Я, заканчивая двухгодичное профессионально-техническое училище по специальности электромонтёр по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования,в 1964 году проходил производственную практику на историческом Волгоградском тракторном заводе, где во время обороны Сталинграда прямо под обстрелом выпускали в бой танки. Я работал в цехе Сварных рам, где были три участка: участок механический, где работали станки и автоматические линии, участок Сварки тракторных рам, и участок полуавтоматической сварки лонжеронов для рам. Были отделы: Механика, энергетика, приспособлений… И было заточное отделение, где работали в основном молодые девчата. В заточном отделении было всё, по сравнению с промасленным и запылённым цеховым оборудованием, как в оазисе. У них почему-то были новые чистенькие, свежевыкрашенные в лимонно-жёлтый и салатный цвет станки и они редко выходили из строя. К сожалению… Потому что сходить нам туда хотелось, но не было повода. А без повода можно было получить нагоняй, а если доложат мастеру производственного обучения, то это чревато даже снижением выпускного разряда.

Я, в общем-то, особо не страдал по общению с этими девочками, потому что они нам были совсем «не с руки». То есть, они живут здесь в Тракторозаводском районе, а мы, практиканты жили в общежитии училища в противоположном конце города- в Кировском, куда на городской электричке было час езды.

Однако мои коллеги –практиканты, а точнее – шпана «пэтэушная» придумали выход, чтобы каждый день не ездить на электричке час – туда и час обратно. Они нашли уютное место, где можно было после второй смены остаться и переночевать. Или после первой смены пойти погулять в этом районе, а потом , как бы в третью смену со специальным вкладышем зайти и переночевать. Это место было на площадке калорифера воздушной завесы над воротами цеха. Шумно было там настолько, что не слышно было звука собственного голоса, но так было везде в цеху. Зато там было тепло, лежали мягкие подушки от сиденья дивана и от спинки, а так же мы сделали там маленькое освещение и было вполне уютно, а главное совершенно независимо, так как на эту площадку нужно было забираться по вертикальной металлической лестнице и никому из начальства там делать было нечего.

Была и ещё причина, почему я не страдал за этими девочками… Была у меня в сердце заноза любви ещё с детства, которая осталась в городе Цимлянске заканчивать школу, с которой я расстался после восьмого класса. Я уехал из города Цимлянска из-за смерти отца утонувшего в 1962-м году на рыбалке в Цимлянском море и оказался «на своих хлебах», как говорится, потому что понял, что мать , имеющая на руках годовалую сестрёнку и получающая 100 рублей зарплаты учителя начальных классов, нас двоих материально не вытянет. Да, признаться, и после того, что случилось с отцом, мне в нашем маленьком городе оставаться не хотелось. Я уехал, совершив свой самостоятельный шаг в жизнь, и с собой в душе увёз мою любовь к Нинке и её фотографию. Я любил её со второго класса, с тех пор, как она появилась в нашей школе и в нашем классе, приехав с родителями из Чернигова Западной Украины, так как отец у неё был военнослужащий и вышел в отставку.

Я однажды, попал по вызову в заточное отделение и мельком увидел одну девушку-заточницу, которая как-то очень выделялась из всех. Сейчас я могу сказать чем, а тогда просто я её увидел и всё… Я в то время ещё был практикантом и в общем, смотрел на неё, как на что-то совсем не материальное, как на картину хорошего замысла и исполнения, потому что не собирался как-то связывать себя с этим районом, но он, то есть район, сам меня к себе привязал. За меня ходатайствовал энергетик, чтобы меня после выпуска распределили именно в этот цех, так как у меня «соображалка работала», как он выражался, а я не возражал, потому что энергетик меня заинтересовал перспективой, что я буду работать на автоматических линиях. Меня восхищала эта перспектива, поскольку это было мощное предприятие с историческим прошлым , и я видел в этих автоматических линиях верх технической мысли. Одна автоматическая линия заменяла целый механический участок, а её обслуживали две девочки-операторы и один наладчик. Одна линия выполняла восемнадцать операций одновременно. А схемы электрических цепей у меня просто вызывали восторг. В детстве меня отец всегда брал с собой на рыбалку и у него иногда при забрасывании в воду стометровой закидной удочки получалась «борода», то есть, леска путалась и отец поручал распутывать мне. Не скажу, что мне это нравилось, но поскольку у меня это получалось и меня хвалил отец и другие рыбаки, естественно мне это очень нравилось. С этими электросхемами было что-то подобное.

После выпуска нас трудоустроили, распределили по общежитиям, а потом дали месячный отпуск. Естественно, я поехал к себе в Цимлянск, побыл дома, но в отпуске я не увиделся с Нинкой, потому что она была в отъезде и мне даже не сообщили, куда она уехала. Вообще-то, это я ей признавался в любви, а она по отношению ко мне вела себя очень сдержанно и мы даже не целовались. Однажды, в четвёртом классе осенью мы вынужденно спали с нею в одной постели у моей бабушки на хуторе Рынки. Правда, это «вынужденно» спланировал я. Но спали мы «валетом», то есть ногами друг к другу и когда я попытался взять её под одеялом за ногу, она так меня лягнула в интимное место, что я уже больше не рискнул на нежности. С чего она такая дикая, кто её этому научил? Я ведь не хотел чего-то особого, а просто ласки, нежности…

Вернувшись в цех после отпуска уже полноправным работником, я вспомнил про девушку из «заточки» и с удовлетворением убедился, что она в моей смене. Она , как мне показалось, была старше меня лет на пять, а мне-то было всего 17 лет. Меня ещё и не имели права допускать работать во вторую смену, хотя и в первой смене я должен был работать на час меньше, но я работал, как все. Ну, в общем , я ни на что и не надеялся, но всякий раз я старался, как бы случайно, взглянуть на неё. А взглянуть было на что. У неё была сбитая, крепкая фигурка, точёные выделяющиеся формы, но без излишеств , затянутые в ушитый по фигуре спецовочный комбинезон. Рыжие под косынкой волосы, серые, но очень выразительные глаза, которыми она владела в совершенстве, несмотря на стёкла защитных очков, а ещё у неё были пухленькие губы, которые постоянно излучали улыбку, но всё время разную. Она глазами и губами, не размыкая губ, могла сказать такое!...