правда негодяй. — Последнее! Конечно последнее! — Слушай, Стефан, давай поговорим о чем-нибудь безобидном, например о работе. — Ты считаешь, что это безобидно? — Он улыбнулся, и ей стало страшно. Почему-то сильно захотелось к Джонни. Почему-то показалось, что он бы сейчас понял ее без слов. — Значит, ты окончательно бортанула меня с личной жизнью? — Именно. — То есть тебя не интересует, сколько я мог бы платить тебе за то, что ты со мной… То есть как любовнице. — Нет. Меня интересует, сколько ты сможешь платить мне в качестве ведущей твоего шоу. — Шоу? Это место уже занято. Хэтти опала с лица. — Как занято? — Кстати, вчера вечером, когда за мной заехал тот самый спонсор, он предложил мне свою дочку… — Все, я поняла, к чему ты клонишь, не продолжай. — Да ни к чему я не клоню! — обиделся Стефан. — Ты думаешь, я сделал это нарочно, за то, что ты не пошла со мной гулять? Милая, в шоу-бизнесе такие вопросы решаются на раз! — Я знаю. — Да ни черта ты не знаешь! — вдруг взорвался он. — Чего ты дуешься, дурочка! Я бы все равно взял его дочку, он же спонсор , ты не понимаешь? И тебе было бы гораздо обиднее, если бы вчера мы ударили по рукам, а сегодня днем все равно приперся бы этот спонсор со своей дочкой. И тогда бы я позвонил тебе и сказал, что обстоятельства изменились и я не беру тебя в шоу. Что лучше? — Но ты и так отказываешь мне. — По крайней мере, сразу. Да, я грубый. Да, я негодяй. Но я не кидаю людей. И обещания всегда выполняю. Хэтти посмотрела ему в глаза. Похоже, он говорил правду. — Я пойду, Стефан. С личной жизнью — я тебя бортанула, с работой — ты меня бортанул. О чем нам еще говорить? — Ну мало ли о чем! Например… — Вспоминать наши совместные песочницы и тумаки на переменах? Он внезапно стал серьезен. — Хэтти, сядь. У меня есть к тебе одно предложение. — Спасибо, я уже выслушала сегодня предложение. — Да сядь ты, я тебе говорю! Я чувствую себя немного виноватым. Мы с тобой почти что родственники… — Вот как? — Люди, которых роднит общее детство, больше чем родственники. Хэтти, стой! У меня для тебя есть работа! Стой, пожалуйста! — Отдай сумочку! На них начали оглядываться, а у той дамы, что умилялась в начале вечера, затряслись все три подбородка от возмущения: сначала делает предложение девушке, а потом допускает ссору! — Я предлагаю тебе сняться в кино! — проорал Стефан на весь ресторан и бросился за Хэтти, которая проворно скользила к дверям. — В… где? — Она остановилась посреди зала. — В кино. Пойдем обратно…. Извините… Одну минуту… Извините… — Стефан, убери руки! Он шептал ей на ухо, ведя за локоть обратно к столику: — Не кричи на весь ресторан. Ты сама сумасшедшая. Впрочем, вот сейчас… Присаживайся. Сейчас мне правда показалось… показалось, что я тебя все еще люблю. — Он сделал брови домиком. — Давай по делу. То, что ты псих, я уже поняла. Но я не напрашивалась к тебе в психоаналитики. Что ты там болтал про кино? Стефан убрал дурашливое выражение с лица. — Гхм. Да, про кино. Все совершенно серьезно. Я хочу дебютировать в качестве кинопродюсера и режиссера. Хэтти смотрела на него с сомнением. — Фильм немного… странный. Необычный. Впрочем, сценарий — потом. Сниматься будет в Англии… Так вот. Мысль о том, чтобы пригласить тебя на пробы, пришла сегодня ночью. Ну что ты хмуришься? Да, я грезил о тебе всю ночь. Это было очень приятно! А потом вспомнил про фильм. Но… Хэтти, роль очень своеобразная. — Главная? — Нет, конечно. На главную я бы так не рискнул. Извини. Впрочем, это дебют во всех отношениях. Весь состав съемочной группы так или иначе — дебютанты. — Стефан сильно волновался, елозил на стуле, щипал салфетку и поминутно прикладывался к бокалу с вином. Хэтти таким его не видела со школьной скамьи, с того самого дня, когда он, краснея и бледнея, предложил ей дружбу. — Поэтому, может быть, гонорары сразу и не… Впрочем, фильм может стать вполне кассовым. Цену обсудим позже. Но не меньше полутора, это я тебе обещаю. — Чего? — Миллиона. Хэтти присвистнула. Потом быстро спросила: — Постой, а в кино это много или мало? — Смотря для кого. Известные голливудские актрисы даже не посмотрели бы в мою сторону, назови я такую сумму. А многие согласились бы и зубами вырвали у меня сценарий… Ну, так что? Будем пробоваться? Какой день тебе назначать? Хэтти замотала головой. — Стефан, Стефан, подожди! Я… У меня в голове не укладывается. Я должна подумать. Он пожал плечами. — Думай. Но если тебе сейчас нечем заняться, то почему бы не попробовать? — Дело в том… А сколько времени займут съемки? — Пока график не составлен. Он составляется с учетом многих факторов. В том числе и личного времени актеров. Конечно, не всех. — С этими словами Стефан выразительно посмотрел на часы. — Я скажу тебе позже, если это так важно. — Ну да, под меня график подгонять не будут. Ты спешишь? — Честно говоря, да. — Он лукаво улыбнулся. — Ты же не сможешь провести со мной вечер. Пойду искать подружку на одну ночь. Шутка. У меня море работы. Если я со студии ухожу во втором часу, считается, что это рано. Обычно — под утро. А в десять — снова встречи. — Когда же ты спишь? — искренне изумилась Хэтти. — Лучше бы ты спросила «с кем»! Тогда у меня появилась бы надежда!.. Завтра я жду твоего звонка. Вот мой прямой мобильный. И просьба: никому не говори о моем новом проекте. Да, и вот эту визиточку никому не показывай. Она для очень узкого круга лиц. — Спасибо за честь. Правда, после того, как ты на весь ресторан предложил мне сниматься в кино… — Ладно, если в завтрашних газетах появится новость о моем фильме, я заранее верю, что утечка не от тебя. Хэтти смотрела на него с восхищением. — И на телевидении у тебя новый проект, и в кино. Когда же ты все успеваешь? — Еще спроси о творческих планах! Я устал от журналистов, хоть ты не приставай с глупостями. Хэтти засмеялась, потому что сейчас Стефан напоминал прежнего. — Хорошо, мистер Стеф. Я подумаю и дам вам знать. — Всего хорошего, Хэтти. Прости, если чем обидел. У нас, у негодяев, это запросто. Мой привет миссис Голдинг. Хэтти злобно прищурилась и вдруг остановилась возле столика: — Вот знаешь что?! Вот так всегда!.. — Глаза ее метали молнии. — Мне кажется, друзья любят не меня, а бабушку! Прощай! Вслед донесся негромкий смех Стефана, совсем не похожий на тот, которым он недавно пытался шокировать публику. На улице стояла ночь. Впрочем, в Нью-Йорке не бывает ночи. Жизнь здесь бурлит круглосуточно, а ночью — даже быстрее. Не раздумывая, она свернула и пошла к набережной. От воды подул холодный влажный ветер, отрезвляя ее горячую голову. Сегодня вечером с ней гуляла по городу какая-то Новая Хэтти. Она молча и холодно оглядывала Старую, и та ей очень сильно не нравилась. Новая Хэтти не хотела спать со Стефаном и не хотела замуж за Стефана. Она не хотела ролей и денег. Она хотела любви с Джонни. А может, просто любви. Хэтти смотрела на небо, в котором зажглись первые звезды. Небо отражалось в воде, в точности копируя картину верха. Если пошире распахнуть глаза и не мигая смотреть в пространство, то грань между небом и его отражением стирается, превращая картину в единое целое… Вот так и она сама. Вернее — они. Две разных Хэтти. Как реальность и отражение. Где настоящая? Уже не разберешь! Она еще долго бродила по острову, размышляя над этим вопросом… Когда Хэтти очнулась и увидела над собой знакомого бармена (того самого, который всегда предлагал ей выходить за него замуж, и это был единственный реальный персонаж из письма), она даже испугалась. Как она попала в свой любимый бар? Хорошо, что надела не вечернее платье, а костюм. Если пальто не снимать, то вполне сойдет… Хэтти дико оглядывалась по сторонам, словно впервые здесь оказалась. Чертовщина какая-то! От ресторана, где она только что сидела, — добрая миля пути, бар совсем в другой стороне острова. Но как такое могло произойти? Наверно, ноги сами принесли ее сюда. — Вам как всегда? — Что как всегда? — вздрогнула она. — А, привет! Нет, мне сок. Апельсиновый. — А джин? — Не надо. Я же сказала, сок. — Как пожелаете. Новая Хэтти придирчиво осмотрела заведение. И за что они с Мадлен полюбили его? Ведь это же дешевка! Девушка, которая мечтает жить в пентхаусе, не должна проводить время в таких барах. Она вообще не должна проводить время в барах, она должна копить деньги на пентхаус… Старая Хэтти призывно улыбалась бармену, а Новая Хэтти ее одернула: «Ты ведешь себя, как уличная девка! Неужели не понятно, почему этот сопляк звал тебя замуж? Он просто предлагал переспать с ним!». «Дура! — злобно прошептала Старая Хэтти Новой. — Все совсем не так!» — Хэтти, вы сегодня выглядите особенно. Что-то случилось? — Да, — ответила она, жестко глядя ему в глаза. — Жизнь сложилась таким образом, дорогой, что я пришла сказать тебе нечто важное. — Что? — бледнея, спросил он и отступил назад. — Я согласна выйти за тебя замуж. Когда свадьба? Выражение лица у юноши сразу поменялось на нахально-приветливое, и он перешел на «ты». — Шутишь? — Правда. — Правда хочешь со мной замуж? — Не с тобой, а за тебя. — Так я это ж… Ну ты понимаешь, что я имею в виду. — Конечно, понимаю. А что ты имеешь в виду? Бармен криво усмехнулся. — Ты вроде сегодня не пила ничего, а глазки строишь. Новая Хэтти с увлечением придвинулась к нему. — А обычно я пила, когда строила? Ну-ка, расскажи? — Будто сама не знаешь! С виду такая холеная, а как напьешься, так сразу весь лоск с тебя как шелуха слетал. А чего ты расспрашиваешь, будто не про себя? Сама, что ли, не помнишь? Она скроила глуповатое лицо. — Не помню. У меня… это… память частично отшибло. Вот ноги сами сюда принесли, вроде физиономия твоя знакома, а что я тут раньше делала — не помню. Правда! — То-то я смотрю, ты озиралась как сумасшедшая. — Ага. Расскажи-ка мне, что я тут обычно делала? С кем приходила? Ты же знаешь людей. Он перегнулся через стойку и заговорил тихо, поглядывая на публику в зале: — Знаю людей, конечно. Я барменом работаю давно, не смотри, что такой молодой. Людей всяких перевидал. Кто пьяным ведет себя прилично, он сразу заметен. Пусть даже на столе плясать начнет, но как-то это все… красиво выходит. — Он сокрушенно махнул рукой. — А у вас — все одинаково! — У… у кого это «у вас»? — опешила Хэтти. — У тех, кто приехал покорить Йорк. — Он смерил ее взглядом, словно примеряя этот образ. — Ходят все такие расфуфыренные, в дорогих ботинках, при дорогих галстуках… А ходят-то куда? Сюда! В дешевый бар. А потом напиваются, и вся Их натура вылезает наружу. Тьфу! Хэтти присвистнула, откидываясь на низенькую спинку стульчика. — Однако! А ты сам-то родился здесь? — Здесь, — гордо ответил парень. — У нас династия официантов. — Понятно, — с уважением опустив уголки губ, сказала Хэтти. — А ты? — А я приезжая. Ты же сам сказал. — Ну… может, я ошибался. Хэтти махнула рукой, как бы принимая его фамильярную манеру общаться. — Все ты видишь правильно! Я приехала покорить Йорк. А он меня… В общем, теперь буду жить у тебя. Пустишь? Бармен отодвинулся: — Э-э! Мисс, вы это бросьте! — А что? — захохотала она. — Замуж зовешь, а жить не пускаешь? — Замуж — это пожалуйста. Подсобка всегда свободна. — Подсобка? — А ты хотела как? На глазах у всех? — Он понизил голос. — Или ты любишь экстрим? По-быстрому, пока не застукали… А то, залезай ко мне сюда… Я уже пробовал, только лучше, когда народу поменьше. — А что? Интересная идея! Новая Хэтти вздохнула и дала Старой Хэтти подзатыльник. Большой-пребольшой. — Ну, так что? — бармен потирал руки. — Я, пожалуй, пойду. — Она опустила глаза и выложила деньги за сок. — Извини, заболталась. — Ну, как хочешь. Приезжая дешевка. Пьяненькая уличная девка, с которой бармен мечтал переспать. Вот и вся романтика ее жизни. Она не пойдет к Стефану. Она поедет домой, к бабушке. Выбросит мобильный, отключит городской и будет сидеть дома тихо-тихо. Будет думать. Пока что-нибудь не придумает. Месяц, год, всю жизнь… Но больше не будет такой, как сейчас. Хэтти соскользнула с высокого стульчика и, пряча глаза, направилась к выходу. Было невыносимо стыдно. Дешевка. Вот кто она такая. И Джонни ее раскусил. Было настолько мерзко, что она не видела, что происходит вокруг. Она не видела ничего, кроме носков своих туфель. Дорогих туфель на дешевых ногах… — Да девушка же! Вы что не слышите? — А? Перед ней стоял юноша. Красивый, черноволосый, с ангельской улыбкой, почти как Фрэнк из письма. Только еще лучше. — Девушка! Я у вас уже пять минут спрашиваю: как мне пройти в Лувр? Понимаете ли, я студент и… совсем не знаю город. Я приехал, чтобы… Обе Хэтти — и Старая, и Новая — пошатнулись и потеряли равновесие. 4 Изпапки «Входящие» to Madlen from Hatty «Привет, Мадлен! Помнишь то письмо, с которого начался весь сыр-бор? Которое я на днях якобы отослала тебе, но получил его Джонни? (смайлик) На всякий случай пересылаю его оригинал, файл во вложении. Что было дальше, я тебе рассказала, да ты и сама знаешь. Кстати, ты подслушивала под дверью, когда мы ругались, или мне показалось? Если подслушивала, то это хорошо, мне не придется пересказывать тебе подробности нашей с Джонни ссоры. Впрочем, речь сейчас совсем о другом. Мадлен, ты когда-нибудь видела настоящее волшебство? Я тоже думала, что да, но это было искреннее заблуждение. Настоящее волшебство началось со мной во вторник, когда в нашем любимом баре ко мне подошел парень и спросил, как пройти в Лувр. Ты представляешь? История, которую я придумала сама, вдруг начала сбываться и происходить в реальности, совпадая в мелких деталях! Еще раз перечитай то письмо, если что-то забыла. Знакомство началось точно так, как в письме. Единственное отличие — не было драки, потому что он появился один и без компании, и еще — его зовут не Фрэнк, а Оливер. Потом он вывел меня из бара, нежно придерживая за локоть (у меня подгибались коленки от волнения), и усадил в машину. Я все помню: и его дьявольски красивую улыбку на ангельском лице, и его голос… Мой Фрэнк из письма был американец, а его гости — англичане. Оливер же прибыл из Англии. Он приехал сюда к родственникам и немного задержался, чтобы где-то там подзаработать денег. В этом году он заканчивает Оксфорд и подрабатывает где-то… я забыла где. Просто романтика! Тут надо кое-что еще объяснить. Тем вечером я встречалась со Стефаном. Помнишь, придурок Стефан? Подожди смеяться: Стефан стал настоящим мачо, у него куча денег и он известный продюсер. Вся Америка его знает, только мы с тобой почему-то о нем ничего не слышали. (смайлик) А теперь представь себе: из дорогущего ресторана на Бродвее идет такая вся разодетая девушка, которой только что сделал предложение сам Стефан Долсон. Да не то, о чем ты подумала! Хотя и это он мне тоже предлагал. (три смайлика) Он под страшным секретом сообщил мне, что собирается снимать фильм. И предложил мне в нем роль. Я сначала взяла время на раздумья. А как услышала, что мой Оливер из Англии, сразу решила согласиться! А, да, забыла сказать: фильм будет сниматься в Англии. Почему — неизвестно. Прихоть режиссера, а может, по сюжету так надо. Понимаешь, Мадлен, это же просто судьба! Мне обязательно надо съездить в его страну, я последний раз там была полтора года назад… с Джонни. У Оливера много родственников в Штатах, но семья и он сам живут в небольшом городе Лестер, к северо-востоку от Бирмингема. Дальше — больше. Как и в моем письме, Оливер моложе меня. Ему всего двадцать два. Но, думаю, на наши отношения это не повлияет. (смайлик) Ах, Мадлен! Мы гуляли всю ночь напролет, мы говорили, говорили, говорили… На всем белом свете нет роднее и ближе человека, чем мой новый друг. Меня все время не покидало ощущение какой-то тайны, какой-то близости к разгадке, но что это за тайна и от кого — я не знаю. Я знаю только одно: мое письмо „к тебе“ сбывается. И больше всего на свете мне нравится не событийная точность совпадений, а настроение. Мадлен, я верю, я надеюсь, что это сам Господь решил вразумить меня и послал такой подарок судьбы. Ты же знаешь, я, в сущности, неглупая девушка, (смайлик) Только немного жадная. Зато теперь я могу оценить слова бабули о том, что счастье не в деньгах. Раньше она бубнила, вызывая во мне лишь раздражение, что можно быть богатым и совершенно несчастным, и наоборот — бедным и совершенно счастливым… Но теперь я знаю: она абсолютно права! Я счастлива! И не только из-за того, что нашла мужчину, который меня понимает. Мне открылась истина — я и сама все поняла. А это, согласись, важнее всего на свете. Немного обидно, что я не смогла вовремя оценить Джонни. Оказывается, мне действительно нравился он сам, а не его деньги и связи… Ведь он же, в сущности, замечательный, добрый человек, интересный мужчина и прекрасный любовник. Эх, Мадлен! Если бы со мной случилось такое озарение на недельку раньше, как знать, может, наши отношения удалось бы спасти? Впрочем, нет. Ведь он давно любит Кэти. Уж, во всяком случае, я не стала бы писать то глупое письмо. Как смешно и нелепо! А главное — результат оказался прямо противоположным… Я, наверно, сумбурно излагаю? Прости, но меня всю переполняет! Как и в том письме. Я смогла добраться до компьютера только сегодня, поэтому скачу с одной мысли на другую. Я хотела еще добавить пару слов про Оливера. Знаешь, я поняла кое-что. До него все мужчины тем или иным образом проявляли во мне лишь пороки. Кто-то терпел, кто-то пытался с ними бороться, но Оливер стал первым, кто проявил достоинства. Они, словно переводная картинка, вдруг выступили ярко и выпукло. Я и сама не знала, что могу быть такой хорошей. Оказывается, я добрая, очень люблю животных, способна на сострадание и щедрость, я веселая и остроумная (а вовсе не злословная, как считал Джонни), я люблю риск и свободу… Ну вот. Хотела сказать пару слов про Оливера, а вместо этого написала целый абзац про себя. Поэтому надо добавить, что еще я — очень скромная. (три смайлика) Кстати, забыла сказать, что он очень красив. Смуглый, черноволосый, и у него такая белозубая — чисто английская — улыбка! Правда он чуть ниже меня ростом (но это неудивительно, из всех моих ухажеров по росту мне идеально подходит только Стефан). Мы встречаемся всего два дня, однако жизнь моя уже изменилась полностью. Бабушка ничего не может понять: я ночую дома, а по утрам как полоумная срываюсь в город… Да, Мадлен, я знаю, о чем ты сейчас подумала, мы могли бы уже стать любовниками — он живет один в маленькой квартирке, пока его брат проводит семинар в Вашингтоне. Но я так не хочу. Я хочу по-настоящему. И, похоже, он — тоже. Все прекрасно, если бы не одно „но“. Скоро ему придет пора возвращаться домой. Я пока не знаю, что стану делать, когда его не будет рядом. Капитанов дальнего плавания и полярников-экспедиторов у меня никогда не было. (смайлик) Поэтому мне совершенно не известно, как ждать мужчину месяц или больше до следующей встречи. Однако за время нашего бурного романа (интересно звучит, когда речь идет о двух днях) я совсем забыла про Стефана. Кажется, должна была позвонить ему вчера, чтобы дать согласие на роль. Если еще не поздно, конечно… Все, Мадлен, пока. Буду писать. Буду звонить. Четверг, 15 марта 2006 г., 23.00». Джонни откинулся на спинку стула и вздохнул с облегчением. — Все повторяется, Хэтти. Жизнь — это круг. Да, все повторяется. Только на этот раз письмо дошло до адресата, а он, Джонни, попросту вор. Впрочем, если верить прочитанному, то и в прошлый раз письмо успешно дошло до адресата, то есть до него. А ведь он хотел совсем другого сценария… И бедная Мадлен тут совершенно ни при чем. — Ай да Хэтти! — проговорил он, восхищенно присвистнув. — Один — один. Далеко пойдешь, девочка. А может, закатить скандал? Он имеет полное право. После такого чудовищного разоблачения ему есть что сказать своей бывшей девушке, и не важно, что она уже бывшая… Впрочем, он сам сейчас ведет нечестную игру. Росомаха Мадлен оставила включенный компьютер и убежала на обед. Мало того что он всегда просил ее закрывать приемную, если его нет на месте и она уходит тоже. Кроме того он просил обязательно выключать экран или хотя бы сворачивать окна, перед тем как встать из-за стола. Таковы правила безопасности. Конечно, у них не ФБР и даже не полицейский участок, но правила есть правила. Чтобы посторонние не совали нос во внутренние дела фирмы. А то всякие тут ходят. Он, например, знает, что журналисты, которые бывают здесь, очень любопытны. А Мадлен оставила все как есть и убежала. Сумочку взяла с собой, значит, пошла не в кафе на пятом этаже для своих, а в кофейню за углом. Видимо, убегала впопыхах: ничего не выключено, приемная нараспашку, на экране игрушка, пара сайтов глянцевых журналов и письмо Хэтти. Все окна открыты, «висят» друг на друге, непроизвольно приглашая заглянуть… Джонни вздохнул — может, ее уволить? С другой стороны, благодаря безалаберности секретарши он узнал о тайнах Хэтти. Следующая мысль заставила его подпрыгнуть: а что, если это — очередной розыгрыш? И письмо было специально оставлено на экране, и все очень похоже инсценировано под рассеянность Мадлен? Впрочем, о чем это он? Какой же это розыгрыш, если он сам… Глупость какая! Джонни еще раз пробежался глазами по тексту. Интересно, а про Долсона — правда? Такая знаменитость и Хэтти… Неужели он каким-то образом оказался другом ее детства? Надо как следует допросить Мадлен, ведь они все учились в одной школе. Хм. Любопытная парочка — Мадлен и Хэтти. Что же я сразу-то не разглядел? Джонни вздохнул и пошел в свой кабинет. Как бы там ни было, а он сейчас поступил плохо. Нельзя читать чужие письма, даже если кто-то оставил их на экране для тебя! Хэтти проснулась со странным ощущением чуда. Легкий утренний ветерок в приоткрытую форточку принес запахи весны и солнца. И она сначала не смогла понять, почему так явно пахнет цветами. Причем не просто цветами, а ее любимыми голубыми тюльпанами? Это — редкие цветы, Джонни никогда не мог их найти к празднику, ко дню ее рождения. Но Хэтти знала, что иногда надо баловать себя безо всякого повода, и покупала любимые цветы, расставляя их по всему дому мелкими букетиками. Это все — ее давняя страсть к духам! Она вообще была неравнодушна к запахам и могла уловить тончайшие ноты, которые не чувствовал, кроме нее, никто. А уж «услышать» свои любимые тюльпаны, пусть даже и через форточку, вообще не составляло никакого труда. Хэтти открыла глаза и сладко потянулась — причудится же такое! А потом замерла, глядя в окно. И в самом деле, откуда в форточке голубые тюльпаны? Она немного поморгала, но мираж не исчезал. Тогда она выдохнула и, счастливая, прошептала: — Оливер… Наверное, так же как для нее ясны и понятны были запахи, Оливер мог улавливать тончайшие звуки. Потому что на свой едва различимый шепот Хэтти тут же услышала из окна: — С добрым утром, хорошая моя! Он заглядывал в комнату и улыбался, положив подбородок на скрещенные пальцы. В этот момент Хэтти узнала, что такое счастье. Да-да, именно в этот момент. Ибо для того, чтобы стать счастливой, не нужна буря сильных чувств или острая радость. А нужно вот так… Синие тюльпаны в форточку и нежное солнечное утро. — Спасибо за цветы. — Ты вчера говорила, что это любимые. — Ты искал их всю ночь? — Да, лазил по зеленым холмам, рвал и складывал в охапки… Можно войти? — Конечно. — Она выбралась из-под одеяла и встала ему навстречу, не замечая, что одета в смешную детскую пижаму. Оливер перелез через подоконник и оказался в комнате. Посмотрел на Хэтти, не выдержал и улыбнулся. — Тебе очень идет! — Ой! — Она попыталась глупо прикрыться пледом. — Нет, правда! Гораздо лучше, чем платья или джинсы. — Ты думаешь? Он шагнул к ней: — Хэтти… — Что, Оливер? И оба замерли, споткнувшись о нерешительность. Каждый подумал об этом: как неудержимо хочется броситься сейчас в объятия друг друга… а дальше — будь, что будет! — Хэтти. — Что? — Разве могут два счастливых человека быть счастливы не до конца? — Счастливы?.. Оливер, я… — Она тоже сделала шаг ему навстречу — и остановилась. Трогательный момент был безнадежно испорчен шарканьем тапочек за дверью и стуком. — Хэтти, птичка моя, с кем ты чирикаешь в такую рань? — Это моя бабушка, — сказала Хэтти упавшим голосом. В самом деле, могло ли быть иначе? Разве могли они сейчас… Хэтти покраснела до ушей и закрыла лицо руками, отвернувшись. — Не огорчайся, все будет хорошо… Просто — все еще будет. — Как малые дети, честное слово! — не отнимая рук от лица, прошептала она. — Ничего, все правильно. Мы знакомы всего три дня… Иди ко мне и не плачь. — Четыре, — сипло поправила она, уткнувшись ему в плечо. Оливер улыбался и гладил ее длинные волосы. Ангел он, что ли? Между тем стук в дверь повторился. — Хэтти! — Иногда, — неожиданно светским голосом начала Хэтти, — она бывает крайне вредной и коварной. Готова поклясться, что она видела, как ты влезал в окно, и теперь сгорает от любопытства. — Все бабушки такие. И у меня не лучше. — Оливер, я… — Все просто замечательно, Хэтти! И — ни слова больше! — Он держал ее щеки обеими ладонями и рассматривал лицо. Он был чуть ниже ее ростом. Потом аккуратно поцеловал в губы. Провалиться на этом месте! — в отчаянии подумала Хэтти. Это просто редчайший в природе мазохизм! Красавец-мужчина приходит в спальню с букетом редких цветов, а она стоит в детской пижамке и выслушивает бабушкино ворчанье под дверью! Где такое еще поискать? Со странной злостью на себя, на бабушку, на весь мир, она первая обняла Оливера и принялась жадно целовать. Она съест его, она голодная, она просто сегодня не завтракала! И пусть бабуля только попробует войти и что-нибудь сказать! Молодое тело Оливера мгновенно отозвалось на ее поцелуй, и на несколько секунд им обоим показалось, что, в общем-то, нет смысла противостоять страсти, снедающей их с первого вечера знакомства. И нет на свете такой причины, по которой они должны сейчас себе в этом отказывать! И нет никакой бабушки под дверью! И вообще нет ничего вокруг, кроме голубых тюльпанов и солнца, бьющего в окно… Как ни странно, Оливер очнулся первым. — Все-таки… Хэтти, я сейчас за себя не ручаюсь. Еще немного… — Мне плевать! — Ты — такая утренняя, такая теплая и сонная! Хэтти!.. Хэтти, нам надо остановиться. Она почти обиженно отпрянула назад. Губы щипало, тело горело огнем. — Извини, я не должна была… Он тоже, казалось, был очень смущен. Несколько секунд оба молчали, глядя в пол. Из-за двери не доносилось ни единого звука. — Ты меня еще с бабушкой не познакомила. — Пригласить ее сюда? — Не злись. Я думал, что мы… В любом случае мы бы… Словом, давайте вместе позавтракаем? А то я голодный — всю ночь тюльпаны собирал. Он обезоруживающе улыбался, и Хэтти в отчаянии закусила губу — разве можно в такого влюбляться? Это очень опасно: он прекрасен и наивен, как дитя, а она — почти на пять лет старше! — Милочка, у тебя гости? — О господи, да! — Хэтти подошла к двери и распахнула ее так, что чуть не сорвала с петель. — У меня мужчина в гостях! Может, оставишь нас в покое? — Здравствуйте. — Оливер клацнул ботинками и отвесил бабуле профессиональный «английский» поклон. Так могли кланяться только чистокровные англичане! — Меня зовут Оливер. От умиления брови на бабушкином лице вознеслись до самой прически. — О боже, как приятно! Где же ты… гхм. Откуда же вы знаете мою Хэтти? Еще немного — и она полезет сюсюкать и играть с ним «в козу», мрачно подумала Хэтти. Умиляется, как будто он младенец! — Я сейчас быстро переоденусь, и мы поедем в Йорк! — ядовито сообщила Хэтти. — Бабуля, ты не могла бы выйти? — Конечно! Не буду тебе мешать! Пойдемте, Оливер, расскажете мне о себе, я поставлю чай… — А… Хэтти стояла на пороге, открыв рот и растянув по полу джинсы, которые она держала за одну штанину. Вообще-то она имела в виду, что их с Оливером надо оставить одних, но, видимо, он сам так не считал. — Вы любите вишневые пироги? — доносилось из кухни. — Я вчера напекла целую гору! Соседка съела почти все, осталось десять штук, сейчас в микроволновке… Хэтти со злостью захлопнула дверь, и та снова чуть не слетела с петель. Через пять минут она во всеоружии вышла в столовую. Еще никогда в жизни, с тех пор как ей исполнилось двенадцать и на груди появились первые округлости, Хэтти не собиралась так быстро. Сегодня она просто умыла лицо и почистила зубы. Никакой «невидимой» косметики и длинных последовательных процедур. — О, — сказал Оливер, увидев ее, — ты так классно выглядишь! — Да, что это ты сделала со своим лицом? — присоединилась к комплименту бабуля. Хэтти пожала плечами: — Просто помыла его. И все. — Ты всегда так делай! — почти хором сказали они. Следующие полтора часа Хэтти не знала, как увести Оливера. Начиналась обычная история — всем ее кавалерам до умопомрачения нравилась бабушка. А уж когда они узнавали, что Хэтти — сирота, и принимались вдвойне обхаживать миссис Голдинг, Хэтти и вовсе становилось худо. Хэтти прекрасно помнила, как Джонни не отходил от бабушки по целому дню, словно приехал к старой приятельнице или очень близкой родственнице. И вообще — они с бабулей постоянно созванивались за ее спиной, а несколько раз Джонни даже приезжал в гости один, словно он — родной внук! Сама Хэтти, хоть убей, не могла найти в бабушке ничего такого, что привлекало друзей. После долголетних мучительных раздумий на сей счет она пришла к заключению, что бабушка, как хорошая актриса, просто умеет нравиться, когда захочет. А с внучкой ведет себя естественно, а значит — совершенно не привлекательно. — Что ты, она у тебя просто прелесть! — мечтательно проговорил Оливер, когда Хэтти с пятого раза, с огромным усилием, удалось-таки заманить его в такси. Свою машину она теперь не использовала, и с того памятного вечера ее любимый «ламборгини» жил на платной стоянке. Теперь автомобиль был не нужен, потому что в городе они с Оливером все время гуляли пешком. Гуляли по улицам, торговым центрам, целовались в примерочных и мебельных магазинах… Гуляли по кафе, паркам, часто катались на каруселях и пили вино за первыми летними столиками на тротуарах в центре. В общем, им было хорошо и без машины. Сегодня Хэтти и Оливер, взявшись за руки, как подростки, не сговариваясь, направились в парк аттракционов. Хэтти хотелось кататься, размахивать руками и визжать. Ей хотелось сделать что-нибудь такое… такое… Чтобы выплеснуть все напряжение, которое утром не дала выплеснуть бабушка. Странно, что Оливер после несостоявшихся любовных игр даже не пытался пригласить ее к себе и вообще не проявил никакого недовольства или разочарования. Напротив, он был рассеян и смотрел на Хэтти немного виновато. А ведь у него в городе — отдельная квартира, в которой им никто не помешал бы до вечера. И — до утра. А потом — еще до вечера… Но почему он молчит? Хэтти остановилась. От этих мыслей злой задор заплескался в ней еще сильнее. Эх, надо было все-таки купить боксерскую грушу! — с досадой подумала она. Столько проблем можно было бы решать, не выходя из дома! Стоп. Боксерскую грушу?.. Парк аттракционов?.. И пока еще цепочка ассоциаций не успела привести ее к главному слову, Оливер произнес: — Слушай, ты мне не нравишься. Ты слишком напряженная. Пойдем, прыгнем с тарзанки? Хэтти остановилась, открыв рот и во все глаза глядя на Оливера. — Прыгнуть с тарзанки? — Это не так страшно, как кажется в первый раз. — Ты предложил мне сейчас… прыгнуть с тарзанки? — Да, а в чем проблема-то? — Оливер ничего не понимал. Но как объяснить ему? В этот момент Хэтти испытала самый настоящий шок, словно нырнула в ледяную воду. Несколько дней назад она сама придумала, как воображаемый Фрэнк учил ее прыгать с тарзанки! А наутро подарил абонемент вместе с букетом голубых… Тут ее во второй раз окатило ледяной волной, да так, что пришлось схватить Оливера за руку и сесть на лавочку. Итак, все сходится практически в точку: и тюльпаны в форточку, и тарзанка. Хэтти с трудом могла дышать от нахлынувших чувств. Такого с ней никогда еще не было! И она уверена, что ни с кем на свете такого никогда не было. Чтобы собственная сказка да в такой точности начала сбываться!.. — Хэтти, да что с тобой! — Оливер смотрел на нее с искренним испугом. — Ты можешь объяснить, что происходит? Но она и сама была бы рада получить объяснения, что происходит. Хэтти молчала, пытаясь хоть что-то понять. Надо срочно рассказать Мадлен. Нет, надо срочно рассказать Джонни. Нет, надо честно признаться во всем Оливеру! Она развернулась к нему и взяла за обе руки: — Послушай, мне надо с тобой серьезно поговорить. Он придвинулся и пересадил ее к себе на колени. — Успокойся. — Нет, я спокойна, но мне надо тебе кое-что рассказать. — Я вижу, как ты спокойна. — Нет, я правда спокойна. — Хэтти попыталась вырваться. — Давай прыгать с тарзанки. А потом поговорим. — Так. — Он еще крепче сжал ее в своих руках. — Сиди и не дергайся. Рассказывай, что тебя так напугало. — Нет, меня не напугало, меня… Мне надо с тобой поговорить! Мне… Оливер, мне, правда!.. Я расскажу тебе такие вещи, ты сам потеряешь голову. Это касается нас обоих! Это чудеса! — Успокойся, не тараторь. Ничего не бойся. Это же я. — Оливер. — Да, я — Оливер. Хэтти, если честно, мне тоже надо поговорить с тобой. — Он сильно сжал ее ладонь, потом поднес к губам и прижался к ней долгим волнующим поцелуем. Некоторое время Хэтти смотрела «сквозь» Оливера, все еще размышляя о своем, потом почувствовала, как по телу пробежали мурашки. Она поняла, что сейчас сойдет с ума. Для этого есть веские причины. — Хэтти, я люблю тебя. Вот… в чем дело. — Что? — Я тебя люблю, — прошептал Оливер ей на ушко и зарылся носом в распущенные волосы. — Только не прогоняй меня. На них радостно смотрели двое малышей и о чем-то шептались, показывая пальчиками. Так просто? Ей показалось, что мир куда-то поплыл, зажигаясь, окутываясь пламенем, плещущим безумными красками. Все стало вокруг бирюзово-золотистым, жгло губы, кололо глаза и начисто лишало координации движений. Это Оливер ее целовал. На глазах у детишек и всех остальных. — Я — нет. Я не прогоню, — глупо пробормотала она, потом встала, взяла его за руку и потянула за собой. Сколько они пробежали — неизвестно, может — метр, а может — весь парк, перед глазами все было бирюзовое. Это цвет любви. Хэтти прижала любимого мужчину к толстому стволу дерева и прошептала: — На самом деле это я тебя люблю! — Нет, это я! — подхватил Оливер. — Нет, я! Его поцелуи были юные и влажные, а глаза — голубые и искренние. И они оба знали, что не лгут друг другу. По крайней мере, в этот момент. — Да, Хэтти. Вот теперь нам пора. — Куда? — Ко мне домой. Ты же думаешь об этом все утро? — Ах ты! — Она притворно нахмурилась и замахнулась на него. — Конечно об этом! — Ну вот! — Он хохотал, обнимая ее и прижимая к дереву. — И я тоже. — Так почему ты раньше не позвал! — Мне кажется, тебе было приятно сначала узнать… что я тебя люблю. — Оливер, это прекрасно. И это взаимно. Хотя и неправдоподобно быстро. — Почему неправдоподобно? Она замотала головой, отступая назад по лужайке. — Не знаю, не слушай меня! Наверно, во мне говорят старые комплексы. Не слушай меня! Я тебя люблю, а остальное не имеет значения. — Хэтти… — И я тоже ничего не хочу слышать! — кричала она словно в хмельном бреду. — Пойдем на такси! — Хэтти, но у меня тоже есть к тебе серьезный разговор. — Это хорошо. Но сейчас… — она подошла и провела рукой по его бедрам, — ты разве не все сказал? Оливер изменился в лице: — Все! Все остальное — потом! Бегом на такси! Она захохотала и побежала за ним к выходу из парка. Но у них не было времени до вечера, потом — до утра, а потом — снова до вечера, как мечтала Хэтти. Едва они забылись коротким сном на широкой измятой постели, чтобы потом снова насладиться объятиями друг друга, у Оливера зазвонил мобильный телефон. Этот предмет за три дня почти ни разу не беспокоил их, а тут вдруг ревниво взорвался трелью, и Хэтти ясно почувствовала — сейчас их разлучат. Какая-то девушка аккуратно спросила, не собирается ли он возвращаться (слышимость была превосходной, напрасно Оливер отворачивался и отодвигался на край кровати). Он ответил, что не собирается. Тогда она сказала, чтобы он позвонил маме и все узнал сам. Странно, подумала Хэтти, пока он молча разглядывал стену. — Это твоя девушка? — Нет, с чего ты взяла? — Ну, просто показалось. Должна же быть у тебя девушка в Англии? — Должна, но… Это звонила сестра. У них что-то случилось. — Он быстро набирал другой номер. — Да, мама, что… Что?! Когда? Как он? Конечно. Я скоро буду. Оливер нажал отбой и тяжко вздохнул. Потом погладил Хэтти и поцеловал в плечо. — Прости меня. Мне нужно возвращаться домой. У отца опять приступ. Он может стать последним… Мне надо ехать. — Да? А что с папой? — Он… Мы все его очень любим, он творческий человек, он, можно сказать, кормит всю семью… До сих пор… У него больное сердце. — Творческий человек? Оливер немного замялся: — Я расскажу тебе потом. Все расскажу. Честно-честно. — Конечно. Хэтти сосредоточенно натягивала на себя простыню и кивала головой. Оливер вдруг устроился рядом и обнял ее: — Послушай, девочка моя. — В этот момент он был намного старше ее. Настоящий взрослый мужчина. А она — юная и глупая. — Я хочу тебе сказать нечто важное. — Д-да. — Все, что произошло сейчас и так неожиданно оборвалось, — он поцеловал ее в губы, — для меня очень важно и дорого. — Угу. — Хэтти, как бы ни сложились дальнейшие обстоятельства, верь — я люблю тебя. Это сумасшествие, но это так. Мне надо ехать, но мы обязательно увидимся в ближайшее время. И серьезно поговорим. — Да? — Я позвоню тебе завтра, как только появится ясность, я прилечу, до конца марта еще много времени. — Да. До конца марта? — Видишь ли, я сейчас относительно свободен, потому что пишу диплом. — Он странно запнулся, но потом продолжил: — В апреле начнутся занятия и продлятся месяц, а потом нас снова распустят до экзаменов. — Оливер торопливо одевался и собирал дорожную сумку. И вдруг улыбнулся. — Но до моего дня рождения мы с тобой обязательно увидимся. — А когда у тебя день рождения? — спросила Хэтти, заматываясь в простыню, но теперь уже стоя. — Шестого апреля. — Какого?! — Почему ты так удивляешься? — Шестого апреля? — Да. Шестого. А что случилось? Хэтти стояла, онемев и уже не в силах вынести третьего совпадения, ибо вымышленный Фрэнк был рожден в тот же день, только старше на два года. — Хэтти, девочка моя любимая. — Он подошел к ней и обнял. — Я убегаю в аэропорт. Там рейсы на Европу каждые полчаса. Вот ключи. Как только соберешься, закроешь дверь. — А как же… — Когда мы с тобой встретимся, я их заберу. — А… а брат? — Его еще долго не будет в городе. И у него есть свои. Можешь здесь пожить, если хочешь. — Он улыбнулся, вспомнив что-то. — Но я бы на твоем месте не уходил от такой прекрасной бабушки и ее вкусных пирожков. Пока! Мы скоро увидимся! С этими словами он растворился в весеннем вечере, а на Хэтти напала странная тревога, которая царапала душу, не давая успокоиться. Глядя в потолок и пытаясь осознать случившееся, Хэтти еще долго лежала на кровати. Все свалилось так неожиданно. Но одно было точно известно: до шестого апреля они обязательно увидятся, потому что Хэтти сама приедет в Англию! 5 — Стефан, милый, здравствуй. У меня для тебя прекрасные новости. — Хэтти, какого черта! Сегодня какой день недели? — А что, секретарша не передвинула настенный календарик? — Не зли меня, лучше честно скажи: ты и с кино решила меня прокатить? — Нет. Как раз нет. Боюсь только, что это ты теперь прокатишь меня с удовольствием и аппетитом. — Вообще, я не обидчивый, но могу. Сегодня суббота. А ты должна была позвонить в среду. Подъезжай на студию немедленно. — Для чего? — Для контракта. — Ты серьезно? — опешила она. — Время — десять вечера. — Это я и без тебя знаю. — И что? Прямо сейчас взять и приехать? — с наигранным ужасом спросила она, прихорашиваясь перед зеркалом и осматривая отражение. Это Оливеру нравилось в ней все, даже старые джинсы и детские оранжевые кеды, в которых до этого она позволяла себе ходить только дома. А перед Стефаном, равно как и перед всеми остальными в мире, в таком виде лучше не появляться. — Хэтти, ты позвонила мне в это время, значит не считаешь его поздним для деловых переговоров. Так? — Нет. Просто я позвонила, чтобы ты про меня не забыл, — кокетливо отвечала она, приподнимаясь на носочки и воображая, как бы выглядела на каблуках. — А переговоры хотела вести в понедельник. — Не вижу ничего сверхъестественного в том, чтобы подъехать ко мне. Или бабушка не отпускает? — А я не у нее. — Хэтти открыла замок в двери. — А где? — Я в гостях. Тут недалеко, кстати. — Тогда в чем проблема… — Стефан стал ехиден. — О, понимаю. Хэтти, у тебя любовник? Я буду ревновать. Я уже начал ревновать. А пока ты будешь ехать, я разревнуюсь до такой степени, что просто накинусь на тебя, как голодный пес… — Что, со вторника тебя так никто и не покормил? — Язва. — Кстати, скажу тебе как старому приятелю: вряд ли ты на меня накинешься. Я вся такая… В общем, я сегодня не в твоем вкусе. И одета по-домашнему. Давай завтра? — Ты мне это брось. Я как раз хотел посмотреть на тебя с профессиональной точки зрения — грим, прическа. — Как это? — Внешность все равно придется менять. Так что, чем меньше на тебе будет одежды и косметики, тем лучше. — Н-да? — озадаченно протянула Хэтти. — Давай, приходи. Пропуск будет ждать у охранника. Она вздохнула. — Хорошо, буду. Интересно, куда девался тот обольстительный светский Стефан, сыплющий пышными комплиментами и изящными оборотами? Но так даже лучше: с кем еще можно грубо почесать язык и при этом не испортить репутацию «леди-Нью-Йорк»? А ведь иногда этого так хочется! Потом она долго вспоминала этот вечер и ругала себя за то, что пошла, согласилась на роль и позволила натворить с собой такое неприличие. Лучше бы она сразу, еще во вторник, от всего отказалась! На квартиру к Оливеру она больше не вернулась, решила забрать машину и поехать в деревню. Всю ночь Хэтти беспокойно ворочалась на своей кровати, ей снились кошмары, главным и самым злым из которых был Стефан. Что?! Что случилось с ней, кто подавил ее волю, какие демоны проникли в мозг и заставили быть такой податливой?! Едва Стефан увидел ее под софитами без косметики и приличной одежды, он сразу же гаркнул в другую комнату, чтобы вызвали визажистов. К вящему ужасу Хэтти, прибежало человек десять. Интересно, подумала она, этих тоже держат в черном теле и заставляют работать по ночам? Однако через пару минут ей было уже совсем не жаль несчастных, потому что выяснилось буквально следующее. — Тут убрать, здесь подрисуем… Так… осветляем красные пряди — на левую сторону, челка — косая, сиськи увеличим на пару размеров… Не-ет, ну эти никуда не годятся, увеличивать однозначно! У Хэтти остекленели глаза от возмущения, Стефан сидел в углу и кивал, тихо посмеиваясь. Когда она набрала воздуха, чтобы высказаться, Стефан вдруг встал. — Хорошо, согласен. Только прическу, думаю, можно будет заменить париком. Если он не будет мешать, оставим ей длинные волосы, а если будет — острижем. И Хэтти почему-то промолчала, мысленно обзывая себя покорной овцой. Молчала она и во время подписания бумаг, которые сулили ей немалую сумму в два этапа: половину — до начала съемок и половину — после. Плюс к тому в документах оговаривался еще некий бонус в виде процентов с кассовой выручки. — Но тут — как пойдет, — веско вставил Стефан. — Сама понимаешь, прокат — вещь непредсказуемая. Зрителю сейчас подавай всякую дешевку, но чтобы ярко и побольше страстей. Настоящий кинематограф широкие массы давно не интересует. После этого он грустно вздохнул и попросил девушку с облезлым хвостом на затылке заварить всем кофе. Через секунду кофе с пирожными был на столе, а Хэтти — в ужасе. Все-таки телевидение — это большая волшебная шкатулка, в которой чудеса происходят на каждом шагу. Она всегда знала, что это так. — Почему ты все время озираешься? — спросил Стефан, громко прихлебывая из полосатой чашки. — Тебе здесь страшно? — Не могу понять, где вы прячете того волшебника, который заставляет так быстро исполнять твои приказы. — Вот здесь, — он похлопал себя по животу. — Я и есть тот самый волшебник. Они меня очень любят. Некоторые боятся. Поэтому бегают очень быстро. — Ты — монстр, — сказала Хэтти совершенно серьезно. — Да. А в постели, говорят, я вообще очень крутой монстр. Сейчас Стефан вел себя совсем не так, как в ресторане. Он развязно общался, сидел как попало, руками ел пирожные и облизывал крем с пальцев, разве только не ковырял в носу при всех, подумала Хэтти с отвращением. — Не нравлюсь? — Ужасно. — Я люблю шокировать, крошка. Он жутко захохотал, потом внезапно оборвал себя и сказал: — Но зато, говорят, я гениален. И уникален. И… это… забыл. Вспомню — позвоню. А на сегодня наша с тобой аудиенция закончена. — Как? — Все. Езжай домой, в понедельник придешь за сценарием. Так, и еще… Ну, над гримом поработаем на месте, а вот мерки снять надо будет сразу. Причем с учетом другого размера си… бюста. — Зачем? — испугалась она. — А костюмы шить? Или ты собралась играть леди Йоркшир в рваных джинсах? — А при чем тут леди Йоркшир? — Да шучу я! Что ты как в воду опущенная! Ладно, Хэтти, иди. Я вижу, у тебя был сегодня нелегкий день и даже… если наблюдательность мне не изменяет… небольшой секс. — Заткнись! — Значит, был. — Хам! — У тебя свежие засосы на плечах и шее. Ох, Хэтти, ну когда же мы сольемся в экстазе? — Когда получим проценты с проката! Она встала, вздернув подбородок, и ушла. За дверью слышался демонический хохот Стефана… Оливер позвонил в воскресенье, как обещал. Он был грустен, а Хэтти, наоборот, не знала, как скрыть бурную радость и волнение. Потому что все это время, пока она ждала звонка, в сердце закрадывалось нехорошее чувство: она думала, что он больше не появится. Нет, он позвонил. Но разговаривал с трудом, словно выдавливая из себя слова. Да, папе лучше, но сердце продолжает оставаться слабым, он еще долго пролежит в больнице. Да, у него самого все хорошо, перелет оказался удачным, через пару недель он, может быть, снова будет в Нью-Йорке. — Ты знаешь, мне самой сейчас нечего делать, я в отпуске… Мм… Правда есть одна затея. Очень интересная. Хэтти замолчала, ожидая, что он спросит про затею и вообще про ее дела. А потом пригласит в гости, ведь она же в отпуске! Оливер молчал. Она насупилась тоже. — Ну, я рад, что тебе не скучно. Буду звонить. Пока. — Оливер. — Что? — Ты… больше ничего не скажешь мне? Он вздохнул. Ей показалось — слишком печально. — Хэтти, мне очень дорого то воспоминание. Да, я люблю тебя. Просто… обстоятельства жизни сейчас таковы… Мы поговорим с тобой не по телефону. Как только увидимся. Но, когда это произойдет, я не знаю. Я… Мне надо идти. — Хорошо, Оливер. Я буду ждать, — чересчур спокойно сказала она и повесила трубку. Тысячи кошек скребли ее сердце в течение последующих дней. Хэтти не могла ни есть, ни пить, ходила, словно в воду опущенная. Так не бывает. Так не бывает! Если мужчина и правда любит, если за эти три с половиной дня они стали самыми близкими людьми на свете, разве должен он так разговаривать с ней? Будто посторонний человек. Будто она его тяготит. Будто он хотел сказать: у меня и так проблемы, а тут еще ты со своей любовью! Отвяжись! Нет! Нет, так не бывает! Разве не в ней он должен сейчас искать утешение? Разве не она, Хэтти, стала для него единственной поддержкой и опорой? Они вместе могли бы поехать в Англию, и она помогала бы пережить ему трудности и вылечить отца. А может… Как же она не подумала сразу! У него есть другая. Он вернулся к ней и теперь не знает, как выкрутиться. Он наговорил глупостей сгоряча, в порыве страсти, у мужчин такое бывает, особенно у юных. Он думал, что любит Хэтти, потому что у него… да просто потому, что было такое настроение, весна, гормоны… А дома его ждала та, которую он любит по-настоящему. И как порядочный человек, он не может грубо отказать ни той, ни другой… Как это пережить? Как такое вообще можно пережить? Мало того что это оскорбительно для нее как для женщины (причем старшей в их паре), но к тому же просто больно. Ведь она впервые в жизни полюбила мужчину просто так. Ни за что. И даже не спросила, сколько он зарабатывает в год… Снятие мерок и вручение сценария, слава богу, прошли без участия Стефана. Его не было на студии, когда Хэтти пришла в условленный час. Секретарша напоила ее кофе и отвела в примерочную. Там в течение долгого времени над Хэтти издевались, заставляя вертеться, наклоняться, задирать руки и ноги, и все это — в трусах и в лифчике, под которым колыхался накладной бюст четвертого размера! Она была сама себе противна. По сценарию она должна была сыграть развратницу-горничную, длинноногую, вульгарную девицу, которая в концовке фильма убивает своего хозяина, страдая от неразделенной любви. Вернее, от неразделенных денег. Снова, как насмешка судьбы, любовь — и деньги. Противопоставление одного другому. Вообще, когда Хэтти прочитала сценарий, ее чуть не стошнило. Разве бывают люди, которым это нравится? Сама бы она никогда не пошла на такой фильм и тем более — не купила бы диск! Впрочем, понятно почему. В последнее время в душе ее установилось трогательное равновесие: Новая и Старая Хэтти жили в мире и согласии друг с другом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что сценарий и особенно роль показались отвратительными обоим. Ознакомившись с сюжетом, Хэтти стала думать. Она бесцельно бродила по улицам, смотрела на лица людей, пытаясь отгадать кто есть кто, разглядывала себя в толпе. Тысячи вопросов рождались в ее голове, но еще больше приходило ответов. Ей все еще нужны деньги? Да, пожалуй, да. Но согласилась бы она на роль, если бы фильм снимался не в Англии, а где-нибудь еще? Конечно, нет. Она бы поехала к Оливеру. Несмотря на все свои сомнения и обиды, она бы все равно нашла повод приехать к Оливеру! Она бы из-под земли достала возможность приехать к Оливеру! Что с ней? Ведь раньше ни один мужчина не вызывал в ней столь сильных чувств. Ни один мужчина не вызывал такой бешеной ревности и глубокой ядовитой тоски, когда она представляла его рядом с другой. Оливер очень странный. Он очарователен, обаятелен, от него исходит волна тепла и какой-то глубокой сокровенности, такой, что хочется открыть все тайны и доверить свою душу. Он — словно ангел, словно воплощение женской мечты. Таких мужчин, по-настоящему, не бывает. Она видела таких обходительных и романтичных, которые точно знают, как женщине угодить, только в одном месте — в эскорт-услугах. Мальчики по вызову, которые работают за деньги. Заказ может быть любым: на один час, на один день и даже на один месяц с полной отработкой сценария. Романтика, цветы, поцелуи под луной, секс, признания в любви и прочее. «Любой каприз за ваши деньги». Хэтти обругала себя. Разве можно сравнивать Оливера с этими мужчинами? Нет, конечно! Да как она могла допустить такую мысль! Оливер другой. Он… И тут она поняла, за что любит его. Вернее, конечно, любить за что-то нельзя, иначе это не любовь, Хэтти знала подобную аксиому. Но… она поняла, что ее цепляет в этом мужчине. Маленькая-маленькая чертовщинка в глазах, когда он смеялся или смотрел на нее по-особенному. Он смотрел, словно задавал себе вопрос: а вдруг я правда люблю ее? И тут же с сомнением отвергал эту мысль: чепуха, не может быть! Впрочем, она поняла это лишь в последний день. За столь короткое время можно и ошибиться, и напутать. Но… Хэтти была наблюдательной девушкой. А теперь, когда она, словно радар, уловила эту странность тончайшим из женских чувств, ее захлестнула волна настоящей страсти! Просто дух захватило от одной только мысли, что Оливер может играть с ней! Впервые не она играет с мужчиной, а наоборот. Конечно, немного обидно, но… Ах, если бы у нее было побольше времени во всем разобраться! Ах, если бы их роман развивался не так бурно, а хотя бы как в том, надуманном письме, которое она сочинила про несуществующего Фрэнка. Нет-нет, ничего страшного в том, что она полюбила «кота в мешке»! Оливера нужно как следует разгадать. Как кроссворд, в котором все слова совпадут, сплетая целостный узор. Вполне возможно, у него есть другая девушка, это хорошо объясняет некоторые странности. Впрочем, другую девушку Хэтти готова пережить — запутался парень, с кем не бывает? Главное, чтобы он не оказался подлецом… Хэтти задумалась. Нет, такого не может быть! И остановившись посреди тротуара, чтобы доказать себе, что была права, Хэтти набрала заветный номер. — Оливер? Привет. Это я. — О, Хэтти, какой сюрприз. — Как твои дела? Как папа? — Хорошо. То есть лучше. Думаю, мы скоро сможем увидеться. — Его голос был радостный и приветливый. — Ну вот и хорошо. Я тоже так думаю. Сказать ему, что она едет в Англию? Или лучше… — Хэтти, а зачем ты звонишь? — Как зачем? Просто, чтобы услышать тебя. — А я думал, ты проверяешь. — Что я проверяю? Оливер смущенно крякнул. — Да, милая моя, дело в том, что я… Как бы это сказать… Позавчера, в общем, я был в Штатах. — Что? — опешила она. — Но всего на один день, это была очень важная встреча, это… мы все равно не успели бы увидеться, это… — В Штатах? — Да, я летал в Вашингтон. В общем, долго рассказывать. Ты только не обижайся. Ты звонила мне позавчера? — Нет. Я звоню сегодня. — А я подумал… Пропущенный звонок… Номер похож… В общем, ты не обижаешься? Хэтти, я сам… — Нет, не обижаюсь, — отвечала она спокойно. Это была привычка с детства: когда Хэтти испытывала сильное потрясение, она всегда говорила очень спокойно. — Ну и хорошо. Я сам очень скучаю по тебе! Я стремлюсь к тебе! Но мое присутствие здесь просто необходимо. — Ну хорошо, — медленно и бесцветно проговорила она. — Хорошо. Созвонимся. Пока. Хэтти опустила руку с трубкой и несколько минут стояла, глядя в пространство. Потом зачем-то побрела в сторону своего офиса. — Вот это и есть любовь? — спросила она у толстого черного кота, сидящего на скамье. Он молчал, и Хэтти пришлось отвечать самой: — Вряд ли. Скорее всего, мы оба погорячились, признавшись друг другу. Кот улыбнулся ей и спрыгнул на тротуар, перебегая дорогу… Но вот что странно, продолжала думать Хэтти, не обращая внимания на прославленную примету. Ей почти не запомнились подробности первой «ночи» — наверно, слишком бурно выплескивалась страсть, накопленная за время недолгого романа. Да и вообще их первый секс был сумбурным и немного неуклюжим, как у подростков. Зато искренним и страстным… Интересно, а почему она так уверена, что «первый»? Вдруг — другого не будет? Нет, будет! Будет. Потому что она всегда добивается своего. Хэтти попыталась воскресить в памяти картины их с Оливером последнего и самого важного дня. Действительно, то, что было на квартире, совсем не вспоминается. А вот утро в парке будет стоять у нее перед глазами до конца жизни. Золотисто-бирюзовое и звонкое, как весенняя песня синицы… Всю последующую неделю ее жизнь сопровождал какой-то бред. Встречались сумасшедшие люди, говорили странные вещи, Мадлен подлила масла в огонь, позвонив по телефону и заявив, что история с Оливером отличная, вот только чем она обернется — неизвестно. И посочувствовала подруге: — Видишь ли, такие быстрые романы имеют обыкновение быстро заканчиваться. Увидишь, либо у него есть кто-то еще, либо… он просто бабник и у него, опять же, есть кто-то еще. А может, он женат? — Спасибо за поддержку! — рявкнула Хэтти и не стала рассказывать про последний телефонный разговор с Оливером. — Знаешь, Хэтти, — отозвалась подруга, даже не подумав обижаться, — кроме меня тебе правду никто не скажет, разве что бабушка, но у нее своя правда. Езжай в Англию, заработай там деньги и купи наконец пентхаус. Ну? Разве ты не об этом мечтала всю жизнь? — Об этом, — вздохнула Хэтти. — А почему так много грусти в голосе? Ты почти добилась всего, чего хотела, я даже завидую. Тебе осталось сделать последний шаг, потом протянуть руку и взять свой законный приз. — Если все правильно, тогда почему мне так тошно, Мадлен? Может, я мечтала не о том? — Хватит хандрить. Все у тебя будет хорошо. Только не останавливайся. — По-моему, я уже не смогу остановиться, даже если захочу, — сказала она и повесила трубку. В тот вечер Новая Хэтти что-то бубнила про снобизм и толстокожесть, но Старая Хэтти решила, что прежняя дорожка — самая верная, по ней и надо идти! Больше всего ей нужны деньги. Правда теперь — как средство достижения цели, но средство безотказное и железное. Даже настоящая любовь хороша тогда, когда есть на что ее проживать. И потом, внутренние движения души — это миф и иллюзия. Кому будет интересно судить о ней по ее изменившемуся мировоззрению? Ведь мировоззрение к биографическим данным не пришьешь. А вот покупку квартиры на Манхэттене на первый гонорар — очень даже пришьешь. И успех в обществе, популярность — тоже пришьешь. И будут ее внуки гордиться бабкой, приговаривая, как она была богата и популярна! Все правильно. В Англию ехать надо. И соглашаться на все условия Стефана. Лишь бы дали денег. А с Оливером она разберется потом. Вот приедет к нему домой и задаст вопрос в лоб: кто ты такой и что тебе от меня надо? Успокоившись на этой мысли, Хэтти перевернулась на спину и заснула. Это была последняя ночь в Америке. Завтра вечером съемочная группа вылетала в Лондон. 6 Сырое промозглое утро заставляло ежиться и кутаться в капюшон, а ветер дул такой, что пробирало до костей. Уже было отпущено море шуток по поводу погоды и овсянки на завтрак, а между тем все члены команды понимали, что съемки станут серьезным испытанием для здоровья и психики. Первое, что сразу же выбило из колеи, это смена часовых поясов. Плюс постоянные дожди, от которых, как известно, клонит в сон сильнее, чем от снотворного. Хэтти чуть не плача вспоминала солнечные деньки в Нью-Йорке и все не могла понять, как люди живут в стране, где дождь сменяется туманом, а туман дождем? И так месяц, а то и два, подряд? Ей не хватало солнца и хорошего настроения, ей не хватало часов в сутках, чтобы выспаться, и ей не хватало Оливера. Тот факт, что на ее банковский счет в качестве аванса была перечислена большая сумма денег, почему-то не успокаивал, а вызывал лишь тупое раздражение. Хэтти разозлила радостная физиономия Стефана, который лично сообщил ей, что деньги переведены и она может проверить карточку в банке. Она процедила «спасибо», а Стефан почему-то издевательски захохотал: — Что, климат долбит по мозгам? Ничего, я сделаю из вас настоящих актеров! В конце концов, на десятый день работы у всех участников съемок началась вялотекущая депрессия. Стефан орал, как мартовский кот, по малейшему поводу и без. Местная киностудия помогала решать кое-какие вопросы, но местные власти поначалу отказались выдавать разрешение на съемки. Дело в том, что часть сцен планировалось снимать в настоящем замке — такова была задумка Стефана и сценаристов. Действие фильма делилось на две линии: современность и позапрошлый век со всей соответствующей атрибутикой. Подходящий замок быстро нашли, но тут заартачились власти. В конце концов Стефану удалось уладить дело миром и работа пошла с двойной нагрузкой, потому что время аренды строго ограничили. Лично Хэтти было абсолютно все равно. Ее терзала совсем другая проблема: как незаметно смыться со съемочной площадки на денек-другой? Возможности пока не было, и она терпела. Но терпеть становилось все трудней, потому что время шло, Оливер не появлялся. Что она больше всего хотела увидеть, разыскав его, подтвердить или опровергнуть подозрения о другой женщине, Хэтти сама не знала. Знала она одно: ей срочно надо улизнуть из окрестностей Лондона, к северу, в маленький городок Лестер, чтобы через адресное бюро найти своего возлюбленного. И вот шанс наконец выпал! Стефан сломал кисть левой руки. Он в ярости объяснял актерам, сколько тайн хранят в себе стены замка, выложенные из булыжника, и в доказательство своих слов крепко ударил рукой по средневековой кладке, будто хотел пробить дыру. Потом инстинктивно попытался схватиться за больное запястье и истошно заорал от боли. В общем, после небольшой потасовки с вызовом местного доктора Стефана отправили в госпиталь накладывать гипс. Бог знает почему, но к вечеру у него поднялась температура, так что следующий съемочный день пришлось тоже отложить. Стефан рвал и метал на больничной койке, потому что время аренды истекало. Актеры и остальные участники съемочной группы, измученные режиссерскими истериками, наконец вздохнули с облегчением и разбежались по своим делам. И вот в промозглое воскресное утро, узнав точный адрес Оливера по телефонной книге, которую она нашла в библиотеке, Хэтти отправилась на вокзал, чтобы утренним поездом добраться до загадочного городка Лестер. Сейчас ее волновали две вещи. Первая: что с ней сделает Стефан, если его прямо сегодня отпустят из больницы. И вторая: тот ли адрес она нашла. Дело в том, что фамилия, имя и примерные данные о членах семьи Оливера абсолютно совпали с указанными в телефонной книге. А вот с датой рождения вышла небольшая путаница. По книге получалось, что ее возлюбленный родился вовсе не шестого апреля, а девятого сентября, и не в восемьдесят четвертом году, а в семьдесят восьмом. Получается, что Оливер сам себя старше на шесть лет? Это что же, ему сейчас двадцать восемь? Нет, будет двадцать восемь девятого сентября. Интересно… А может, это — его брат или данные перепутаны? Но он говорил только о сестре, а брат живет в Нью-Йорке, да и то троюродный. Однако что же это получается? Либо данные неверные, либо она нашла не того Оливера Семптона, либо… Либо… Нет, он не мог наврать! Это уже было бы слишком! Хэтти потуже запахнула пальто и решительно двинулась к поезду, наклонившись вперед и морщась от мелкой измороси, падающей на лицо. Домик стоял на окраине города, среди густого, местами запущенного сада, и сильно напоминал бабушкин. Хэтти даже непроизвольно вздрогнула: до того похожи были поворот тропинки к крыльцу и чугунная калитка на заборе. То обстоятельство, что она стоит перед домом Оливера (практически перед алтарем), вызывало у Хэтти бурю переживаний и легкую дрожь в коленях. Ей хотелось убежать и спрятаться, и в то же время — ворваться в комнату и обрадовать Оливера. Однако почему так противно сосет под ложечкой? И почему так пакостно дрожат ноги, будто сейчас подогнутся и откажут совсем? Хэтти робко прошлась по мощеной тропинке и постучала кольцом в дверь. Никто не открывал, и она осмотрелась — как здесь интересно! Ведь по этим ступеням миллионы раз ходил Оливер, он родился и вырос здесь (бабушка выведала за пирожками), малышом — играл на этом крыльце, подростком — водил друзей, а потом — девушек… Хэтти нахмурилась: сколько же ему лет на самом деле? И почему никто не открывает?! Она постучала громче и снова поежилась от ветра: так долго не простоишь, надо либо уезжать, либо входить внутрь. Дверь щелкнула, и на пороге появилась девушка, очень похожая на Оливера, практически две капли воды. — Зд… здравствуйте, — опешила Хэтти. — Вы кто? — Интересно, а вы — кто? — Я… Впрочем, это не важно. Я с работы Оливера. А вы, наверное, его сестра. — Да. — Вы похожи, — улыбнулась Хэтти, невольно любуясь ее лицом. Сестра была красива, даже лучше, чем он сам. — Конечно. Мы же близнецы. Эта новость почему-то неприятно кольнула Хэтти. Почему он не сказал? Обычно близнецы очень привязаны друг к другу и обязательно сообщают друзьям о своей второй половине. — Да? Как интересно. А… его дома нет? — Нет, он сейчас у отца. Но его и не может быть здесь. — То есть как? — Так. Он здесь давно не живет. Ищите его вечером у Луизы. — У… кого? — У невесты. — А, ну да. Сестра осмотрела Хэтти критически. — А вы с какой работы? Из университета или с… — Из университета. — Ну, я не знаю. У вас-то, наверное, заведение посерьезней… И вы не знаете, где он живет? Он же взял отпуск за свой счет, уехал в Америку. Уже месяц как… — Правда? Сестра нахмурилась. — Девушка, что вы мне голову морочите! Ни с какой вы ни с работы! — Это почему же? — искренне возмутилась Хэтти. — Очень даже… А дайте мне, пожалуйста, адрес этой его… Луизы. — Чтобы вы устроили ему скандал? — С чего вы взяли? Сестра усмехнулась (улыбка — вылитый Оливер!): — Вы не первая приходите и представляетесь, что с работы… Бедная Луиза! То, что мой брат — бабник, я знала еще с рождения. Ладно, запоминайте адрес, это на соседней улице… — Спасибо. — Пожалуйста. У вас ко мне все? — Нет. — А что еще? — Ради бога, это очень важно: скажите, сколько ему лет на самом деле? Сестра изумилась: — Двадцать семь. В сентябре будет двадцать восемь. А что? — Ничего. Все прекрасно. До свидания, вы мне очень помогли. — Я рада. Дверь захлопнулась, Хэтти стояла онемев. Развернуться и уехать навсегда? Или сначала надавать ему пощечин? Если он солгал про возраст и дату рождения, значит, он лжет в чем-то еще?.. Но как такое может быть? Хэтти пожала плечами, изо всех сил не желая поддаваться панике. Любопытно посмотреть на эту Луизу, а лучше поговорить с ней! Вдруг тогда откроется что-то еще интересное. Хэтти медленно побрела по тропинке, не поднимая глаз. — Эй! — послышался голос сестры. — Девушка с работы! Стойте. Возьмите вот… — Она подбежала и протянула зонт. — Зачем? — На улице дождь, вы что, не заметили? А на вас — мокрое пальто. Луизы сейчас дома нет, а в госпиталь ехать далеко. Я так поняла, что вы не местная? — Я приехала из Америки, — отвечала Хэтти убитым голосом. Какая разница? — Ого… — Она с досадой выдохнула. — Ну и засранец же мой брат! — Почему? — Вы приехали в такую даль, значит он вас сильно обнадежил. Хэтти вздернула подбородок. — Просто я работаю в Лондоне. Извините. Спасибо за зонт. До местного госпиталя она доехала на такси, едва осознавая происходящее. Мокрые волосы налипали на ее щеки, глаза были красными, но Хэтти не плакала. Это все от дождя, твердила она про себя. Это все от непогоды! Перед глазами стоял туман. Знаменитый английский туман, с зелеными феями и лесными духами, о которых сложено столько фольклорных легенд… Оливера она нашла сразу, повинуясь какому-то чутью и точно следуя по нужным коридорам госпиталя, будто ходила тут сотни раз. Он стоял, опершись о стол, рядом с сестринским постом и болтал с симпатичной девушкой в коротком зеленом халатике. Верхняя пуговка халатика была расстегнута, и Оливер поминутно заглядывал в вырез, будто ждал оттуда трамвая. Хэтти подошла к нему сзади и остановилась, грозно глядя на медсестру. Та сразу съежилась, подобралась, торопливо застегнулась и кивком указала Оливеру, что к нему пришли. — Ну, что ты испугалась? Кто там еще? — Оливер лениво обернулся и вздрогнул, увидев Хэтти. — Ты? — Не бойся, это не призрак. Справившись с первым шоком, он все-таки обрадовался: — Хэтти? Вот это да! Ничего себе сюрприз! — и обнял ее, шагнув навстречу. — Я рад тебя видеть. А как ты здесь?.. — Теперь я понимаю, что твое присутствие возле отца действительно необходимо. — Хэтти обвела выразительным взглядом коридор и остановила его на медсестре. — Ну перестань, не мели чушь! — Он сделал брови «домиком» — выражение лица, вызывавшее всегда бурное умиление Хэтти. Впрочем, понятие «всегда» — не из их случая. — Ты же не будешь ревновать меня к медсестре? Ну, хорошая моя… Мы просто общаемся. Удивительно, подумала она, холодно разглядывая его, словно впервые видела. Только что он медовым голосом ворковал с другой девчонкой, а теперь у него хватает наглости говорить с ней как ни в чем не бывало! И это — ее Оливер? Человек, которого она видела лишь с лучшей стороны? Оливер, которого она считала чуть ли не ангелом во плоти?.. — Мне, собственно, все равно, глупости это или нет. Я пришла отдать ключи от квартиры твоего брата. — Голос Хэтти был ледяным и мертвым. — При чем тут ключи? Ты что, приехала в Англию, чтобы отдать ключи? — Да. Ключи. — Она пристально смотрела ему в глаза. — Глупости! Хэтти, что случилось? — Что случилось, говоришь? Ничего. Просто я немного очнулась и посмотрела на вещи трезвым взглядом. — И что же ты увидела? — Лицо Оливера было искренне удивленным. — Увидела, что мы с тобой неплохо поигрались… И хватит. — Ну перестань ты злиться! — Я не злюсь. Я спокойна. Ты и сам прекрасно видишь. — Это меня как раз и пугает. Когда ты так спокойно говоришь, значит на самом деле… Ну ладно, ладно, я молчу. Объясни хотя бы, как ты меня нашла? И вообще: что ты делаешь в Англии? — Тебя это расстроило? — Очень. Я планировал нашу встречу по-другому. — Я тоже. Но теперь это не важно, поскольку встречи не будет. — Нет, это важно. Хэтти, что случилось? — Ничего. Мне просто кое-что про тебя рассказали. Ей показалось, что он слегка побледнел. Самую малость. — А что тебе рассказали? И, главное, кто? — Да какая разница? — И что теперь? — Я уже сказала: встречи не будет. — Ты пришла за этим? — Да. Мне не нравится, когда мне лгут. Он вдруг сел в кресло и обеими руками схватился за голову, закрывая лицо. — Я так и знал. — Что ты знал? — медленно проговорила Хэтти. Оливер вздохнул, подняв лицо к потолку, и медленно кивнул головой. — Я знал, что все плохо кончится. Я должен был тебе все рассказать с самого начала. — Зачем? Главное не рассказывай Луизе. А то вы поссоритесь. Он поднял на нее изумленные глаза. — А при чем тут Луиза? — Не знаю. Да это тоже не важно. — Хэтти протянула ему ключи и вздохнула. — Вот возьми, мне пора. Да, вот еще зонт сестре передай. — Подожди, Хэтти! Так это ты из-за Луизы расстроилась? Но мы же с ней… Подожди, тебе Оливия ничего не сказала? — Оливия? — Моя сестра. Мы же близнецы. Оливер и Оливия. — Очаровательно. Она сказала мне все, что меня интересует. — Подожди, Хэтти! Ну пожалуйста. Хэтти! Что она тебе сказала? — Что ты бабник, что у тебя есть невеста. И я не удивилась бы, если бы узнала, что ты женат. В твоем-то возрасте! Пора уже. Он отвернулся, сжав губы. — Ты узнала про день рождения?.. Я должен был тебе все объяснить! Я негодяй и подлец, но… — Этого достаточно. Вот ты уже и объяснил. На них любопытством смотрели больные и медперсонал. Хэтти повернулась к выходу. — Поверь мне, ты заблуждаешься! И Луиза уже давно мне не невеста! — О да, конечно! — Хэтти прокрутилась вокруг своей оси и в ярости топнула ногой. — Просто мы живем с ней… — Как брат с сестрой. Не слишком ли много сестер для одного дамского угодника? — Ну, Хэтти… — Что Хэтти? — Она подбоченилась, пытаясь сдуть мокрую прядь со щеки, но ничего не получилось, и Оливер непроизвольно улыбнулся. — А ведь это не Оливия, а Луиза звонила тебе в Нью-Йорк, чтобы сказать про отца, так? — Ну… так. — Оливер стоял перед ней, словно провинившийся школьник, и все равно улыбался. — Спрашивается, зачем скрывать от меня девушку, если она уже давно не является твоей подружкой? — Да просто ты бы не поняла. Стала бы спрашивать, а я торопился… Ну, в общем, я кретин, конечно, и так не делается. — Он поднял на нее глаза, полные раскаяния и лукавства. Совсем как бабушкина овчарка, когда хотела за что-то попросить прощения и тут же нашкодить снова. Хэтти потеряла терпение: — Оливер, все это достойно школьного спектакля. Но на Шекспира не тянет! Мне пора. — Хэтти! — Прощай. — Она вышла на гулкую лестницу, громко цокая каблуками. — Хэтти! Постой! Она убегала вниз, Оливер бросился следом. На первом этаже он развернул ее, прижал к перилам, отрезав пути к отступлению: — Да, я не сказал тебе правду про свой возраст и про… кое-что еще. — Он перевел дыхание, и Хэтти снова с болью почувствовала, как бесконечно дорог и желанен ей этот мужчина. Он дышал ей в лицо, он держал ее за плечи, он был красив и на полголовы ниже ее… А теперь еще и старше на целый год. — Хэтти, ты слушаешь меня? — Да… — Мне показалось, ты о чем-то мечтаешь. Значит, тебе приятно стоять со мной? — Приятно. Ты же приятный мужчина. Сотни девушек, я думаю, со мной согласятся. — Хэтти, я серьезно! Но мы не можем просто так расстаться, после всего… Он сам замолчал, поняв, что сказал глупость. — О да! После тех трех дней, которые мы… — Четырех. — Трех с половиной, если быть точным. — Все равно, разве сроки имеют значение? Можно прожить всю жизнь вместе, но так и не понять друг друга, а можно в один миг… Она против воли улыбнулась. — Оливер, это философия, и это не наш случай. Давай не будем терять время. Она высвободилась из его рук и пошла к выходу на улицу. — Очень даже наш! Хэтти! Постой! Тебе нужно довериться мне! Она громко расхохоталась, запрокинув голову вверх, так что двое врачей шарахнулись в стороны и прижались к стенкам. — Хэтти! Постой! — Оливер бежал за ней, распугивая больничную публику. — Хэтти, подожди! Но она продолжала размашисто шагать по коридору, посмеиваясь и бормоча себе под нос: — Доверься! Это, наверно, такая местная игра: ты доверяешься, а тебя обманывают! — Что ты сказала? — Ничего. Я говорю, англичане — забавная нация. — Хэтти! — Все! Отпусти. — Хэтти, Луиза и мой день рождения — это все, что тебя так расстроило? — А разве этого мало? Ей показалось, что в глазах его промелькнуло огромное облегчение. Он снова обнял ее за плечи и развернул к себе, улыбаясь. — Ну раз дело только в этом… Поверь мне, это — чушь. — Для меня — нет. — Хэтти решительно отцепила его руки и отвернулась. Оливер сделал страшные глаза и вдруг крикнул на весь больничный холл: — Я не врал тебе в последний день! Это правда! Я люблю тебя!.. — Все, Оливер. Этого достаточно. Я больше ничего не желаю слышать. — Она вышла из госпиталя под проливной дождь и исчезла. Только гордость и остановила ее, чтобы в сердцах не написать очередное письмо Мадлен. Ведь та считала, что у них с Оливером ничего не выйдет. Странное чувство поселилось в душе Хэтти после встречи с любимым. Вроде бы она сделала все правильно, не сказала ничего лишнего и не перегнула палку: так и должна поступать оскорбленная женщина, которая раскрыла обман. Но ее не покидало смутное чувство, что Оливер скрывает от нее куда более интересную правду, чем та, которую удалось узнать. Ведь он так обрадовался, услышав, что всего-навсего речь идет о Луизе и дне рождения… Что же еще может таить в себе этот мешок сюрпризов с обаятельной английской улыбкой? И стоило ли ему так доверяться? От следующей мысли Хэтти похолодела: а ведь именно под влиянием Оливера она решила в корне изменить свою жизнь! Начав с ним встречаться, она наконец поняла смысл утверждения «не в деньгах счастье» и впервые засомневалась, правильно ли живет. Этот человек за три коротких дня умудрился низвергнуть всех ее прежних идолов и заставил поклоняться новым. А когда она всем сердцем приняла «новую веру», разрушил ее до основания одной маленькой ложью. Впрочем, никто не заставлял ее принимать новую веру. Она на все согласилась добровольно. Но вот что странно: поверх всякой обиды и разочарования в ее сердце жила одна твердая уверенность: Оливер любит ее! Хэтти вздохнула: это кажется бредом, этого не может быть… Но она не может ошибаться: Оливер любит ее! И это правда. 7 — Ты должна любить не его самого, а деньги! Понимаешь? Это — твоя сущность. Он — твой босс, вы с ним спите — и в этом веке, и в позапрошлом. — Угу. — Хэтти кивала, поедая огромный сэндвич, и давилась от удовольствия. — Ты думаешь, что любишь его, а на самом деле — деньги. Понимаешь? — Отлично понимаю! — пробубнила она с набитым ртом и откусила еще пучок сельдерея. — Эта роль как раз для меня! Я очень люблю деньги! И больше — никого! Оставь этот бутерброд мне. Ты съел уже четыре! Стефан опасливо покосился на нее и нежно придержал загипсованное запястье. Он теперь всегда хватался за сломанную руку, когда чувствовал малейшую опасность. — Ты тоже съела четыре. Что происходит? — Есть хочу. — Не увиливай, ты понимаешь, о чем я. Последние дни ты мне совсем не нравишься. — Ненакрашенная потому что хожу. — Хэтти откусила полбулки пшеничного хлеба и подняла брови. — Угу? — Не увиливай, говорю. Ты агрессивно оптимистична, а это — признак скрытой душевной драмы. — О, ты все-таки сходил к психиатру! Он нахмурился, пропуская ее реплику. — Я только одного не понимаю. Две недели назад тебя совсем не интересовали деньги, даже аванс не обрадовал, а сегодня ты их любишь больше всего на свете? — Иногда, Стефан, любовь приходит в процессе. Когда не знаком — не любишь. А как пару раз попробуешь, такая любовь начинается… Жуть! Он еще внимательней посмотрел на нее. — Чего стряслось-то? Рассказывай. — Ничего. Хлеб вкусный. — Рассказывай. У тебя тут роднее меня никого нет. — Да все в порядке тебе говорят! У меня… — Хэтти доела батон в два укуса, — бу-бу-ш-шш! Понимаешь? — Любовник, что ли, бросил? Хэтти захохотала, зажав ладонью набитый рот. Прямо по-ненормальному захохотала, подумал Стефан. Потому что нормальные люди от смеха не бьются головой о столик. — Кофе разольешь, дурочка! Вот, между прочим, про нас с тобой думают невесть что. — Да-а? — дурашливо распахнув глаза, протянула Хэтти. — Например? — Тут только один вариант — мы давние любовники. Обидно. — Согласна. Обидно. Вот если бы вместо меня была Деми Мур и все бы думали, что вы — любовники, тогда не так обидно. — Ага. Деми Мур. Разбежалась! — То есть ты хочешь сказать, что у нее — никаких шансов? Бедняжка! Ну конечно, она уже бабушка… — Ты, Хэтти, не остри, а лучше успокойся и допивай кофе. Перерыв заканчивается. — Да, да, аренда замка дорогая, я понимаю… Стефан фыркнул и ушел к своему режиссерскому креслу, а она продолжала сидеть, глядя на лужайку. И вдруг увидела себя в отражении стеклянной декорации. Она увидела себя, сидящую на пластиковом шезлонге за дешевым пластиковым столом (инвентарь, взятый с местной киностудии), и поняла, что фартук горничной ей очень идет. Она, собственно, ничем не отличается от своей героини, разве что размером бюста. Длинноногая, пустоголовая и жадная. Совсем пустоголовой ее, конечно, назвать было нельзя, иначе она сидела бы сейчас не за этим столиком, а где-нибудь у бабушки дома. Впрочем, что она имеет? Да ничего. Она — пустышка, и жизнь ее пуста. Новая Хэтти тут как тут, вынырнула из глубин подсознания и заговорила с надрывом и вдохновением. Почему всю свою жизнь и каждый свой шаг она измеряла долларом? Почему настоящими ценностями считала лишь то, что можно купить? Ведь по-настоящему богатые люди знают цену деньгам. Цену, которой, в сущности, нет, ибо деньги ничего не стоят. Или все-таки стоят?.. «А как же тогда биография, — спросила Старая Хэтти, — биография, которой должны гордиться внуки?» «Были бы еще внуки!» — ответила Новая, после чего в голове наступила внезапная тишина. Да, Стефан прав: ее настроение меняется день ото дня. И она еще советовала ему обратиться к психиатру! Ей и самой не помешает показаться доктору… На самом деле Оливер вовсе не бросил Хэтти. Он отважился позвонить через день после их встречи, но Хэтти не стала с ним говорить. Его дальнейшие попытки достучаться до нее закончились тем же: едва она видела его номер на экране мобильного, сразу же нажимала отбой. Он не знал, что Хэтти до сих пор в Англии, и тем более не знал о ее работе, иначе обязательно приехал бы… Он стал заваливать ее письмами и эсэмэсками. В них был весь спектр чувств: от признаний собственной вины до высокопарных признаний в любви. Одному богу известно, какого терпения стоило Хэтти не читать их днем, во время работы. Зато вечерами, просмотрев сразу все, она бросалась на постель и до утра рыдала в подушку. Так продолжалось некоторое время, потом она поехала в Лондон, сменила номер и запретила себе думать об этом мужчине. Она всегда обижалась долго и основательно. Таков был ее характер. Бабушка сказала бы «паршивый и упрямый характер». Зато со Стефаном их отношения наконец-то изменились в лучшую сторону, и Хэтти перестала его побаиваться. Из открытого оппозиционера по нравственным вопросам он превратился в ее союзника и даже приятеля. Хэтти только диву давалась, как точно он угадывал приход ее хандры, подсаживался рядом и принимался веселить. Сначала это немного раздражало, потому что реально помочь он ничем не мог, но потом Хэтти привыкла к его жизнелюбивому обществу и даже стала находить это приятным. Он оставил, наконец, в покое тему секса, потому что и сам прекрасно понимал: все, что между ними могло случиться, уже случилось и дальше дружбы отношения не зайдут. Тем более что дружба эта была обоюдовыгодной. Статус режиссера и продюсера поневоле дистанцировал его от остальных и принуждал к полному одиночеству. А одиночества Стефан не выносил, и Хэтти являлась единственным человеком, с кем он мог свободно общаться, не соблюдая субординацию. К тому же наступила замечательная погода, кончились дожди, и температура поднялась до плюс восемнадцати, даже ночи были теплые. Стояла середина апреля, в окрестностях Лондона бушевала настоящая весна, и романтическое настроение витало среди всей съемочной группы. Правда Хэтти эта романтика только изматывала душу, ибо она мечтала проводить вечера с Оливером, в его маленьком домике на окраине города, под тихие песни кузнечиков, а вовсе не на террасе среди декораций под веселые истории Стефана, которые тот рассказывал по пятому разу! Конечно, она знала, что Оливер рядом и может примчаться в любую минуту, стоит только позвать. Но Хэтти не хотела так легко сдаваться. Она сама удивлялась новому, странному мазохизму, которого раньше за собой никогда не замечала, и вела себя так, словно желала испытать собственный характер, а заодно и проверить выдержку Оливера. Хэтти переживала так сильно, как будто раскрыла более серьезную ложь или измену. Последнюю сцену, когда она убивает своего любовника-босса, Хэтти отыграла блестяще, ибо в тот момент испытывала острую ненависть ко всем мужчинам на свете. Съемочная группа была в восторге и даже аплодировала. — Если так и дальше будет продолжаться, через пару лет голливудские режиссеры будут рвать тебя на куски, — сказал Стефан, когда они в перерыве сели пить кофе на лужайке. — А все из-за того, что какой-то кретин плохо обошелся с тобой! — Он не кретин, — тихо ответила Хэтти. Она настолько глубоко переживала ложь, что даже не давала себе труда задуматься о главном: а откуда взялась эта ложь? Что стоит за столь странными несовпадениями или, наоборот, совпадениями? Кто врет — Оливия или он сам? С другой стороны — зачем Оливии врать? Да и вообще все это не важно. А важно то, что происходит у нее в душе. Почему так получилось, что у нее, девушки, привыкшей все просчитывать на сто ходов вперед, произошла такая осечка? Дожив почти до двадцати семи, она влюбилась очертя голову! Влюбилась, между прочим, впервые, как юная глупая школьница. И в кого? В какого-то проходимца, человека, знакомого ей всего три дня, про которого ничего не знает и который ей лгал. Это просто чудовищно! Это смешно и нелепо. А теперь, когда нужно взять себя в руки, оценить обстановку и извлечь из нее максимальную пользу, что она делает? Она мучается сама, мучает его, не может разобраться в своем раздвоении личности и, в довершение всего, принялась прятаться и сменила телефон! Проворочавшись в постели до двенадцати, так и не придя к более-менее основательному решению, Хэтти почувствовала непреодолимое желание поговорить с умным человеком… — Уже получила «Оскара»? — издевательски спросила бабушка. — Пока нет, но обязательно получу. Запиши мой новый номер, чтобы поздравить после выпуска новостей… Как там все? Ни про кого не слышала? — Бывает, слышу. Но в двух словах не расскажешь. Э-э… Джонни женится. — Ну вот, а говоришь, что в двух словах не расскажешь. Бабушка вздохнула. — Да. Свадьба в мае. Кажется двадцатого, в субботу. — Ну что ж. Я за него рада. — Как там Оливер? — Прекрасно, — натянуто процедила Хэтти. — Мне-то не ври. Рассказывай, что ты обнаружила? Вот ведь бабушка! Почему она ставит вопрос именно так? Откуда ей известно, что Хэтти узнала что-то нехорошее? — Да какая разница, что я обнаружила? Главное, что… Главное, что я получу много денег за роль. И куплю квартиру на Манхэттене. Хэтти гордо замолчала, ожидая бабушкиной похвалы, а может, даже и дифирамбов. — Ну и зачем ты во все это ввязалась? — неожиданно мрачно спросила та. — Как? Ты же слышала… квартира… А что, собственно, тебе не нравится? — Мне не нравится, что ты не счастлива. Впрочем, решать тебе… Я дам Мадлен твой новый номер? А то она жаловалась, что не может дозвониться последние две недели. — Я сама ей завтра скажу. Пока, бабушка. Хэтти тут же набрала приемную Джонни. Ей не терпелось узнать подробности о предстоящем бракосочетании. Сейчас у них конец рабочего дня, и она вытрясет из Мадлен все, что той известно! Надо же, вот подлец! Встречался два года и даже не намекнул на возможное замужество, а тут несколько месяцев — и на тебе, женится! Хэтти душила настоящая обида и ненависть. Нет, не зря она с таким злодейским видом воткнула нож в грудь своего любовника по фильму! Все они — негодяи! Она ему покажет, как только увидит! Да она его просто убьет! — Алло, — сказала трубка голосом Джонни, и Хэтти поперхнулась. — Слушаю вас. Говорите! — Здравствуй, Джонни, — испуганно произнесла Хэтти. — Это я. — А-а! — забалагурил он. — Вот так сюрприз! Хэтти, как поживает английский кинематограф? — Думаю, что нормально, хотя не имеет ко мне никакого отношения. Как и ты. Я вообще-то звонила Мадлен. — А она уже ушла. — Черт! Я наберу ее мобильный. Пока. — Да подожди ты! Давай я перезвоню тебе, чтобы Объединенное Королевство в лице твоего мобильного счета не понесло убытки. — Мне хватает денег. Что ты хотел узнать? — Ах, тебе хватает денег! Умница ты моя! Слушай, все так прекрасно складывается, правда? — Что ты имеешь в виду? — Хэтти недоумевала. Он говорил слишком нахально. Вообще-то это она должна… — Я имею в виду, что ты удачно перепорхнула из моих объятий прямо в руки к богатенькому Стефану. — К Стефану?.. Откуда ты… Мадлен проболталась, да? — Да все болтают! И даже газеты трубят, что у мистера Долсона дебютный проект с актерами-непрофессионалами. Как ей хотелось убить его в этот момент, но она молчала. — Хэтти, знаешь ты кто? — Кто? — Банкомат. Ты жрешь купюры и охотишься на них. Ты просто создана для купюр. Теперь у тебя наконец будет пентхаус на Манхэттене? Пригласишь? — Пошел к черту! — Она нажала отбой. Через минуту телефон взорвался трелью. Она не хотела отвечать на звонок. Она ответила только затем, чтобы бросить ему в лицо свое поздравление с грядущей свадьбой: — Я не стану с тобой разговаривать! Только… — Кстати, а как там Оливер? — сразу спросила трубка, и у Хэтти подогнулись колени. Нажимать отбой расхотелось раз и навсегда. — Что ты сказал? — Я как-то сразу забыл спросить. Ты же согласилась сниматься у своего дружка Стефана только ради того, чтобы попасть в гости к Оливеру? Или все-таки ради денег?.. Ха-ха-ха! Да, в Англии мы были последний раз вместе, помнишь? Тебе нравится эта страна, Хэтти, я сразу понял. Потому что из всех склянок, которые ты собирала по белу свету, именно английские тебе понравились больше всего. Я имею в виду духи. — Откуда ты знаешь про Оливера? — прохрипела она. — От Мадлен? — И да, и нет. — Как она могла! — Подожди, не ругай мою секретаршу. Эта… мягко говоря, неорганизованная девушка, которой ты советовала очернить меня перед руководством, позабывала на своем экране все на свете, в том числе твое письмо про Оливера. А сама убежала на обед. — Да как ты мог… Ой… Ой! Хэтти стало худо. Она непроизвольно схватилась за сердце. Прямо как горничная в последней серии, после убийства. Только она, Хэтти, никого не убивала. Это ее убил Джонни. Да. Он ее убил. Потому что, если он читал письмо про Оливера, значит он знает и про то, что в первом письме все — вымысел, от начала до конца. Хэтти облизала пересохшие губы. — Эй! Ты совсем там умерла, что ли? — Джонни, ты знаешь, что это подло? — Не тебе судить. Так за кого ты выходишь замуж: за «придурка Стефана» со знаменитой фамилией и миллионами на счетах или за Оливера — бедного английского провинциала? Дай угадать… — За Оливера, — ответила она, словно выплюнула. — Да ладно, не смеши меня! — За Оливера, — повторила она, потому что в этот момент больше всего на свете хотела задушить Джонни. — Как? — Так. Кстати, поздравляю тебя с наступающей свадьбой. Не слишком ли быстро? — В самый раз. Да ты не дуйся. Я бы и на тебе женился, только ты не хотела детей. — А Кэти, что… Она беременна? — Ну да. — Джонни смущенно засопел. — Ладно, это тебя не касается. Мне вот что интересно. Как же ты могла отказаться от таких денег и выбрать Оливера? — А вот уже это не касается тебя, — сказала Хэтти очень спокойно, ибо голос совсем ослаб и говорить она могла только так, тихо и спокойно. — Ну, ну, не обижайся… Ты… Звони, если что. — Обязательно. Хэтти нажала отбой и в сердцах швырнула трубку далеко под кровать. Сейчас ей хотелось только одного — какой-нибудь волшебной силой прямо через океан достать и убить Джонни. И Мадлен заодно. За то, что была такой рассеянной. А на следующий вечер ее новый сотовый телефон запиликал трелью для незнакомых номеров. Оливер сразу перешел к делу, не дав ей опомниться. — Я знаю, ты в Англии, быстро записывай адрес… — Какой… О господи, Оливер, что тебе нужно? — Записывай: Лондон, перекресток двух улиц… Только тут до нее дошло: — Откуда ты знаешь мой новый номер?! Не буду я ничего записывать! Я не хочу с тобой разговаривать! Я не хочу тебя видеть! Я… — Она замолчала и вдруг тихо с любопытством произнесла: — А правда, откуда у тебя мой новый номер? — Военная тайна. Хэтти, я тебя все равно достану. — Ты уже достал! — У нее отлегло от сердца, и на всякий случай Хэтти напустила на себя суровость. — А ну перестань мне звонить! — Я буду звонить тебе каждый день, а потом найду, потому что это очень нетрудно сделать через местную сотовую компанию. Ты ведь купила местный номер, не так ли? — Оливер, даже если ты начнешь петь у меня под окнами каждый вечер и утро, даже если… — Если буду влезать через форточку с синими тюльпанами в зубах… — Да! Все равно ты меня этим не купишь! — заключила она, чувствуя, как на душе становится легче с каждой секундой. — Я знаю, тебя ничем не купишь. Не то что… Впрочем, об этом — позже. Хэтти, нам надо серьезно поговорить. Пока еще не все потеряно. — Что это значит? — Давай встретимся. Я умоляю. — Он заговорил очень быстро. — У меня никого нет, кроме тебя, я… Это просто… Моя сестра просто не так тебе все объяснила. Да и вообще — не это главное! — Правильно, — отвечала окончательно повеселевшая Хэтти. — А главное в том, что я не хочу ничего слушать и мне все равно, что ты расскажешь и сколько у тебя народу кроме меня, и… — Да правда все это! Я бросил Луизу! — Ах, как нехорошо! — Хэтти. Перестань ерничать… Короче! Завтра я тебя найду. Это совсем нетрудно, как ты понимаешь. — Завтра? — Хэтти почему-то вопросительно посмотрела на Стефана, сидевшего в маленьком уличном кафе, которое они обычно оккупировали всей съемочной группой по вечерам, ибо больше в этом городке было делать нечего. — А завтра я не могу. — А мне все равно. — Оливер, правда. Я сильно не могу. Слушай, давай встретимся когда-нибудь еще. — Сегодня, например. — Нет. — А когда? Я настроен очень серьезно. Тем более теперь ты знаешь, что я не юный мальчик, а вполне взрослый дядька. Она непроизвольно улыбнулась. — Про дядьку обсудим позже. — Все-таки обсудим! Это радует. — Ты когда собираешься снова в Нью-Йорк? — Как скажешь. Но при чем здесь Нью-Йорк? — Я вернусь через два-три дня. Можно будет и встретиться. — Хэтти, но это глупо! Ты — в Англии. Я — в Англии. Почему мы должны лететь в Америку, чтобы поговорить? — Я не могу тебе объяснить. — Но… — Я позвоню тебе сама. Пока. Хэтти торопливо нажала отбой и прижала ладонь к губам, радостно сверкая глазами. Что она наделала?! Что она наделала?!! Зачем она стала разговаривать с ним? Зачем подала надежду? Ведь обижаться полагается гораздо дольше! Она не могла объяснить, что происходит. Почему сердце ликующе прыгает в груди, когда она слышит его голос? Хэтти радостно хихикнула в ладонь — вот чудо! Оливер не забыл ее. Оливер чувствует вину за ложь! Она была права: Оливер любит ее! Выбор за ней. Впервые в жизни выбор за ней! Раньше она просто ступала на ту дорогу, которая была наименее опасна и наиболее прямо вела к цели. А теперь она может выбирать… У нее есть деньги. И — любимый мужчина… А впрочем — глупости! Разве может она променять Оливера на что-то или кого-то еще? Оливера, которого она знает без году неделя, а как выяснилось, не знает вообще! Завтра — последний рабочий день. Завтра — праздничный банкет по случаю завершения съемок. А потом она уедет в Америку и будет с ним встречаться, хоть до конца жизни! Или они встретятся прямо здесь, но главное, чтобы Оливер не узнал, зачем она была в Англии. Люди по-разному относятся к актерскому ремеслу — вдруг ему не понравится, что она снималась в фильме, да еще играла такую малопривлекательную роль? Вдруг ему это покажется вульгарным? Англичане — странный народ… За те короткие три дня, что они провели вместе, и еще полдня, что они провели в одной постели, Оливер так и не успел узнать о ее планах и растущей карьере. Потом она хотела рассказать об этом по телефону, но не успела. Потом — в госпитале, но передумала. Потом… Впрочем, во всем этом она разберется потом. Главное — подготовиться к встрече… — Ох! А жизнь-то налаживается! — Хэтти в порыве радости подбежала к столику, за которым отдыхал ее босс, и звонко чмокнула Стефана в щеку. Красивая блондинка, сидевшая рядом, вдруг резко поставила фужер и ушла, демонстрируя космически длинные ноги. Стефан зашипел, по привычке обнимая больную руку: — Хэтти, черт бы тебя побрал! Чего ты лезешь?! Всю рыбалку мне распугала! — В чем проблема? Догони и придумай какое-нибудь поручение, как ты обычно делал. Не мне тебя учить… — Поручение! — передразнил он ее, скривив губы. — Она — англичанка! И к нашей студии не имеет никакого отношения. Просто пришла со мной поболтать… Блин. Такую ночь мне запорола! Где ты раньше была со своими поцелуями? Хэтти было трудно расстроить, она обняла его снова. — Ах, Стефан, милый! Ты даже не обратил внимания, что я сама! Первая! Пришла целоваться! Он смерил ее циничным взглядом с головы до ног. — Помирились, что ли? — Ты о чем? — Поздравляю! Уйди, на нас все смотрят. — Ладно, удачной рыбалки… — Хэтти радостно побежала в свой номер. Однако кто ему дал телефон? — пробормотала она себе под нос, вспоминая неожиданный звонок. Блондинка тем временем уселась за соседний столик и стала призывно улыбаться Стефану. Англичане — странный народ, подумала Хэтти, оглядываясь на кафе. Но ей здесь нравится больше, чем дома! 8 Банкет по случаю завершения съемок обещал быть скромным и немноголюдным: актеры, несколько участников съемочной группы и приглашенные с местной киностудии. Можно сказать, узкий круг «своих». Однако не устраивать мероприятие было нельзя, считал Стефан, — такова традиция. А Хэтти и вовсе не хотела никуда идти, она собиралась прогуляться по Лондону, а возможно, даже и позвонить Оливеру, чтобы встретиться. Все-таки из двух Хэтти, которые жили в ней, побеждала та, что была импульсивней и искренней — ей хотелось видеть его немедленно. Но Стефан так не считал. Он решил, что она не только должна присутствовать на этом мероприятии, но еще и в каком-то смысле исполнить роль хозяйки вечера. — Это еще зачем? — изумилась она. — Надо. Я так решил. Я здесь главный. Возразить было нечего, и Хэтти, которая в душе опасалась с ним ссориться из-за одного маленького, но довольно серьезного вопроса, решила не противоречить. В конце концов, не так уж и сложно выступить в роли хозяйки, ибо роль служанки ей давно надоела. Тут же появилась проблема. В арсенале платьев, взятых Хэтти из Нью-Йорка, не было ни одного, которое подошло бы для мероприятия. Под этим благовидным предлогом Хэтти собралась улизнуть в город, чтобы вечером не вернуться совсем. Неплохой вариант. Однако Стефан и тут ее обставил. Он согласился, что необходимо проехаться по магазинам и даже заглянуть на пару часиков в салон красоты… Он был совершенно не против, очень даже «за», и поэтому предложил машину с шофером. — Этого еще не хватало! — возмутилась Хэтти. — Могу я остаться одна, отдохнуть, затеряться в толпе людей, наконец… — Вот именно можешь. Поэтому поедешь с шофером. Залп салюта ворвался в вечернее небо и озарил всю лужайку и ближайшие окрестности. Все это Хэтти много раз видела в кино: гости во фраках и вечерних платьях плыли под музыку от столика к столику, кивали, здоровались, улыбались, жеманно отпивали шампанское и пригубливали коньяк. Она громко зевнула из своего угла и снова погрузилась в чтение журнала. Слава богу, погода сегодня позволяет и не мерзнуть в меховой накидке на голую спину, и в то же время не изнывать от жары, если бы все случилось летом. На улице стоял чудный вечер, апрель сдавал свои позиции маю, весна шумела свежими ароматными листьями и изумрудной травой под ногами… Ах, эти прелестные английские газоны! Нигде в мире не умеют делать английские газоны так красиво, как в самой Англии. Хэтти разула одну ногу, провела ступней по шелковой прохладной траве и прикрыла глаза от удовольствия. Она определенно хочет жить в Англии. Может, ее душа раньше обитала тут? В каком-нибудь из замков, построенных в восемнадцатом веке? Здешние домики все, как один, напоминали бабушкин. Не только дом Оливера в Лестере, но и везде в окрестностях Лондона, в Слау и Рединге, куда они пару раз выезжали ради съемок одной сцены, то там, то тут попадались приземистые строения из камня, с мансардами, напоминавшими бабушкин дом. Хэтти сладко вздохнула, снимая вторую туфлю и погружая обе ноги в божественно мягкий зеленый ковер. И вообще. Будь ее воля — она бы не уезжала из этого замка, арендованного для съемок. Жила бы в домике управляющего… Красота! Хэтти зажмурилась и потянулась, но тут же замерла, шумно выдохнув воздух. Взгляд ее застыл на небольшой группе приглашенных. Неуловимый поворот головы, знакомый жест и бархатистый голос, который невозможно спутать ни с каким другим… Сомнений быть не могло: по лужайке прогуливался Оливер. Первым неосознанным движением Хэтти вскочила с кресла и прямо босиком бросилась в кусты, хотя в этом и не было никакой необходимости: в ее угол никто не смотрел. Да, это был Оливер. Он смеялся, здоровался с мужчинами и целовал руки дамам. В груди Хэтти шевельнулась чудовищная ревность. И что-то еще. Она почувствовала, что сейчас прикоснется к разгадке какой-то тайны. Возможно, очень необычной тайны. К Оливеру между тем подошел Стефан под руку с какой-то девушкой. Слава богу! — в сердцах подумала Хэтти, наконец этот мартовский кот кого-то изловил и теперь перестанет по-собственнически сгребать ее в охапку, чтобы появиться среди гостей. Но, присмотревшись повнимательней и разглядев его спутницу, Хэтти изменилась в лице. Под руку со Стефаном стояла и улыбалась красавица Оливия. Ее Хэтти узнала точно! Да, это она. Вот она знакомит Стефана со своим братом, вот Стефан ставит их рядом и явно начинает сличать. Собрались зрители и что-то наперебой говорят им. Вот Стефан отвечает… судя по лицам окружающих — сказал гадость или пошлость. Хэтти снисходительно вздохнула — их режиссера определенно нельзя выпускать в приличное общество. А Оливеру понравилась шутка — он захохотал. Еще бы! Эти двое стоят друг друга. Тут Хэтти не выдержала: желание преподнести себя во всей красе просто переполняло и распирало ее изнутри. Она обулась и решительно пошлепала в их сторону. — О, какая встреча! — Перед ней словно из-под земли вырос непонятный субъект. Он схватил ее за руку и быстро прижал к себе. — Сильвия! Ты почему не здороваешься? — Какая я тебе, к черту, Сильвия! Разуй глаза! — зашипела Хэтти, вырываясь и с ужасом наблюдая, как Оливер, Стефан и Оливия безнадежно расходятся в разные стороны, смешиваясь с толпой. — А ну пусти! — Ой… извините. Субъект торопливо убежал, но было поздно: Хэтти осталась одна посреди лужайки, совершенно потеряв из поля зрения всех троих. Она с досадой топнула ногой и в этот момент почувствовала, что тоненький браслетик соскочил с руки и упал куда-то в траву. — Ох, ну вот! — Хэтти опустилась на колени и принялась ползать по земле. — Что-то потеряли? — послышался сверху голос, который она не спутала бы ни с каким другим. — Да, — отвечала она, не поднимая головы. — Хэтти? Оливер нависал над ней, а она — жалкая и несчастная — сидела на корточках и щупала траву вокруг себя. Нет, так не пойдет! Хэтти гордо поднялась и тут же оступилась, свалившись с неустойчивого каблука. — Я. А что? — Что ты тут делаешь? — прошептал он, улыбаясь и озираясь по сторонам, будто застал ее за воровством яблок в чужом саду. Хэтти набрала в грудь побольше воздуха и выпалила, ничего не соображая: — Меня подруга сюда позвала, я прошла, пока никто не видел. Она работает в костюмерной… А ты как тут оказался? Он обнял ее и проговорил, глядя поверх ее плеча: — Я пришел с сестрой… Ну вот, видишь, мы все-таки встретились! Господи, как же хорошо, что я пошел с Оливией. Хэтти немного отстранилась и продолжила свою игру: — Слушай! Откуда ты знаком со Стефаном Долсоном? Я вас видела вместе. — Это не я. Это Оливия с ним знакома. — Он улыбался, заправляя ей за ухо выбившийся локон волос. — Она что, актриса? — Да. Хэтти, какая разница? Я не могу поверить, что встретил тебя здесь! — Он снова притянул ее к себе. — Зачем было придумывать, что ты сильно занята? — А я и занята! Ты что, не видишь? — Конечно. Ты ходишь на чужие банкеты, общаешься с подружками, а моя персона, так сильно нуждающаяся в аудиенции, осталась без внимания. — Оливер, а ты-то зачем сюда пришел? — спросила она прямо. — Ты же не актер. — Поговорить. Хэтти опешила: — То есть как? Ты знал, что я тут? — Нет, конечно, — рассмеялся он. — Но выходит, что я шел сюда, чтобы встретить тебя. Пойдем, пройдемся? А то здесь слишком шумно. — Пойдем. Ой… а как же браслет? — Да, браслет. Браслет… — Оливер опустился на колени и принялся ползать по траве, а Хэтти невольно любовалась его смуглой шеей и широкими плечами. — Браслет! Где ты?! Его нет. Наверно, придется покупать другой… Он поднялся, отряхнул брюки и, улыбаясь, протянул ей потерянное украшение: — Позволишь? — Пожалуйста. — Хэтти подала руку, и он, повозившись пару секунд, застегнул замок. Потом продел ее руку в свою и повел по лужайке вниз, к небольшому озерцу. — А ты знаешь, — говорил он, медленно шествуя рядом, словно английский лорд, — есть такая примета: если кто-то на тебе что-то застегивает или завязывает, он будет твоим избранником. Не зря на свадьбах жених и невеста друг другу надевают кольца. Это символ того, что другой человек как бы берет тебя в плен, ну… как бы связывает себя и тебя… Сердце Хэтти учащенно забилось. — Да, я знаю. — Хэтти. Оливер остановился и взял ее за плечи, чуть притянув к себе. Она не на шутку испугалась. Неужели сейчас произойдет самое главное? Зачем он намекает на жениха и невесту? Что он хочет? Вокруг никого не было, гости веселились в значительном отдалении, и только кузнечики пели свою бесконечную песню. — Оливер! — Наконец-то мы можем побыть одни! — Оливер, что ты делаешь? — Я просто сошел с ума! Я специально заманил тебя сюда… Он запрокинул ее голову и принялся целовать шею, грудь, плечи… Хэтти вяло отбивалась, скорее отдаваясь поцелуям, чем отвергая их. — Оливер, это — безумие! Ты не должен!.. Я не должна… — Я соскучился по тебе… Ты — такая… Черт, зачем мы здесь, а не в той уютной квартирке! Глаза его горели, ладони, казалось, искрили мелкими разрядами, а дыхание становилось все более горячим, словно у дракона из старых английских сказок. Хэтти непроизвольно отступила назад. Если он сейчас не остановится, вся стратегия и гениальный план полетят к черту! Она держалась из последних сил, а губы уже немилосердно жгло от воспоминаний прежних поцелуев. Гордость кричала одно, а тело соглашалось с Оливером и требовало совсем другого. Она уже тянулась навстречу ему, и голос разума звучал все невнятней, растворяясь в пелене тумана. Каждая частичка ее пребывала в истоме. Ах, это самое блаженное в мире чувство — истома предвкушения… Сейчас Оливер обнимет ее, проведет ладонью по ее спине так, как умел только один он, и она, Хэтти, сама обовьется вокруг него, словно змейка, одурманенная звуками флейты. А ведь она хотела быть неприступной, разгневанной и обиженной. Она хотела помучить его, поводить за нос, заставить полностью признать вину… Так надо делать со всеми мужчинами, иначе они, как дрессированные хищники, теряют чувство того, кто здесь хозяин. А хозяйка должна быть она, Хэтти! Поэтому… Следующее мгновение выпало из ее сознания, потому что Оливер просто и безо всяких слов начал целовать ее в губы. А правда, что тут говорить? Сначала Хэтти пыталась вырваться, злобно мычала и даже замахнулась дать ему пощечину. Но он оказался проворнее: быстро прижал ее голову к своему плечу, и Хэтти поняла, что в таком положении может промазать и попасть по лицу себе. Все это казалось нелепым: они, как подростки, целуются под старым дубом, у пруда, а в отдалении гуляет огромная толпа людей… Хэтти не осознавала происходящего, будто снова разделилась на две половинки, только на этот раз по-другому: одна Хэтти ощущала огромное физическое блаженство, а другая просчитывала в уме, сколько секунд еще допустимо так стоять и что следует сказать после. — Ну зачем ты так? — шептал Оливер. — Ну зачем вырываешься? Тебе же нравится. Я вижу, что нравится!.. Хэтти… Хэтти, все — ложь и чушь. Ты — одна у меня. Она почти не слушала его торопливый шепот. — Да, — ответила Хэтти и замерла, глядя на звезды, ощущая теплые ладони на своей обнаженной спине. Что происходит в ее жизни? Что происходит с ее душой и телом? А с другой стороны, разве имеет значение, что происходит в ее жизни, и вообще — разве что-то еще имеет значение? Опускаясь в мягкую шелковистую траву, спугивая и прогоняя остатки гордости, Хэтти понимала лишь одно — она любит Оливера. Глупо, безрассудно, совсем нелогично и даже несерьезно… А еще она понимала, что упускает что-то важное. Какую-то мысль. Кажется, Оливер должен был ей что-то сказать. Или она сама собиралась его о чем-то спросить? Или это вовсе не мысль, а гораздо больше… Она отдается любимому мужчине прямо в саду, под ветвями старого дуба, и ей все равно, что лягушки сейчас умирают со смеху над ее легкомысленностью. Она сейчас будет умирать от счастья! Прошло несколько минут, а может — часов, а может — целая вечность? Оливер осторожно прикасался губами к ее шее, волосам, плечам, а она ловила звезды. Смятая одежда валялась рядом, черный фрак Оливера служил им постелью, а теплый ночной воздух — одеялом. Хэтти не чувствовала холода, хотя еще недавно поеживалась от прохладной близости воды. Все звуки вокруг стихли и превратились в странное звонкое мерцание. Тихое и глубокое эхо слышалось всюду: от плеска воды, от дыхания любимого мужчины, от собственных слов: — Оливер, я люблю тебя. Она очнулась и в ужасе отпрянула, прижав ладонь к губам. — Хэтти, Хэтти, что с тобой? — Он потянулся за ней. — Я тоже люблю тебя, я не могу без тебя. И то, что между нами произошло, — лучшее тому доказательство. — Оливер. Я… зря тебе это сказала. — Нет! Не зря. — И вообще, нам надо разобраться… Нам надо… — Обязательно. — Он раскурил две сигареты и одну передал ей. — Я за этим и пришел. Снова странная проговорка. Хэтти нахмурилась. — Слушай, я не понимаю, ты знал, что я буду здесь? — Нет. — Он обнял и поцеловал ее. — Нет, конечно, глупенькая. Откуда я мог знать? — Перестань называть меня глупенькой! — Ну, хорошо, извини. Я имел в виду, что пришел в этот уголок, чтобы поговорить и во всем разобраться. Но не смог устоять перед тобой. Она улыбнулась. — Это я перед тобой не устояла… Оливер. — Что, Хэтти? — Как мы поступим дальше? — Дальше… — Оливер в две затяжки спалил свою сигарету. — Дальше все будет зависеть от тебя. Он неожиданно поднялся и начал одеваться. Хэтти, хмурясь, наблюдала за ним. Любящий мужчина после всего, что между ними произошло, так себя не ведет. — Что происходит? — строго спросила она, поднимаясь и прикрываясь платьем. — Хэтти, нам действительно надо поговорить. Это очень серьезно. Я так не могу… У нее засосало под ложечкой. — Оливер, ты меня пугаешь. У тебя есть еще какая-то тайна от меня? Он засунул руки в карманы и задумался. Без рубахи, босой, в расстегнутых брюках, Оливер выглядел просто прекрасно, хотя и немного комично. Хэтти невольно улыбнулась и нежно погладила его плечо. — Скажи честно. — Похоже, что да. Это… это серьезный разговор. — Он заходил туда-сюда, не обращая внимания на ее ласку. — Я даже не знаю, с чего начать… Я так надеялся, что все останется между нами… впрочем, надо быть честным. Хэтти, почувствовав себя в наиглупейшем положении, тоже стала натягивать платье. — Оливер! Ну что случилось! Ты можешь мне сказать? Мы уже два с половиной месяца только и делаем, что ссоримся, теряемся и собираемся поговорить! — Это не так просто. Ты оделась? Пойдем… Кажется, здесь холодно. — Но хотя бы в самом главном ты не обманываешь меня? — В чем? — А ты не понимаешь? Он, казалось, не слышал ее. — Хэтти, боюсь, тебе трудно будет меня простить. — Простить? — Да. Нет… Впрочем… надо все по порядку. Пойдем отсюда. Я немного выпью и расскажу. — Слушай, а зачем ты вообще сюда пришел? — неожиданно спросила Хэтти. — Куда? — На банкет. Оливия — актриса. А ты-то что здесь делаешь? — Я — тоже. — Что «тоже»? — опешила Хэтти. — Я… я… у меня две работы. Одна из них — на кафедре университета, где я учился. Ты уже знаешь, что на самом деле я не студент, просто я так сказал тебе, чтобы… — Чтобы что? Оливер вздохнул, сильно закусив губу. — В том-то и дело, что это не просто объяснить. Хэтти почувствовала легкую тошноту. Так всегда бывало в минуты сильнейших волнений. — Оливер. — Она говорила спокойно-спокойно. — Кто ты? Кто ты на самом деле? — Дело в том, что я… в каком-то смысле тоже актер. У нас вся семья работала в театре. Мама… — Актер? — Да. — Он говорил торопливо и испуганно. — Мама — костюмер, папа… папа пишет сценарии. Он известный в Англии сценарист. Мы с сестрой всегда крутились возле них и с детства подрабатывали игрой в спектаклях. — Актер?.. Папа — сценарист?.. Хэтти не понимала смысла этих слов, а свой голос слышала откуда-то издалека. — Да, прости. И в этом вопросе я тоже тебе наврал. Прости. Так было надо. — Надо? — Конечно, не надо! — Оливер заложил руки за голову и сильно сдавил шею. — Я вообще не должен был тебя обманывать! Он замолчал, медленно шагая по тропинке. Хэтти тоже молчала. Ей казалось, что земля уходит из-под ног, что небо покачнулось и разлилось на нее своей чернильной пустотой. А ведь Оливия и правда упоминала про какую-то вторую работу! Это было, когда Хэтти пришла к ним домой. Как же она могла упустить такую важную деталь?! — А Луиза? — медленно проговорила Хэтти. Оливер поморщился: — С Луизой мы давно разошлись… То есть не совсем разошлись. Мы продолжаем жить вместе, и у каждого из нас — своя личная жизнь. У нее просторный дом, я когда-то сам купил его и подарил ей. И мы договорились, что пока… Луиза — добрый человек. Мы с ней большие друзья… — Он закрыл глаза рукой. — Хэтти, я должен рассказать тебе все по порядку. Луиза это — не самое главное. Я… — О! Ну вы даете! — Стефан выпрыгнул на них, как черт из табакерки. — Хэтти, негодяйка, я тебя чуть ли не с собаками ищу! — Стефан, уйди. Он кивнул. — Ага! Конечно! Тебе, между прочим, пора вернуться к своим обязанностям, то есть ко мне… Понимаешь меня, крошка? — С этими словами он больно ущипнул ее за бок и подмигнул наипошлейшим образом. — У меня рыбалка! — процедила Хэтти, притянув Стефана за гипс и многозначительно вытаращив глаза. Но он не понял намека и громко загудел, освобождая больную руку: — Ну, Хэтти, ну рыбалка — это не главное. Ну я обижусь. Ты же обещала быть хозяйкой вечера! Оливер переводил ошеломленный взгляд с одного на другого. — Извините. Я, по-моему, что-то пропустил? — Оливер, прости, я сейчас все тебе объясню. — А! Оливер — это ты? У тебя классная сеструха! Только целоваться со мной не захотела. — Стефан развязно вытер губы. — А чего у вас такой помятый вид? — Хэтти, как это понять? — Оливер! Просто… Оливер, я… Стефан, да уйди ты, в самом деле! Дай поговорить! Тот недовольно отошел в сторону. Хэтти виновато смотрела себе под ноги. — Оливер, это… Я тоже, словом, тебе немного наврала. — Немного? — Он наклонил голову набок и в возмущении уставился на нее. — Хэтти, кто ты? Что все это значит? Ты — хозяйка вечера? — Да. — А в каком качестве, позволь узнать? — Я тут… понимаешь, я тут… работаю. — Работаешь? Тебя же подруга пригласила. — Я наврала. — А, понимаю. Ты работаешь тут любовницей Стефана? — Оливер! — Ты — его подруга? — Оливер, зачем ты оскорбляешь меня? — Но что мне остается думать? — Оливер! Что ты говоришь! Разве я стала бы сейчас… — Слушайте, ну хватит уже! — Стефан снова подошел к ним, но на этот раз вид его был весьма суровый. — Да, она со мной спит! А ты убери от нее руки! — Что-о? — Пойдем, милая. Нам еще гостей провожать. А вы, молодой человек, не приставайте к молодым кинозвездам. Эта девушка — далеко пойдет и… — Стефан, пусти меня!.. Оливер! — И еще покорит Голливуд, уж будьте уверены! А сеструха у вас правда классная, но капризная! — Стефан, что ты делаешь?.. Оливер, постой! Это неправда! Не слушай его! Оливер медленно отступал назад. В глазах его можно было прочесть обиду и глубокое разочарование. Хэтти поняла, что это — конец. Она еще долго кричала ему и пыталась догнать, но Стефан по-отечески держал ее за руку и не пускал, многозначительно подняв брови. — Что?! — Она в ярости повернулась к нему. — Ну что ты творишь?! — Хэтти, я знаю, что делаю. — Стефан, я тебя убью! Он смотрел на нее нежно. — Тебе передает привет Мадлен. — Пошла она к черту! И ты пошел к черту! И все туда пошли! — Рот ее растянулся в некрасивой гримасе, и Хэтти заплакала навзрыд. — Слушай, ты с ума сошла, — обниматься с главным бабником Англии! — Стефан бережно гладил ее по голове, словно ребенка, а она рыдала в его вышитую жилетку. — Ты что, не знала Красавчика Оливера? — Стефан, я тебя придушу! — тихо сказала Хэтти. Потом заорала: — Собственными руками! Ты хоть понимаешь, что наделал! — Чего? Рыбалка сорвалась. И что? — Это… это не рыбалка, идиот! Это тот человек, с которым я… — Хэтти, ты — дурочка, — заключил Стефан зло и тихо и натужно улыбнулся окружающим, которые с любопытством обходили их вокруг. — Я специально решил тебя увести, думал вразумить потихоньку, чтобы ты знала, с кем зажиматься по кустам. — Ты не смеешь! — Смею, поверь мне… Хэтти, успокойся, мы с тобой должны проводить гостей. Потом я тебе все объясню. — Уйди от меня со своими глупостями! — Понимаешь, их надо проводить. — Я уезжаю домой! — громко взвизгнула она, пытаясь обойти стол с шампанским, но тот был слишком длинным. Трое гостей обернулись и стали смотреть на нее. — Хэтти. — Стефан еще раз улыбнулся публике и заговорил, не убирая радостной гримасы с лица. — Такова твоя обязанность. Хозяева должны обязательно появиться в конце вечера, иначе гости сочтут себя брошенными… А потом ты пойдешь и немедленно позвонишь Мадлен. — Ты с ума сошел! Какая Мадлен! Когда у меня вся жизнь разрушилась! — Ну хорошо. Не важно. Пойдем к гостям. Хотя вид у тебя весьма живописный, дырка на платье… Не понимаю я тебя! И стоило елозить по кустам, если рядом — прекрасный отель, где у тебя есть свой номер. Она остановилась возле ведерка со льдом и взяла несколько кубиков в руку, чтобы остыть. — Как ты сказал? Елозить по кустам? — Ну называй, как хочешь, я же вижу, что вы этим занимались. И, боюсь, не я один это заметил. — Елозить по кустам?.. — Внутри у нее все кипело. Рука искала тяжелого предмета. — Э! Поаккуратней! А то все закончится, как в нашем кино! — Ну зачем же так радикально? — спокойно сказала Хэтти. — Да. Отойди-ка от стола. На всякий случай. Я вижу, что ты… — По-моему, ты слишком много видишь! Тебе нужно сузить кругозор! — С этими словами Хэтти взяла со стола ведро со льдом и надела Стефану на голову. Посыпался лед. Послышались смешки. А потом наступила жуткая тишина. 9 В какой-то момент жизни мы понимаем, что нужно остановиться. Мы словно оглядываемся по сторонам и видим, что скорость слишком велика и наше дальнейшее перемещение в пространстве может в лучшем случае завести в тупик, а в худшем — привести к беде. Хэтти тоже остановилась. А остановившись, схватилась за голову. Она — чудовище. Большое страшное чудовище, о двух головах, с рогами и копытами, которое плюется огнем и ходит по головам. Ее разум давно уже действует самостоятельно и отдельно от души. Две разные Хэтти — Старая и Новая — прекрасно уживаются в одном теле, они перестали спорить и мешать друг другу, просто в определенные моменты жизни в игру вступает то одна, то другая. И причем обе — не желают останавливаться, завладевая жизненным пространством вокруг. Одна Хэтти больше не хочет ни денег, ни положения в обществе, а хочет лишь Оливера и готова принять его таким, каков он есть, даже если обнаружится еще любая другая неправда. Если человек лгал, значит у него были на то свои причины. Вторая Хэтти упрямо шагает вперед, внедряя в жизнь задуманное шесть лет назад и отсекая все остальное, как ненужный балласт. А шесть лет назад она решила во что бы то ни стало покорить Нью-Йорк. — А зачем? — всегда спрашивала Мадлен. — Чтобы статуя Свободы заглядывала в окно и улыбалась мне, как равной. — А зачем? — Таковы мои амбиции. Мадлен качала головой и в чем-то сомневалась. Но никогда не продолжала дискуссию. Мадлен всегда считала, что в Нью-Йорке достаточно просто жить, а покорять статую Свободы вовсе не обязательно. Может быть, поэтому уже пять лет сидела в секретаршах? Мадлен, кстати, обрывала телефон и слала странные сообщения, но Хэтти принципиально ни с кем не общалась уже больше недели. Она не помнила, как ушла с того вечера и как прошел еще день до возвращения в Америку. Хэтти жила все это время, словно зажмурив глаза и заткнув уши. Она боялась Стефана и ждала его звонка больше всего на свете по двум причинам. Новой Хэтти было чудовищно стыдно за свою позорную выходку, а Старая беспокоилась, перечислят ли ей вторую половину гонорара или Стефан оставит деньги себе, сочтя это компенсацией за чудовищный моральный ущерб. Обе Хэтти были не прочь сохранить свое человеческое лицо: и перед Оливером с его тайнами, и перед Стефаном с его гонорарами. И обе Хэтти стояли, повернувшись друг к другу спиной, каждая ждала со своей стороны вестей и разрешения ситуации. Что же ей выбрать? На что рассчитывать? В каком направлении загадывать желание и откуда ждать ответа? Хэтти ломала голову, шагая из угла в угол бессонными ночами, но за все это время не предприняла ни одного реального действия. — Ну как? Получается тропинка? — Бабушка стояла в дверях подбоченившись и сурово глядела на нее. — Какая тропинка? Бабуля, время — два часа ночи. Почему ты не спишь? — Хороший вопрос. Я могла бы задать такой же тебе. — Ну я… Просто я… — Протаптываю тропинку от комода к окну. Да? — Э… — А я, между прочим, не могу уснуть, потому что за стенкой хорошо слышно, как ты топаешь в своих кедах и половица скрипит. Ты могла бы выбрать другое направление, например от кровати к двери? Так получится поперек досок. — Хм. Могла бы. — Будем считать, что договорились. А теперь рассказывай, что тебя подхлестывает к такому активному образу жизни. — Ничего не подхлестывает. Просто… мне есть о чем подумать, вот я и… А ночью очень хорошо думается. — Это ясно. Что у тебя с твоим Оливером? — Не знаю. — А с работой? Джонни сказал, что тебя собираются увольнять. Два с половиной месяца отпуска — это слишком. — Я чувствую, — ядовито отметила Хэтти, — что Джонни стал тебе роднее собственной внучки! — Ты знаешь — да. По крайней мере у него хватает ума звонить мне раз в неделю и справляться о здоровье, даже когда вы разошлись, а кое-кто умудрялся забыть обо мне на несколько лет. — Вот и усынови его! — Хэтти обиженно отвернулась, взмахнув волосами. — Кстати, зачем ты постриглась? Тебе было лучше с длинными. — Так было надо для роли, — процедила она. — Это хорошо, что ты не видела, какого я была цвета. — Надеюсь увидеть в ближайшем будущем. — Бабушка, ну почему ты так критично настроена насчет моей актерской карьеры?! — Потому что это не принесет тебе счастья. Лучше бы ты забеременела от Джонни и вышла бы за него замуж! Или за Стефана. Или за своего Оливера на худой конец. Хэтти разозлилась. — Вот ты не поверишь! Именно на худой конец я и собираюсь сделать! Бабушка смягчилась: — Хэтти, милочка, пойми, я все вижу. Я не хочу решать за тебя, но просто со стороны ошибки всегда видней. Тебе нужна женская судьба, тебе нужен дом… — Вот именно! — Я имею в виду — семейный очаг. Тебе нужны детки. Мне все равно, с кем ты станешь жить, но ты не должна больше быть дельцом, который заколачивает миллионы. Ты должна быть Женщиной! Мне кажется, для своих двадцати шести ты и так уже немало потрудилась. Остановись. Иначе будет поздно. Хэтти вздохнула. — Да я бы и сама не прочь остановиться. Только не знаю как. Бабушка! Ну что мне делать! Я надела Стефану на голову ведерко со льдом и теперь не знаю, как помириться! А ведь это было прямо на банкете! Я поссорилась с Оливером, потому что он оказался лжецом, которому стукнет двадцать восемь и у которого есть невеста. К тому же он оказался актером и знаменитым ловеласом… Я его люблю и не хочу расставаться. А еще меня мучает раздвоение личности! Что делать?.. Она замолчала, услышав странные звуки. Бабушка смеялась. Она полулежала на диване и смеялась клокочущим старческим смехом. — Что тут смешного?! Мне нужно к психоаналитику, а ты смеешься! — Я… ой… Стефан!.. Ну, ты молодец! Это после всего, что он для тебя сделал!.. Не могу… После всего, что он тебе простил из вашего прошлого!.. Ведерко со льдом!.. — Если бы ты знала, что он сделал на том банкете! — Хэтти, я тебя не узнаю. — Да если бы ты видела… — Что за монстр поселился у тебя в душе? Она вздрогнула и передумала спорить дальше. — Не монстр. А чудовище с двумя головами! А Стефан… — Девочка моя, да какая разница! Он — твой режиссер. К тому же — он твой давний друг. — Ах, бабушка, я теперь вообще не знаю, что мне нужно! — Перестань мучиться. Я знаю, что тебе нужно. — Н-да? — саркастично процедила Хэтти. — И что же? Дом и детей? — Нет. Тебе надо отодрать свою попу от дивана и хоть что-нибудь предпринять. — Не поняла?! — Не в прямом смысле, конечно. Ты почти и не садишься на диван, все время ходишь туда-сюда. Просто бездействие — хуже всего. Ты можешь остаться ни с чем, с одним только раздвоением личности. — Как это? — Позвони Стефану и извинись. Позвони Оливеру и все объясни или потребуй у него объяснений. В жизни сразу появится определенность. — Но я не знаю, что мне выбрать! По какому пути пойти. Продолжать «заколачивать миллионы» или положить карьеру на алтарь любви? — А что будет плохого, если ты выберешь и то и другое? — Как это? — Да что ты заладила «как это»! Я же не призываю тебя отказаться от гонорара ради смены жизненных приоритетов. Я всего лишь обращаю твое внимание на явный перекос в сторону денег и карьеры. Вот ты решила, допустим, быть женой и не лезть в бизнес. Ну и что? Гонорар-то ты уже заработала. Почему бы тебе не сделать то, о чем ты давно мечтаешь? — Манхэттен? — Да. И тут же заняться личной жизнью. С чего ты взяла, что эти два понятия противостоят друг другу? Ты сама себя запутала, когда убедила, что в погоне за любовью не получишь денег. И наоборот. На самом деле все возможно: получить и то и другое сразу, а еще возможно и то и другое потерять и остаться ни с чем. Ах да — с раздвоением личности! — Как это? Бабушка поморщилась. — Ну, Хэтти, где твоя воля к жизни? Никогда не видела тебя такой надломленной и не способной ни на что! — Тебе легко говорить! — плаксиво возразила та. — Это жизнь, внучка. И надо уметь с ней справляться. И с собой тоже. — Как это? — А! — бабушка махнула рукой. — Ну, ты пока подумай, как это. А я пошла спать. Спокойной ночи. Утром Хэтти набралась решимости и отправилась в Нью-Йорк. Первым потрясением для нее стало пополнение банковского счета ровно в два раза. Она стояла, ошеломленно глядя на распечатку истории счета, и не могла понять, сон это или явь. Если верить увиденному, значит она, Хэтти, является владелицей огромной суммы денег и, если, опять же, верить увиденному, Стефан ее простил и не стал наказывать. Второе потрясение она испытала, когда собралась ему звонить и не смогла решиться. Три раза она набирала его номер и останавливалась, нервно нажимая отбой. Хэтти ходила туда-сюда по банковскому холлу и пыталась заставить себя позвонить и поговорить. Это надо сделать. Она перед ним виновата. Это — ее долг. — У мисс проблемы со счетом? — спросил молодой человек в униформе, когда Хэтти в четвертый раз заломила руки и накрыла банковской распечаткой лицо. — Н-нет, — испугалась Хэтти. — Как раз наоборот. — Тогда почему вы так волнуетесь? — Я… я просто не могу дозвониться тому, кто… Вот. — Понятно. Но вы как-то решите проблемы и успокойтесь, иначе от нас разбегутся все клиенты. — Хорошо. Тогда давайте вы наберете этот номер. А то я не могу! Мужчина покосился на нее, явно не доверяя, но взял мобильный в руку. Хэтти наизусть продиктовала номер Стефана и зажмурилась, сжав кулаки. Что-то сейчас будет! — Мисс… Гхм… Тут какой-то тип кричит про драную козу. Что ему ответить? Хэтти испытала огромное облегчение и чуть не расплакалась от счастья. Если Стефан обозвал ее драной козой, значит он не злится! Лицо ее растянулось в улыбке. — Спасибо вам огромное! — За что?.. — Не важно!.. Алло, Стефан, миленький!.. — Как это не важно! — послышалось в трубке. — Еще как важно! Ты — драная коза! Куда ты пропала? Что, я сам тебе должен звонить? Кто из нас режиссер? — Стефан, прости меня, пожалуйста! — Никогда! — Ну, Стефан! — Я очень мстительный. И злопамятный. — Я исправлюсь, ну пожалуйста! — Судя по счастью в твоем голосе, ты только что узнала о переводе денег… Не возражай! Это и так понятно. Ничто, кроме денег, не может заставить тебя быть такой покладистой. — Стефан, разве я когда-нибудь… — А то! Держу пари, что ты сильнее всего переживала, заплачу ли я тебе вторую половину гонорара. Ха-ха! Ну что, я прав? Хэтти молчала. — Эй, ты что там воды в рот набрала? — Стефан, — сказала она тихо. — Неужели я действительно превратилась в такое чудовище? — Ой, только не надо шекспировских страстей! Не надо мук самобичевания и прочего. Кстати, о Шекспире! У меня созрела серия проектов. Потрясающая идея! Сценаристы плачут от восторга! Будешь еще у меня сниматься? — Нет. — Почему? — А ты не боишься, что я могу… ну… — Надеть на мою голову бочку с коньяком? Ха-ха-ха! — Стефан, мне правда стыдно. — Может, хватит?.. Насчет проекта: ты подумай, следующие съемки будут в Австралии. Экзотика та еще! Там сейчас осень. — Нет. Я лето хочу, а там зима наступит… Стефан, если серьезно, я не буду больше сниматься. Спасибо тебе, конечно, за предложение. Деньги мне очень пригодятся, но… больше мне не надо. — Ой, ну и глупая ты, Хэтти! Лишних денег не бывает. Слушай, чуть не забыл! Берег специально для тебя. У меня один дружок продает квартиру на Манхэттене. А-а?! Рядом с моей, практически по соседству. Хэтти отчетливо увидела, как Стефан сидит сейчас и хитро улыбается, потирая небритый подбородок. — Все успеется, скажи дружку, что мне пока не до этого. Мне нужно заняться более важными вещами. — А! Ну-ну. Кстати, о более важных вещах. Мадлен тебе все рассказала? — Что она должна была мне рассказать? Стефан явно занервничал: — Вы что, так и не созвонились?! — Нет. — Хэтти! Почему? Ведь я же тебя предупредил! — Ну, она, конечно, мне что-то писала и звонила, кажется… А почему ты так волнуешься? — Хэтти! Глупая! Она же звонила в тот вечер специально для того, чтобы я кое-что передал тебе. Можно сказать, из-под земли меня достала. Это касается твоего Оливера. — Что? — Ей показалось, что кровь отлила от лица. — Что? — Да, твоего ненаглядного. Только не спрашивай ничего у меня. Я не любитель пересказывать сплетни. Позвони лучше ей самой. — Сп… спасибо. — Хэтти, ты меня поражаешь! Вместо того чтобы прятать голову в песок, тебе давно нужно было поговорить с подругой! — Я не прятала голову. Просто я… — Да все понятно. В общем, разбирайся. Не вешай нос. Насчет проекта подумай. Он — интересный. — Спасибо тебе, Стефан. Правда спасибо. Ты — настоящий друг. — Угу! До своего офиса она добралась, что называется, на автопилоте. Почему-то сразу, из ниоткуда появилась тревога и противная дрожь в коленках. Хэтти впервые задумалась над словами Стефана, сказанными на банкете. Он что-то узнал и хотел ей рассказать! Поэтому и повел себя так беспардонно по отношению к Оливеру. И Мадлен что-то знала, пытаясь дозвониться и устроить срочный разговор. Стефан и Мадлен пытались ее от чего-то оградить? Или предупредить? Снова к горлу подкатила нехорошая, тревожная тошнота — Оливер! Оливер за все это время ни разу не появился… Кстати. Хэтти даже остановилась посреди уличной толпы. А ведь она сочла естественным и нормальным, что Оливер ни разу не позвонил после того памятного вечера! А на банкете он хотел рассказать нечто очень важное, в чем-то признаться… Она вздохнула, сжав зубы: семь бед — один ответ. Нужно просто узнать все и отнестись к этому как можно спокойнее. Другого выхода у нее сейчас нет. Подруга встретила ее сурово и хмуро. — Наконец-то ваша светлость изволили прибыть на рабочее место! — Она жестоко скрутила рыжие волосы в тугой пучок, как будто они в чем-то провинились. — Это не мое рабочее место, я вообще отсюда увольняюсь. — Да ты что! Поедешь в Голливуд? — Мадлен, что случилось? Ты звонила мне? — Да как тебе сказать, — с едкой издевкой в голосе ответила та, — есть немного. Я обрываю телефон уже больше недели — ты только сейчас заметила? — Мадлен, поверь, было не до того. Рассказывай. — Что так прямо сразу? А может, подождем еще пару недель? — Ты узнала что-то про Оливера? Мадлен молча усмехнулась. Потом встала, прошлась по приемной, заложив руки в карманы пиджака. — Кстати, тебе повезло: Джонни сейчас нет на месте, иначе он не дал бы нам поговорить… И вряд ли ушел бы живым после разговора. Да… — Ты о чем? — холодея, переспросила Хэтти. — Я не собираюсь его убивать. Пусть женится, станет отцом, мне уже давно безразлично. — Вот-вот. И остался бы ребенок без отца, а жена без мужа! — Ты мне можешь объяснить, в чем дело? И при чем тут Джонни? Кстати, он узнал про мой роман с Оливером исключительно по твоей рассеянности. Зачем ты оставила письмо на мониторе?.. — Если бы все было так просто, Хэтти! Наивная душа. — Тогда объясни, в чем дело? Ты звонила Стефану в Англию ради этого, а теперь тянешь паузу. — Конечно! Пришлось разыскать его телефон, ты же все время недоступна. — Мадлен, черт возьми, ты можешь наконец все объяснить?! Мадлен вдруг стремительно уселась в кресло напротив Хэтти, злобно глядя ей в глаза. — Объясняю. Я здесь совершенно ни при чем! Возьмись покрепче за стул, а то упадешь. Я расскажу тебе все, как было, а дальше сама решай, что тебе делать. Итак… — Ну?! Мадлен строго посмотрела на подругу: — Все началось с того, что ты очень сильно надоела Джонни. Ему хотелось отвлечь тебя от собственной персоны, а самому спокойно жениться на Кэт… — Она вздохнула. — А тут вдруг ему приходит твое выдуманное письмо про Фрэнка, и… — И? — Гениальный Джонни решил отыграть эту историю заново! По твоему же сценарию. Поздно вечером, сидя в своем любимом баре и обливаясь слезами, Хэтти отправила Оливеру сообщение следующего содержания: «Сколько Джонни тебе заплатил?». А после этого позвонила Стефану и объявила, что согласна работать с ним до конца жизни, а еще согласна купить ту квартиру на Манхэттене не глядя и за любую цену. Еще через час они сидели в ее будущем пентхаусе в окружении нескольких бутылок джина и, по выражению Стефана, «вытирали сопли». — Но это же просто подло! — всхлипывала Хэтти. — Я просто никогда… никогда… — Теперь ты понимаешь, почему я должен был любыми силами увести тебя от этого мерзавца? — Они же играли мной цинично и пошло! Они же расписали сценарий… А потом глумились… — Во-во! — оживился Стефан. — Какой там сценарий! Ты же сама все за них придумала! Джонни просто взял за основу то твое письмо про Фрэнка, нанял Оливера и разыграл все как по нотам! — А я-то!.. А я-то думала, что само Провидение помогает мне! — завыла Хэтти. — Что господь Бог наградил меня таким чудом! Ы-ы-ы! — Ага! Наивная… Ты вспомни: он моложе тебя, синие тюльпаны, Лувр… Что там еще-то, я забыл? — Ы-ы-ы-ы! — Ну понятно, в общем. Хорошо, что Мадлен вовремя спохватилась. Некоторое время они молчали, только Хэтти периодически всхлипывала и глушила джин большими стопками. Стефан попытался было остановить ее, но она отмела все возражения одной фразой: — На меня не действует, а я хочу напиться вдрызг! — Смотри, потом резко подействует и тебя придется откачивать в госпитале. Но она только злобно мотала головой. — Не произноси при мне слово «госпиталь»! Интересно, он и про отца наврал? — Наверно. — Нет… не похоже. Стефан, у него вся семья работает в театре. Не хочешь позвать его к себе в кино? — Она дико захохотала сквозь слезы. — У нас будет служебный роман… Как романтично! Ха-ха-ха! — Я больше не дам тебе джина. А пригласить Оливера к себе — хорошая идея. Учитывая вашу историю, он неплохой актер. — Предатель! — крикнула Хэтти, страшно сверкнув глазами, и закашлялась. — Да я пошутил, чего ты орешь? Хэтти принялась раскачиваться из стороны в сторону. — Почему же я раньше не замечала? Его проговорки, несовпадения, странные фразочки… — А когда вы, влюбленные дуры, что-нибудь замечаете? — Но и вы, влюбленные дураки, бываете тоже не очень-то внимательны! Стефан засмеялся. — Один — один. Только больше не пей. Слышишь? — Хорошо. — Она опрокинула в себя еще стаканчик и перевела дыхание. — И потом, я так отчаянно скрывала, что играю у тебя, думала, а вдруг он не любит актрис? А он что?! — Что? — Сам оказался актером! Поэтому-то у него так хорошо получалось играть свою роль. Ы! — Да уж. Актер он хороший. — Стефан! Вот только попробуй! Я сочту это предательством. — Да успокойся ты. Не буду я его звать к себе… Если только сам попросится… — Он знал, что я буду на банкете, поэтому и пришел, специально, чтобы… понимаешь? — О! Отлично понимаю! — оживился Стефан, вспоминая их помятый вид. — Он знал, что я снимаюсь у тебя, знал от Джонни! Ы-ы! Мерзавец! — Да он все про тебя знал, чего уж там… Твоя жизнь вся была у него как на ладони. Джонни держал его в курсе, это яснее ясного. — О-о-о! — Успокойся. Хочешь, я сломаю о его нос свою вторую руку? — Нет. — Ну, тогда прости его и забудь. — Никогда!.. Как, говоришь, его зовут? Красавчик Оливер? — Да. Он очень широко известен в английских актерских кругах, все дамочки его обожают. — Стефан немного помолчал. — Нет, не все. — Как это? — спросила она, размазывая остатки туши по подбородку. — Некоторые ненавидят, как ты, например. А вообще он — хороший актер. — Убью! Обоих убью! — Не дебоширь. Квартира пока не твоя. Тебе охота начинать новую жизнь с разборок с полицией? Хэтти заныла: — Но ведь зачем-то он хотел мне все рассказать?! — Совесть замучила. А может, они с Джонни так решили. — Но он же сильно переживал! Я это чувствовала, это невозможно сыграть! Она подумала еще кое о чем. О той странной уверенности, что Оливер любит ее. Любит, несмотря ни на что. Удивительно, но эта уверенность до сих пор жила в ее сердце, теперь — вместе с горькой обидой. — Почему невозможно сыграть? Все возможно. Ты вот сыграла ненависть. Бедный Стив даже жаловался мне, что ты его сильно напугала, когда зарезала… Да… Убийство у тебя хорошо получилось, как будто ты и правда ненавидела всех мужчин на свете. При желании все можно сыграть, Хэтти. — Стефан, — отчаянно проговорила она, — но я и действительно в этот момент ненавидела вас всех! Вместе взятых! — Ты хочешь его пожалеть? Бедный Оливер! — Нет. Просто мне непонятно. — Да все понятно! — Стефан, пошатываясь, поднялся с дивана. — Он сначала работал с тобой за деньги, а потом его пробило. — На что? — Ну, известно на что. — Он с удовольствием зевнул. — На чувство. — Какое? — Хэтти, не строй из себя наивную барышню. На любовь. Ему показалось, что он влюбился. А может, и не показалось… Ты у Джонни спроси. — Стефан, ты напился! — Я?.. Да. — А я — никак не могу. Хэтти разозлилась. Алкоголь не действовал совсем. Только ноги стояли нетвердо, а голова была абсолютно ясная и мысли — четкими. — Хэтти, мы тебе рассказали, а ты уж сама решай, простить его или нет. — Ты на что намекаешь? — А я на что-то уже намекал? Но мы же с тобой друзья. — Да пошел ты к черту! Я тебя про Оливера спрашиваю! — А, про Оливера. Да… Ты у Джонни спроси. — Да что он ему — святой отец, чтобы исповедоваться? Откуда Джонни знает, пробило его или не пробило? — Оттуда. Вот ты, Хэтти, умная, но все-таки дура. Если он взял свой гонорар, значит он мерзавец. А если отказался, значит пробило… Пробило… Слушай, уже три часа ночи пробило. Я больше не могу… На этой оптимистической ноте Стефан завалился на диван и уснул крепким сном. Хэтти встретила свой первый рассвет на Манхэттене в полном одиночестве и душевном смятении. Главная мечта ее жизни сбылась: завтра она оформит документы на покупку этой квартиры, только почему-то на душе совсем не радостно. — Неужели я всегда буду богата и одинока? — прошептала она. Никто не ответил. В окно ей улыбалась статуя Свободы. 10 Через несколько дней Хэтти оформила покупку квартиры и переехала в пентхаус на Манхэттене. Хотя «переехала» — не то определение, которое подошло бы в ее случае. Все вещи легко уместились в багажнике машины: Хэтти была не из тех девушек, которые размениваются на мелочи и обвешивают себя ненужным балластом. Сколько раз она представляла себе этот торжественный, лучезарный миг переезда! Словно под вспышками фотокамер, Хэтти Голдинг ступает на красную дорожку своего триумфа и идет по ней прямо в собственный пентхаус на Манхэттене! Вокруг море огней, восхищенные лица подруг, среди них — поверженный, несчастный Джонни… Но вместо этого она тихо собрала вещи, пряча глаза от бабушки, и уехала, наскоро попрощавшись, как будто что-то украла. Только сегодня Хэтти поняла, что для счастья ей совсем не нужен пентхаус. А нужен — маленький домик с зеленой лужайкой у крыльца. Зато теперь у нее есть деньги. И теперь она может все купить, и даже домик, как у бабушки, или как у Оливера… Хэтти вздохнула и вдруг тихо с отчаянием заплакала. Теперь ее дом огромен, но пуст. Теперь ее сердце распахнуто, но никто туда не хочет идти… Хэтти плакала и плакала, не в силах остановиться, оплакивая свою никчемную, пустую жизнь. Плакали обе Хэтти — и Старая и Новая, — впервые в жизни проявив удивительное единодушие. Да, пожалуй, больше и не было двух Хэтти. Старая куда-то ушла, а здесь, на высокой крыше небоскреба, сидела Новая. «Так всегда бывает, — тихо сказал ей кто-то, — новое побеждает, старое уходит…» Ого. Значит, она все-таки не одна? Раздвоение личности оказалось самым верным ее спутником. Оно остается с ней и будет скрашивать ее одиночество до конца жизни… Жизни человека, для которого главным тотемом был золотой значок доллара. Кто-то недавно говорил ей об этом… Но кто и по какому поводу, она уже не помнила. Может, Джонни? Да, кстати, Джонни. Еще вчера она была готова стереть его с лица земли и придумала восхитительный план мести, который стопроцентно должен был сработать. Еще вчера, решив испортить и сорвать ему свадьбу, Хэтти проигрывала в голове потрясающие диалоги, из которых она выходила неизменной победительницей, а Джонни — позорно виноватым… Ей хотелось напакостить любой ценой, ей хотелось просто сделать ему больно, потому что от этого ей самой стало бы хорошо. Но это было вчера. Сегодня она спросила себя: а зачем? И не смогла придумать ответа. Раздвоение личности молчало. «Все в твоих руках» — гласил рекламный щит на крыше соседнего здания… В гулкой тишине раздался звонок мобильного. — Слушай, ну это уже просто пошло! Ты собираешься нас приглашать или нет? Мадлен, кажется, была слегка навеселе. — Куда и кого «нас»? — сипло спросила Хэтти. — Нас со Стефаном. Праздновать твое новоселье. Несмотря на то что было совсем не до того, Хэтти нашла в себе силы удивиться: — А когда это вы успели слиться в единое целое? — Вчера! — счастливо взвизгнула подруга. — Поздравляю. — Спасибо! — Мадлен, он же тебя бросит. — Ну и что! Но зато я проведу с ним несколько незабываемых дней. А может, и месяцев. Мы вместе идем на свадьбу… Ну что ты молчишь?! Джонни пригласил нас на свадьбу. Ты пойдешь? — Нас? — И тебя — тоже. Правда! Вот у меня на столе пригласительный для тебя. Хэтти скрипнула зубами. — Меня на свою свадьбу? — Да. Это, наверно, такой красивый жест, но нам не понять его высокой морали… — Ну что ж… — Глаза Хэтти загорелись злостью. — Иду. От избытка собственного счастья Мадлен переполнилась заботливостью: — Хэтти, ну что с тобой? Хочешь, я приеду? — Нет… — Точно? — Точно… Я позвоню тебе ближе к субботе. Пока. — Хэтти. Вообще-то сегодня пятница. Свадьба — завтра. Лужайка утопала в море букетов, лент и гирлянд. Между деревьями сновала прислуга, готовясь к торжественному ужину. В уютном и светлом уголке над речушкой соорудили что-то наподобие алтаря. Сейчас сюда приедет священник и обвенчает Джонни и Кэти. Замухрышка была сегодня почти хорошенькой. Все-таки свадебный наряд умеет делать с женщинами чудеса, подумала Хэтти, прячась за кустом. Но все равно видно, что она беременна, как бы портные ни старались скрыть это за складками платья. Хэтти непроизвольно вздохнула: интересно, а какая у них с Оливером будет свадьба?.. У них… что? У них с кем?.. Она испугалась собственных мыслей и, видимо, неосознанно воскликнула слишком громко, так что проходивший мимо официант заметил ее в кустах и побежал, подозрительно оглядываясь. Хэтти запаниковала. Если ее раскроют, то с позором выставят вон. А выставят стопроцентно, несмотря на пригласительный билет, потому что она не одета подобающим образом. Какого черта она не надела платье или хотя бы тот свой любимый костюмчик с вырезом до пупка? Мадлен со Стефаном уговаривали ее все утро, но Хэтти натянула рваные джинсы, оранжевые кеды и красную майку для спортивных занятий. Она сказала, что Джонни видел ее всякой, даже голой. А на остальных ей наплевать. Теперь, сидя в кустах, она поняла, что погорячилась утром. Но, с другой стороны, стала бы она в вечернем платье сидеть в кустах? Нет, конечно. Значит, все правильно. Она ведь пришла испортить свадьбу. А портить свадьбу в рваных джинсах легче, чем в шелковом платье… — Вот. А потом я заметил… — послышалось сзади. — Да вы сами посмотрите на нее. Зачем она сюда пролезла? Хэтти обернулась и остолбенела: перед ней стоял Джонни и сиял как начищенный пятак. Только на скуле проступала небольшая ссадина. — Какая встреча, дорогуша!.. Вы свободны, это моя гостья… Ну, просто глазам своим не верю! Хэтти, ты восхитительна в этих штанишках. — Спасибо, — процедила она. — Я знал, что ты придешь и будешь прятаться в кустах. — Знал? — Конечно. Для этого и сделал пригласительный. Ну, чтобы ты хотя бы не лазила через забор. Хэтти злобно пыхтела. Снова этот мужчина разгадал ее. — Ты ведь пришла, чтобы устроить большой скандал? Так? — Нет. — Так, так. Поэтому выжидаешь удобный момент, чтобы выйти и сказать что-нибудь, например… — Ты ошибаешься. — Про автомобильный завод, который я сплю и вижу, чтобы отнять у отца Кэт. — Ничего подобного, — зеленея, простонала она, ибо Джонни попал в яблочко: именно про завод она и собиралась сказать. — Ну вот. — Джонни, я хочу тебя задушить. Он приблизился к ней и расстегнул ворот рубахи. — Пожалуйста. — Джонни, когда-нибудь я убью тебя. — Слушай, а вы — прекрасная пара. Оба такие горячие. Как-то я сразу этого не разглядел. А может, и разглядел, поэтому нанял именно его. — Сволочь! Джонни засмеялся. — Отойдем хотя бы в сторону, а то охрана решит, что ты покушаешься на жениха. И дальше я тебе не позавидую. — Как ты посмел?! Ведь это же… Это же предательство! Это — низость и мерзость! Это все равно что продать меня, или… — Ничего себе! А зачем ты написала это липовое письмо? — Чтобы тебя перевоспитать! — Хэтти, милочка! — Он держал ее за локоть вежливо, но достаточно жестко. — Кого надо было перевоспитывать из всех нас, так это тебя. — Не надо меня лечить! — Ты хоть представляешь, в кого превратилась? — Да? Ну-ка расскажи. Наверное, в двуглавого дракона? Джонни тоже разозлился и говорил приглушенным голосом, вытянув шею: — Да, Хэтти. Ты стала похожа на чудовище, в котором нет ничего человеческого. Только не на дракона. Ты стала похожа на банкомат, который жрет купюры и охотится на них. Банкомат, которому чуждо все человеческое, что не покупается и не продается! Видела бы ты себя в зеркало иной раз! Ты все… ну просто все сложила на алтарь одной-единственной идеи — стать богатой. И не просто стать богатой, а жить в Нью-Йорке! Как будто в мире нет мест получше. Хэтти слушала его, а у нее дрожали коленки. А еще болело горло от подкативших слез. Она хотела плакать, потому что Джонни говорил чистую правду! — Хэтти, я знал тебя лучше всех. Ну, может быть, чуть меньше, чем твоя бабушка, но я видел, как ты деградируешь. Я видел, как с каждым долларом ты становишься все ближе к пентхаусу и падаешь все дальше в пропасть. Он перевел дух и взял ее за плечи. Ласково, почти по-отечески. — Хэтти, не обижайся. Ты ведь и так все это знаешь. Я уверен, что подобные мысли уже приходили тебе в голову самой. Это хорошо. Ты писала об этом в своем настоящем письме Мадлен, которое я подло прочитал. — Вот именно! — Ты же все поняла, благодаря Оливеру. Значит, ты — на правильном пути. — Что ты из себя пастора строишь! Не тебе решать, на каком я пути! Убери руки! И больше не говори при мне про этого мерзкого… Он вздохнул. — Скажи, ты счастлива? — То есть? — Ты счастлива в своей новой квартире со своим огромным гонораром, со своими перспективами сниматься и дальше? — Не понимаю. — Все ты понимаешь! Держу пари, что все утро ты проплакала, глядя в окно на свою соседку — статую Свободы. И то же самое было вчера. И то же самое будет завтра. Ты — свободна и богата. Но свобода не делает счастливым. То, что хорошо для памятника из камня, совсем неприемлемо для человека из плоти и крови, понимаешь? — Джонни, я не понимаю… — Жаль. — Что? — Жаль, что ты не понимаешь. Несвобода, зависимость от тех, кого мы по-настоящему любим, забота о ком-то, благодарность кому-то — вот настоящее счастье. Оливер говорил ей то же самое. Но где теперь Оливер? — Джонни, но… — А ты содрала с себя, словно кожу, все привязанности, дружбу, любовь… и всю себя без остатка подарила деньгам и свободе. Зачем, Хэтти? Она проглотила ком в горле. — Джонни мне неприятен этот разговор. Все, что нужно понять, я пойму и без тебя. Оливер мне помог в этом. Да, помог! Но все равно он — подлец! И ты — тоже. Если судьба сведет нас с ним снова… — А ты хочешь? — Чего? — Чтобы судьба свела вас с ним снова? — Что за вопрос! Это мое дело. Джонни с досадой вздохнул. — Хэтти, перестань ломаться, не забывай, что я — режиссер вашей истории. Мне известно, как вы поссорились на банкете из-за Стефана. — Ах так! Что-то слишком много развелось режиссеров! Надеюсь, Оливер получил хороший гонорар? — Подожди убегать. Ты не знаешь самого интересного. — Да пошел ты! — Хэтти, стой! — Я не желаю слышать ничего про этого негодяя. — Ничего подобного! Ты любишь его. Иначе так бы не переживала. Я рад, что ты научилась любить. — Оставь свои проповеди для своих будущих детей. — Хэтти, видишь синяк у меня на левой скуле? — Ну? — невольно заинтересовалась она. Джонни гордо вздохнул. — Это — Оливер! — Чего-чего? — Да. Синячище — на всю щеку. Сегодня меня гримировали все утро. Все равно заметно… — Это как же понимать? — Хэтти, твой Оливер — прекрасный, честный человек… Послушай!.. Когда у него заболел отец и он был вынужден уехать в Англию, он позвонил мне и сказал, что не будет продолжать эту игру и ему не нужен гонорар. Что у вас произошло перед отъездом — я не знаю, но Оливер вдруг круто изменил к тебе отношение. Хэтти закрыла лицо руками. — Кстати, если бы ты знала, какую огромную сумму я ему предложил! Поменьше, конечно, чем Стефан заплатил тебе, но… — Замолчи! — Потом он требовал, чтобы я поклялся, что ты никогда ничего не узнаешь и вся эта «пакостная история» — это он так выразился — умрет навсегда между нами. Но ты укатила в Англию, я думал — к нему. И решил, что вы сами разберетесь и он тебе все рассказал. Я, если честно, злился. А потом ты мне позвонила… — Я тебе не звонила. — Ты звонила Мадлен, но попала на меня. На самом деле тебя интересовала моя свадьба, именно об этом ты и собиралась посплетничать с Мадлен. Так? Ну а я все-таки решил поговорить с тобой. Удивительно, думала Хэтти, откуда у Джонни появилась способность читать ее мысли? Раньше это удавалось одной бабуле. А теперь вот еще — Оливеру. Хэтти печально вздохнула, раздумывая, не украсить ли ему синяком вторую скулу? Для симметрии. — И что же было дальше? — слишком спокойно спросила она. — Только не надо меня бить. — Ну… хорошо. — Потом Оливер приехал ко мне, швырнул мне в лицо деньги, которые я заплатил ему авансом, и… вот. Джонни нежно потрогал разбитую скулу. — Он оказался честный малый, Хэтти. Хотя и актер. — Где ты его нашел? — мертвым голосом спросила она. — Он сам ко мне пришел. — Не ври! — Правда. Мне очень крупно повезло: в тот день, когда ты пошла очаровывать своего Стефана, у нас в холдинге был кастинг актеров для рекламного ролика. — Ну, помню. — А как же. Ты и сама туда метила на женскую роль. Оливер случайно оказался в Нью-Йорке, работы у него в тот момент не было, он увидел объявление и пришел ко мне. На ролик он не подошел, но зато… — Подошел тебе. Джонни возмущенно пожал плечами. — Вообще-то, Хэтти, ты меня сильно разозлила тем письмом про Фрэнка! Но еще сильней я разозлился, когда узнал, что оно — выдумка от начала до конца! — Ну? — И тогда я тоже решил немножечко тебя перевоспитать. Оливер по твоим описаниям идеально подходил под Фрэнка. Я поговорил с ним, предложил денег, показал твое письмо… И он согласился. В тот же вечер вы встретились в твоем любимом баре… Оливеру как актеру показалось забавным исполнить точь-в-точь события, описанные тобой. Он считал, что девушке, которая не верит в мистику, а верит только в доллар… в общем, такой девушке будет любопытно поиграть с судьбой. — Вы оба, надеюсь, довольны? — Не надо обижаться, все только к лучшему. Он очень хочет тебя видеть. Но очень боится. — Что же это за мужчина, который боится признаться в собственной лжи перед женщиной, которую он якобы любит. — Не «якобы», а по-настоящему. А признаться в собственной лжи он тебе пытался, и не один раз. И если тебе дорог этот человек… — С чего ты взял? Я его ненавижу! — Я так и подумал. Если тебе дорог этот человек, тебе нужно действовать очень быстро. — Пока его не наняли обольщать кого-то еще? — Что-то в этом духе. Дело в том, что Стефан… Хэтти выдохнула: — Я так и знала! Я его убью! — Да. Наверно, вы это обсуждали. Так вот… Объясняю быстро, а то меня сейчас начнут искать… Стефан — любитель экзотики, и съемки его следующего фильма будут проходить в Австралии и продлятся год. Тогда Оливер еще долго не приедет сюда. Понимаешь, к чему я клоню? — Несомненно. — Она вдруг взяла его за грудки. — А теперь, дружок, скажи-ка мне главное. — Что? — Откуда ты узнал, что письмо про Фрэнка было ненастоящим? — Хэтти, я пойду. Мое отсутствие заметили. — А ну стоять! Отвечай. Мадлен проболталась? — Ну… Я же тебе сказал: ты сама об этом написала Мадлен. Только в следующем письме. Помнишь? — Помню. Только получается огромная несостыковочка. — Какая? — Глаза Джонни забегали. — По-моему, все гладко. — Ты узнал об этом уже на следующий день и от обиды нанял Оливера. Так? — Ну, так… Слушай, я уже не помню. Мне пора идти. — Стой! Когда я писала второе письмо, там уже был Оливер. Я писала именно о нем! Так откуда ты узнал? — Хэтти крепко держала жениха за плиссированную белую грудь рубахи. — Я потом тебе расскажу. Бабочку разорвешь!.. Клянусь! Хэтти, отпусти! — Ага! Значит, я правильно угадала — тут есть еще один подвох. — Слушай, кто ищет, тот всегда найдет. Есть подвох, нет подвоха — какая разница? С лужайки послышались крики. Джонни уже искали. — Ладно, иди. Женишок. — Хэтти, не надо портить свадьбу. У нас будут близнецы. — Он глупо улыбался виноватой улыбкой. — О господи! Вот тебе счастье привалило! Поздравляю, Джонни. Ты тоже на правильном пути… И помни: за тобой — последнее объяснение. С этими словами она вылезла из укрытия, провокационно поправляя штаны, и ушла в сторону автомобильной стоянки. 11 Всю ночь ей снился водопад, он грохотал почему-то железным клацаньем, а потом Хэтти стала купаться в море. Море было прекраснейшим и безмятежным, а рассвет над ним — самым свежим и чистым, какой только можно себе представить. Словно в раю. Нежно-бирюзовые откосы на сотни метров, белый как снег песчаный берег и какие-то хижины с соломенными крышами. Оливер подхватил ее на руки и понес в одну из этих хижин. А потом она целовала его губы, вновь познавала его тело — самое любимое и желанное на свете, и ей казалось, что вот теперь соединились две важные составляющие, без которых невозможна жизнь на земле. Две половины слились в единое целое, чтобы подарить миру настоящую истину. Истину любви. Ибо больше ни в чем другом она не может заключаться — только в любви… Пискнул мобильный, и Хэтти проснулась. Ей пришло новое сообщение. «Прости меня, Хэтти!» — написал Оливер. Сердце взорвалось искрами радости: все-таки он любит ее! Вне всякой логики и вне всяких расстояний Хэтти чувствовала это. Оливер любит ее! Она стала взрослей и мудрей благодаря этой любви. Она сама научилась любить, а главное — прощать. — Сегодня будет хороший день! — Хэтти встала, раздвинула жалюзи и вдруг замерла, в смятении прижав ладонь к губам. Она не верила своим глазам. На крыше соседнего дома, там, где обычно висел плакат социальной рекламы «Все в твоих руках», сегодня красовалась другая картинка. Хэтти и Оливер, обнявшись, стоят в парке — эта фотография и много других появились в тот самый день, перед его отъездом, когда они впервые произнесли главные слова… Хэтти вспомнила то золотисто-бирюзовое утро, их поцелуи на скамейке и двух малышей, и невольно слезы навернулись ей на глаза. Картинка красивая. И они на ней — красивые и радостные. Хэтти стояла посреди огромной комнаты и улыбалась, словно сумасшедшая, прижав ладони к щекам. В этот момент в ее памяти всплыла другая картина: Оливер влезает в форточку с тюльпанами в руках. Жаль. Жаль, что пентхаус — это высоко. Сюда он не смог бы залезть… Вместо этого — повесил фото. Но заказать такой щит стоит огромных денег… Если только он согласился взять гонорар у Джонни… Хэтти одернула себя — что за бред? — Прости меня, Оливер, — прошептала она, улыбаясь. — Я опять думала о деньгах, я действительно — чудовище. «Прости меня, Хэтти!» — прочитала она внизу под фотографией. По стенке здания на стропах спускались рабочие. Видимо, плакат натянули только что. Торопились к ее пробуждению… Теперь понятно, почему ей снился железный скрежет водопада. Хэтти улыбалась. Жизнь — удивительная вещь и сама назначает цену событиям. Наверно, стоило шесть лет стремиться к мечте, наконец получить ее — и все это ради одного подарка в окно? В таком случае, синие тюльпаны в форточку — ничуть не хуже! Наверно, стоило купить пентхаус, чтобы понять, что миллионы ничего не значат в сравнении с человеческими отношениями? Но тогда она — самая богатая на свете! Зависимость от тех, кого мы по-настоящему любим, забота и благодарность — вот настоящее счастье. Это сказал Джонни. Хэтти снова улыбалась, раскачиваясь из стороны в сторону, и совсем не заметила, что плакат заслонил ее новую соседку — статую Свободы. Она прекрасно знала, где его искать. Не в Австралии и не в Англии. Хэтти вбежала в свой любимый бар и сразу увидела Оливера. Он сидел спиной к входу и пил коктейль. — Молодой человек, — сказала Хэтти срывающимся голосом, — вы не подскажете, как мне пройти в Лувр? Оливер соскочил с высокого стула и шагнул навстречу. В глазах его было все: мольба и счастье, раскаяние и надежда, а еще в них была любовь. — Хэтти! Хэтти, девочка моя! Ты пришла? Прости меня, прости-прости, прости! — Ты меня тоже прости, — прошептала она, обнимая его. Джонни прав. Это так здорово — любить и прощать! Господи, как же это приятно!.. — Что ты такое говоришь? За что я должен тебя прощать? — За то, что думала о тебе плохо. За то, что была чудовищем, а ты меня спас. За то, что не умела любить, а ты научил. За то, что сомневалась, а надо было доверять… — Хэтти, но это я должен был… Она закрыла его губы ладонью. — Тсс. Я всегда тебе буду верить. Потому что я тебя люблю. Молодой бармен смотрел на Хэтти с сожалением. Все-таки странная девчонка! И не поймешь, из каких она? То ли вылезла из трущоб, то ли выросла в приличном обществе… Но одно он знал точно — в его заведение она больше не придет. У нее теперь все будет хорошо, она нашла своего мужчину. Он с легкой завистью смотрел, как Хэтти и Оливер жадно целуются, не обращая внимания ни на кого вокруг. Да, это — ее мужчина. Он не может ошибиться, барменом работает давно, всяких людей перевидал… — Это он круто разорился. Даже не знаю, откуда у него столько денег. Может, Джонни дал? — самозабвенно болтал Стефан. Хэтти немного подышала в трубку, осознавая услышанное. Догадка пришла внезапно: — Стефан! У меня нет слов! Это ты! — Понравилось? Три часа фотографию выбирали… Не злись, ваш семейный бюджет не пострадает. Парень взял у меня немного в долг. В счет своего будущего гонорара. — Стефан! Но это же… — Не надо благодарности! Я знаю — тебе понравилось! Хотя вас, буйных, не поймешь. — Не можешь забыть историю с ведром? — Не могу. Более того… когда ты будешь выходить замуж за Оливера, я буду стоять рядом как свидетель и держать в руках ведерко со льдом. Как только ты сделаешь что-то не так, я сразу же надену тебе его на голову. — А что я могу сделать не так? — Отказать жениху, например. Или заставить своего жениха отказать мне. — А это равнозначные понятия? — Конечно. И в том и в другом случае вы будете еще долго бегать по белу свету то друг за другом, то друг от друга. А мне актеры нужны, мне работать надо… Море было прекраснейшим и безмятежным, а рассвет над ним — самым свежим и чистым, какой только можно себе представить. Словно в раю. Нежно-бирюзовые откосы на сотни метров, белый как снег песчаный берег и какие-то хижины с соломенными крышами. Оливер подхватил ее на руки и понес в одну из этих хижин… Это был снова сон, или реальность утратила свои очертания и превратилась в мерцающие картинки, которые Хэтти разглядывала, балансируя между небом и вечностью. А небо опрокидывалось и проливалось на них снова и снова, словно огромный водопад: то тысячью серебряных звезд, то золотисто-бирюзовым солнечным светом. Они вместе, они наконец-то вместе! И больше никакая сила не разлучит их. И перед ними — море. И перед ними — целая жизнь, такая же широкая и светлая, как утро над синими волнами. Хэтти вдруг подумала: как все правильно сложилось в этой необычной истории. Словно и не было никакой лжи и притворства, словно иначе и быть не могло… — Хэтти. — Что, любимый мой? — Она обернулась к нему, оторвав задумчивый взгляд от моря, на которое в последнее время часто смотрела и молчала. Оливер обнял ее сзади и положил голову на плечо. — Ты веришь в половинки? — Это те, которые ищут друг друга по белому свету, чтобы стать счастливыми? — Да. Как мы с тобой. — Конечно, верю. Разве я могу не верить в то, что произошло в моей жизни? — А знаешь, я подумал: что стало бы с нами, не случись этой истории? Плохая она или хорошая, но представь, что ее не было совсем… Хэтти поежилась. — Ну… просто жизнь была бы прежней. И пустой. — Да. Если бы не Джонни… Она посмотрела на него очень серьезно. — Не знаю насчет Джонни, но если бы я не встретила тебя, то погибла бы точно! — Ты говоришь страшные вещи. — Но это правда. Я бы погибла под тяжелым дождем из золота. Просто мне очень сильно нужны были деньги. То есть… я думала, что нужны. А оказалось… — Не говори ничего. Теперь это будет моя забота, — улыбнулся Оливер. Он обнял ее и закутал пледом, уютно обвивая руками. Последние дни на побережье было холодновато. Июнь. В Австралии наступила зима… — А мне кажется, — зашептал он ей в плечо, — что я всегда искал такую, как ты. У меня было много женщин. Очень много. С одними были отношения серьезней, с другими легкомысленней… Но и в тех и в других случаях я играл роль. Я же — актер. Я играл в любовь, Хэтти. — Это ужасно! — воскликнула она, вспоминая себя, точно такую. — Я знаю, это чудовищно. Вот ты говоришь, что жизнь твоя была пуста. И моя тоже. Я заполнял ее дешевыми ролями и дешевыми романами. А потом… — А потом? — Потом Джонни предложил мне сыграть в любовь с тобой. И я впервые за двадцать семь лет влюбился по-настоящему. — Он поцеловал Хэтти. — Парадокс. Но гениальный парадокс! — Не знаю, Оливер, — ответила она задумчиво. — В жизни нашей много гениальных парадоксов. Иногда мне вообще кажется, что мы — марионетки в чьих-то умелых руках. — Судьбы? — Может быть. Но кто-то играет нами: делает хорошо и плохо, заставляет нас выбирать между добром и злом, искушает всякими благами… А мы поддаемся или боремся, встречаемся и расстаемся. И так проходит наша жизнь… Оливер серьезно смотрел на нее. — Не говори так больше никогда. — Почему? Что я такого сказала? — Мы никогда не расстанемся, слышишь? Она рассмеялась. — Я образно. Вот совсем недавно я думала, что не хочу детей и что мне надо… Он кивнул, как будто речь шла о чем-то будничном. — У нас будет много. — Э-э… что ты имеешь в виду? — спросила Хэтти, опустив глаза. — У нас будет большая семья, вот что я имею в виду. Ах да! Я же еще не сделал тебе официального предложения! — Оливер, я серьезно. — Я — тоже. Хэтти, предлагаю тебе стать моей женой и матерью четверых детей. — Четверых?! — В любом случае, у тебя нет выбора после того, что между нами произошло за последние дни и продолжает происходить сейчас. Начнем потихоньку… Эпилог Изпапки «Входящие» to Hatty from Jonny «Дорогая Хэтти! Я, конечно, негодяй, но все-таки не такой большой и неисправимый, как тебе кажется. (смайлик) Два года жизни с тобой были для меня тяжелым испытанием, но я по-настоящему благодарен тебе: за это время я закалил свою душу и стал мудрее. (два смайлика) Сегодня я должен тебе сказать главное. То, на что у меня сразу не повернулся язык. Извини меня, дорогая Хэтти, но ты угадала: три года назад, на свадьбе, я раскрыл тебе не все секреты. Теперь считаю, что момент настал. Помнишь, ты спрашивала, откуда я узнал про то, что письмо о романе с Фрэнком было ненастоящим и придуманным тобой специально для меня? Ты смышленая девочка: поняла, что я узнал об этом очень быстро, буквально на следующий день, после чего и нанял Оливера. Конечно же, я узнал об этом вовсе не из твоего второго письма. И бедная Мадлен, которую ты подозревала в „измене“, тоже тут ни при чем. Тогда кто же открыл ему эту тайну? — в ужасе думаешь ты. (три смайлика) Ох, моя милая Хэтти (ничего, что я так тебя называю по старой памяти?), если бы ты знала, как трудно мне об этом писать… Впрочем, давай рассуждать здраво. Мог ли я, человек чрезвычайно занятый работой и общественной деятельностью, человек, от которого одна девушка не хочет уходить, а вторая — ждет ребенка, у которого на носу свадьба и прочее и прочее… мог ли я разработать и воплотить в жизнь такую сложную интригу? Правильно — не мог. Меня тоже наняли, Хэтти. Меня наняли, чтобы перевоспитать и сделать из тебя человека, что, по-моему, нам с Оливером блестяще удалось! (три смайлика) Я был всего лишь марионеткой в опытных руках человека более мудрого, который знает тебя лучше всех! Сам я только иногда получал от нее задания… Да, это твоя бабушка. Она меня „наняла“, она мне рассказала про Фрэнка и про все остальное… Знаешь, если честно, я бы хотел иметь такую бабушку, и это единственная причина, из-за которой я сожалею о нашем с тобой несостоявшемся родстве. У тебя — лучшая в мире бабушка! Не вздумай обижаться на нее! Если бы не она, ты превратилась бы в банкомат, с тысячью квартир на Манхэттене. Но разве ты была бы счастлива, Хэтти? Сама знаешь ответ… Кстати, она очень скучает по тебе. Хэтти, негодяйка, после свадьбы ты совсем перестала ей звонить, и, если бы не Оливер, мы все могли остаться в неведении о том, что у вас появились дети. Я за эти годы тоже привык чувствовать себя папашей. Мои девчонки уже хорошо научились болтать, вертятся перед зеркалом и каждый день норовят выманить у меня новую игрушку или раскрутить на сладости. Может, страсть к деньгам — чисто женское свойство характера? А, Хэтти? (смайлик) Мадлен, кстати, уволилась и уехала со Стефаном в Голливуд. Впрочем, ты и сама, наверное, об этом знаешь — Оливер же работает с ними… Теперь я остался без секретарши, а становиться владельцем автомобильного завода почему-то не хочу… Странно, правда? Перед отъездом она показывала мне запись вашей свадьбы. Смешно! Почти как у нас. (смайлик) Я только одного не понял: почему Стефан все время ходил за тобой с ведерком для шампанского, да еще с таким грозным видом, словно хотел надеть его тебе на голову? Сразу видно — гениальный продюсер. Ты не знаешь, они все такие? Хэтти, ты не скучаешь по Нью-Йорку? Помнишь, как ты любила Манхэттен? В твоей новой квартире кто-то живет, я видел свет в окнах… Наверное, они платят тебе неплохие деньги за аренду — уж ты не прогадаешь в этом вопросе. (три смайлика) Хэтти, а помнишь, как мы с тобой ездили в Лондон? Помнишь, что я тебе сказал, когда увидел, как ты жмуришься от счастья, словно мартовский кот на солнышке? Я сказал: „Жить тебе, Хэтти, в Англии, среди зеленых лужаек!“. И ведь я снова оказался прав… Эх, Хэтти! У вас сейчас, наверное, солнышко встало, птицы поют… А над Манхэттеном — ночь… Твоя любимая — летняя ночь над Манхэттеном. А знаешь что? Я рад за тебя. Я рад, что при моем участии — плохом или хорошем — сложилась ваша с Оливером судьба. Вы нашли друг друга, и это — самое лучшее, чем могла закончиться та нетривиальная история. Хэтти, я надеюсь, мы будем дружить семьями? (строка смайликов) Целую в щеку. Твой Джонни. Воскресенье, 7 июня 2009 г.». Внимание! Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения. После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.