Я смотрю на печальное лицо Ахмеда и жалею, что ничем не могу ему помочь. Для нас обоих это историческая ночь. Мы переживаем первое серьезное разочарование в жизни. Это грустно, но, должен признаться, и волнующе. От этого я чувствую себя взрослым.

— Ты знаешь, как это больно? — спрашивает Ахмед между затяжками.

Я отчаянно желаю принять на себя его боль.

— Ну, я читал о таком в книгах, — признаюсь я с некоторым смущением.

Потом смотрю в сторону дворика Зари и добавляю:

— Но пожалуй, могу себе это представить.

Вечером следующего дня Ахмед просит меня пойти с ним в переулок, где живет Фахимех. Я соглашаюсь, хотя мне и не хочется встречаться с ее братьями, особенно с тем, который ненавидит меня за то, что я веду себя как Ирадж. Солнце село, один за другим зажигаются фонари. Некоторые жители только что полили свои деревья и тротуары, как это принято в Тегеране, и запах мокрой пыли несколько смягчает сухую вечернюю жару. Какие-то парни очень шумно играют в футбол. Полагаю, это финальная вечерняя игра. Женщины, собравшись вместе, беседуют, а молодые девушки со смехом бегают, взявшись за руки.

Я никогда не видел, чтобы Ахмед был так опечален. Мы ходим взад-вперед по переулку, и он замедляет шаги каждый раз, когда мы приближаемся к дому Фахимех. Он прислоняется лбом к камню и закрывает глаза.

— Я чувствую ее по другую сторону этих стен, — шепчет он. — Она знает, что я здесь. Мы дышим одним и тем же воздухом.

Мимо проходят знакомые Ахмеда. Они не против поболтать, но ни Ахмед, ни я не расположены к разговору, и мы продолжаем вышагивать. Мы снова подходим к дому Фахимех, Ахмед останавливается и упирается кулаками в кирпичи, как измученный воин у подножия крепости.

А в доме компания взрослых обсуждает соглашение между двумя молодыми людьми сроком на всю жизнь. Мать будущей невесты обычно счастлива и горда, если только претендент не полный неудачник. Мать будущего жениха сдержанна и спокойна; она в уме все примечает, чтобы воспользоваться этим позже, если брак не будет заключен. До тех пор, пока пара не вступит в счастливый союз, эти наблюдения останутся в ее памяти. Кто знает, как могут сложиться отношения между двумя незнакомыми людьми? Если семье суждено распасться, ценная информация всегда поможет перевесить чашу весов в ее сторону. Все здесь законная добыча, начиная с цвета обоев в гостиной и кончая габаритами зада будущей тещи. Отцы приветливы и больше озабочены едой и питьем, похваляясь, как это принято у отцов, кто своими высокопоставленными знакомыми, а кто и выгодной аферой с превосходным земельным участком у Каспийского моря. Существуют еще тетушки, дядюшки, другие члены семьи и лучшие друзья — все они счастливы оказаться здесь, потому что им больше нечем заняться.

Все разговоры в основном о деньгах. Чем владеет жених? Есть ли у него дом? Водит ли он машину? Какая модель и год выпуска? Мы рассчитываем на американскую марку, «бьюик» или «форд». Каково приданое? Сколько семья жениха платит семье невесты? Каковы будут алименты, если случится развод?

Обычно будущие невеста и жених сидят отдельно и не разговаривают. Они избегают даже смотреть друг на друга. Я знаю, Ахмеду интересно, о чем думает Фахимех, тихо сидя в переполненной народом комнате. К примеру, меня беспокоило бы именно это, если бы я любил Зари и ее выдавали замуж за кого-то другого, кроме Доктора. Мне интересно было бы узнать, думает ли Зари обо мне. Мне интересно было бы узнать, прихорашивалась ли она, и если да, то я спрашивал бы себя зачем. Разве она не хочет, чтобы мой соперник считал ее некрасивой и не захотел взять замуж? Я бы сильно ревновал к этому мужчине, который будет смотреть в ее красивые голубые глаза и мечтать о том, как обнимет ее, притронется к ее лицу, почувствует прикосновение ее теплого тела.

«Господи, я так рад, что не люблю Зари; бедный Ахмед, наверное, ужасно мучается».

Мы ждем до десяти вечера, но из дома Фахимех никто не выходит. Мы возвращаемся на велосипедах к себе, быстро ужинаем, потом забираемся на крышу. В гнетущем молчании медленно ползут часы. Кажется, что контуры Эльбурса не возносятся вверх, как обычно, а съеживаются в наступающем сумраке. Жара не спадает, и возникает ощущение, что мы сидим, обливаясь потом, дни напролет. Что можно сказать семнадцатилетнему мальчику, влюбленному в семнадцатилетнюю девочку, которую собираются продать за несколько тысяч персидских туманов приданого и сомнительное обещание счастья?

— Думаю, ты должен сказать ей, что любишь ее, — выпаливаю я вдруг.

Ахмед насмешливо фыркает.

— Какой от этого толк? И потом, разве она этого не знает?

— Может быть, знает… может быть, она думает, что ты, возможно, любишь ее, но она ведь не знает наверняка. Ты не говорил ей о своих чувствах и, конечно же, ничего не сделал, чтобы ей это доказать.

— Я каждый день мысленно разговариваю с ней, — мямлит он.

Его ответ вызывает у меня улыбку.

— Ахмед, она — единственный человек, который может остановить свадьбу. Ее родители могут все-таки заставить ее выйти за него. Даже если твои действия ничего не изменят, ты должен дать ей повод для борьбы.

— Думаешь, она может? — спрашивает Ахмед.

В его голосе трепещет искреннее изумление.

— Думаю, сможет, если ты вмешаешься, а если нет — что ты теряешь?

Над дверью Зари загорается свет. Она выходит во дворик, грациозно опускается на колени на краю хозе. Ночной прохлады никак не дождаться, и Зари наклоняется вниз и немного в сторону, опускает волосы в воду, потом ловко скручивает их и закалывает на голове. По шее и спине стекают капли. Наверное, я слишком долго смотрю во двор Зари.