– Ты помнишь, как Борис Ельцин обнародовал указ № 1400 о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета России? Какова была реакция?

– Свою реакцию не помню. А вот наш посол в Белграде не без удовольствия рассказал мне историю о том, что в начале пятидесятых годов, когда у них гостил маршал Жуков, пришло сообщение о снятии его с поста министра обороны. «Так вот мы, – сказал посол, – его даже не задерживали. Он сам всё понял и уехал». Разговор этот состоялся на крыльце посольства. Внутрь меня не пустили.

– Наши журналистские организации помогали тебе в твоей работе по расследованию гибели журналистов?

– Нет.

– Действительно ли представитель «Известий» заявил во время церемонии открытия памятника, что ставить его рано?

– Нет. Хотя он и поступил как негодяй. Надеюсь, не по своей воле. На открытии были десятки журналистов из разных стран мира. Семьи погибших представлял сын Геннадия, тридцатидвухлетний Иван Куринной. Были рабочие, бесплатно полгода делавшие и установившие памятник. Было просто много честных и порядочных людей, в том числе бывших военных, которые искренне соболезновали нашему горю, гибели наших журналистов. Я это к тому, что за публичное оскорбление памяти Ногина и Куринного можно было запросто получить по морде от любого из присутствовавших на открытии. И представитель «Известий» это прекрасно понимал. Поэтому свой пасквиль он опубликовал заранее. Жаль. Ведь это та самая газета, которая в 93-м не побоялась, в отличие от всех остальных российских СМИ, опубликовать результаты расследования комиссии Верховного Совета. Неужели сегодня от тех «Известий» осталось одно название?

– Почему Ивана Куринного не заметили на открытии?

– Он там был, но категорически отказался выступать. Я встречал его в аэропорту, и он сказал, что мою книгу «Разберёмся…» не читал. То есть ничего не знает о результатах почти двадцатилетнего расследования. Хорватская сторона хотела закрыть памятник перед церемонией нашим триколором, чтобы после передать его семье Куринных на вечное хранение. Иван от этого тоже отказался. Впрочем, это его дело. Главное – удалось с помощью Союза журналистов всё-таки организовать его поездку на открытие памятника. Вопрос в другом. Почему никто из родственников погибших даже не попытался за всё это время встретиться со мной и узнать, что же действительно произошло с их родными и близкими 20 лет назад. Для меня это так и осталось загадкой.

– Что на открытии делали байкеры? Просто тусовались?

– Это не просто байкеры. Это члены Международного клуба ветеранов войн и вооружённых конфликтов. Он объединяет несколько сот человек из разных стран. Каждый год в отпуске они собираются вместе и объезжают десятки военных памятников в Европе. В том числе и нашим солдатам, павшим в Великой Отечественной. Зажигают памятные свечи и возлагают цветы. В этом году только в Хорватии они объехали семь таких памятников и под конец зажгли свечи в память о наших погибших журналистах. Пообещали делать это ежегодно. Сколько стран они представляют – не знаю. Но я видел мотоциклы с номерами из Австрии, Словении, Боснии и Герцеговины, Венгрии, Чехии, Германии. Российских байкеров среди них не было.

– Не связываешь ли ты арест сербского генерала Ратко Младича, обвиняемого в военных преступлениях, с открытием памятника советским репортёрам? Не использовали память о наших погибших коллегах в очередной информационной войне?

– Между этими событиями временная связь, безусловно, случайна. Но не случайна, а закономерна, на мой взгляд, связь сущностная. И сдавшийся Гаагскому трибуналу президент бывшей самопровозглашённой республики Сербска Краина Милан Мартич, и Ратко Младич. который вскоре предстанет перед тем же судом, – военные преступники. Первого уже осудили на 35 лет. Второму срок ещё не назначен. Мартич признался в своей причастности к убийству наших журналистов. Признания Младича ещё впереди. Да, их разделяет время, но навсегда соединила преступная война – убийства, пытки, геноцид. То есть преступления, за которыми обязательно последует наказание. А что до информационных войн – то вот вам свежий пример. В то время, когда мы открывали памятник в Хорватии, в Гааге осудили за военные преступления нескольких хорватских генералов. В Загребе националисты организовали несколько акций протеста. Но хорватские власти проявили твёрдость – открыто и чётко обозначив свою позицию: все военные преступления должны быть расследованы, а виновные в них, независимо от национальной принадлежности, должны понести заслуженное наказание. Мы и впредь, заявили в Загребе, будем сотрудничать с Гаагским трибуналом. Точно такую же позицию заняло нынешнее руководство Сербии. И миру стало очевидно, что обе стороны, когда-то открыто враждовавшие друг с другом, хотят мира на Балканах. Поэтому они выбрали очень трудный, долгий, но единственно возможный путь вхождения в семью цивилизованных европейских стран. Смысл их действий, в переводе на понятный нам язык, – «вор должен сидеть в тюрьме», а тем более военный преступник. В российских СМИ об осуждённых хорватских преступниках – ни слова. Зато о задержании Младича и в связи с этим акциях протеста в Сербии материалов – хоть отбавляй. Да ещё и с очевидным сочувствием к Младичу. Вот уж воистину, с кем вы, мастера? То есть мы, с помощью подчинённых власти СМИ, продолжаем натравливать бывших врагов друг на друга. Яркий пример тому – провокационная статья в «Известиях» о якобы скандале на открытии памятника. Правда, никакого скандала не было. Но на войне как на войне.

– Проиграла ли Россия информационную войну на Балканах?

– Чтобы дать полноценный ответ на этот глобальный вопрос, мне недостаёт информации. Поэтому буду говорить только то, что известно доподлинно. После возвращения из Югославии в 1993 году в высоких кабинетах мне говорили – ты установил, что убийцы сербы, а сербы наши братья. Забудь о своём расследовании. Его результаты могут помешать нашей политике на Балканах. Прошло 18 лет. И за это время, как мне кажется, всей этой историей отказа от продолжения расследования нанесён тяжелейший удар по репутации нашей страны и государства. Особенно ярко это проявилось в беспрецедентном давлении сотрудников Посольства РФ в Загребе на всех тех, кто участвовал в подготовке открытия памятника. Случись подобное в пору моего депутатства, организовавший это посол занимал бы свой пост ровно столько, сколько бы мне понадобилось времени, чтобы добраться до своего кабинета в Верховном Совете. На многочисленных пресс-конференциях в Хорватии первым мне задавался один и тот же вопрос: почему на открытии памятника погибшим русским журналистам не было ни одного официального представителя России? Мне приходилось припоминать всё то, что я узнал, учась в дипломатической академии, чтоб как-то защитить подмоченную репутацию своей страны. И когда я стоял под нашим государственным флагом на открытии памятника и зазвучал Гимн России, мне было за державу, нет, не обидно, мне было горько и стыдно.

– В период перестройки многие политики умело манипулировали журналистами, используя романтизм молодых и всеобщую ненависть к Кремлю как инструменты достижения своих целей. Я тогда этого не понимал и не чувствовал, а ты? Ты занимаешься со студентами, будущими репортёрами: среди них есть светлые, наивные (чтобы не сказать «глупые» и «беспечные») романтики или нынешние молодые люди всё же прагматичнее и трезвее?

– А я не только не понимал. Я даже не предполагал, что такое манипулирование мною возможно в принципе. Ведь я был не один. Рядом команда классных журналистов – Политковский, Щекочихин, Боровик. И почти всегда рядом автор и «крёстный отец» «Взгляда» – Эдуард Сагалаев. Не цензор, а блестящий редактор. Не начальник, а строгий советчик. Не манипулятор, а настоящий профессионал – журналист и защитник. Друг, одним словом.

К сожалению, после закрытия «Взгляда» всё это куда-то ушло. Но манипулировать собой я не давал, ни тогда, ни сейчас.

А что до занятий со студентами, так ведь сначала я общаюсь с их родителями. Я долго и терпеливо объясняю им, что если буду учить их детей тому, что умею сам, то они скорее всего станут профессионалами. Но при этом им будет закрыта дорога в большую журналистику. А вернее, на большие телеканалы. Ведь я буду их учить не просто технологии профессии, а попытаюсь их сделать гражданами своей страны. А это сегодня – «не формат».