Умываемся и набираем прохладной голубоватой воды из святого источника. Поднимаемся по ступеням к водопаду, который в 1888 году посещали Государь Император Александр Третий Освободитель с семьей и Цесаревичем Николаем Вторым, будущим Царем-мучеником. Об этом сообщает мемориальная плита, укрепленная на растрес­кав­шейся каменной стене, заросшей мхом.

У белых струй водопада джигит сажает на понурого вороного коня визжащих дамочек для запечатления на фотокарточках. Вяловатый конкурент лихого абрека молча сидит под пальмой возле нервного павлина. Птица визгливо с хрипотцой каркает на прохожих, вытягивая синюю длинную шею, дергая помелом выщипанного двухметрового хвоста. Там и тут продают вино, инжир, хачапури, сувениры. По мокрым каменным ступеням, пригибаясь под колючками терновника, поднимаемся наверх. Здесь в окружении кудрявых зеленых холмов над изумрудным озером словно парит белая ротонда с тонкими колоннами и крышей, похожей на взлетающего лебедя. Рядом 3/4 станция железной дороги, судя по литым чугунным украшениям, построенная к приезду августейшей семьи.

В пещеру, где скрывался от гонений апостол Симон, нас не ведут, сказав, что она «не работает» по причине ремонта. А мои друзья лет десять назад привозили отсюда камни, пропитанные кровью апостола, убитого Иверским царем Адеркием.

Позже, в трех вагонах подземного метро мы с грохотом въезжаем в Ново-Афонские пещеры. Бродим на глубине 185-ти метров по шести пещерам, огромным, как спортзал, где холодно, сыро, мрачно и неинтересно. В глубине души я надеюсь, что нам покажут места подвигов монахов, которые здесь некогда скрывались, следы их проживания: пещерки, высеченные в камнях кресты… Но нет, ни слова об этом. Что-то там течет, капает, виснет сосульками, выпирает ноздристыми надолбами, подошвы ботинок скользят по мокрым ржавым ступеням, а жертвы спелеологии зевают, кутаясь от холода и сырости в шерстяное.

С нетерпением возвращаемся в тепло и солнце. Мы с Валерием на радостях даже по два кофе выпиваем в ближайшем кафе, любуясь малахитовым гористым видом, синим глубоким небом и голубым сверкающим раздольным морем. Потом едва уносим ноги с рынка, подвергаясь усиленному интересу абхазских женщин. Здесь на 17 женщин приходится один мужчина, и официально разрешено многоженство!.. Причем, женщины везде — на полях, в садах, во дворах. Мужчины же в шашлычных и пивных.

Дальше автобусом добираемся до Ново-Афонского монастыря, нижней его части, куда прибывали, обычно с моря, паломники. От древнего белокаменного храма Покрова Богородицы, от руин братского корпуса — по «дорожке грешников» пешком поднимаемся к монастырю. Нас окружают стройные высоченные кипарисы. В наших руках 3/4 камни, символизи­рующие бремя грехов человеческих. Раньше благочестивые паломники по этой дорожке, выложенной плоскими камнями, ползли на коленях. Мы же, немощные дети последнего века, идем пешком. Но даже при таком восхождении обливаемся соленым потом настолько обильно, что вся одежда становится мокрой. Разумеется, над нами смеются, подтрунивают попутчики и встречные, намекая на вопиющую нашу греховность. В таком деле это нормально и даже желательно, потому как, во-первых, они абсолютно правы, а во-вторых, «горе вам, если все о вас говорят хорошее».

Перед входом в святую обитель оставляем «камень грехов» средь кучи подобных. И ощутив дивное облегчение, «веселыми ногами» входим под сень крепостных стен. Здесь на бетонном камне, в тени огромного ореха сидит русский старичок в потрепанном пиджаке с орденом на лацкане. Он задумчиво разглядывает махонького сокола, привязанного веревкой к ветке каштана. Руки старика 3/4 крепкие, работящие 3/4 сжимают высокий посох.

3/4 Как вам здесь живется, отец? 3/4 спрашиваю, присаживаясь рядом.

3/4 Слава Богу, хорошо, 3/4 с улыбкой из-под седых усов негромко произносит он. 3/4 Тепло, много фруктов, есть кукуруза. А на хлеб вот здесь собираю.

3/4 И давно вы при этом монастыре?

3/4 А как плохо стало, так сюда волной и прибило, 3/4 грустно улыбается старик. 3/4 Мы ведь какие верующие-то? Идем к Богу, когда жареный петух клюнет. А пока сыты-здоровы, нужды в Боге не имеем. Получается, что сами беду на свои головы накликали.

3/4 Неужто при орденах, да с такими натруженными руками вы еще и беду заслужили?

3/4 А то как же! Когда воевал, вокруг столько людей хороших погибало. Молился же я тогда. И в церковь ходил. А как мир наступил, так о Боге и забыл. Знаешь, как мы тут жили? Ого! Я в год на своем участке в пятнадцать соток, бывало, по пятьдесят тысяч рублей за год на книжку откладывал. А где они сейчас? Пшик 3/4 и нету. А что меня, тульского мужика, сюда привело? Да жадность, сынок, и больше ничего. Хотелось пожить, как в раю. Чтобы все было. Вот и пожил… На старости лет все потерял. Зато снова к Богу вернулся.

3/4 Отец, скажите, пожалуйста, что вы сейчас о войне думаете? Вы ведь теперь две прошли?

3/4 Три, сынок. Я еще на финской кровушки хлебнул, 3/4 вздыхает старик и машет рукой. 3/4 Когда вокруг тебя кровь и смерть, что тут хорошего? Нет на войне победителей, сынок. Война 3/4 это всегда горе. Одно горе. Я вот когда сюда пришел, 3/4 он показывает на монастырь, 3/4 исповедался в первый раз. Монах говорит, все отец, грехи твои прощены. Вот тогда я и понял, что потерял, а что нашел. Вышел из храма, как раз сюда, присел на этот самый камень. Веришь ли, вся моя жизнь показалась одной большой бедой, 3/4 снова машет он рукой, качает головой. Вдруг улыбается: 3/4 …Зато теперь к Богу прибился. И знаешь, сынок, нищета, разруха, а на душе спокойно стало. Как будто новая жизнь началась. Так и живу: каждый день Благодарю Бога: за солнышко, за тепло, за кусок хлеба… Слава Богу за все!

За его сутулой спиной высятся монастырские строения, выкрашенные в бежевые тона, карнизы и арки отделаны терракотой. Архитектура монастыря византийская, что подчеркивают пальмы под знойным синим небом. Храмы, колокольня, трехэтажные братские и хозяйственные корпуса составляют замкнутый прямоугольник 3/4 как бы крепость внутри крепости.

С неожиданным волнением входим под арочные своды надвратного храма. Оставляем поминальные записки на свечном ящике. В огромном Свято-Пантелеимо­новом соборе зажигаем свечи у чудотворных икон, три из которых недавно мироточили. Задрав головы, любуемся величием царствующих объемов, парящими в высоте сводами, хорами, дивными монументальными фресками, расписанными боговодимой кистью Виктора Васнецова.