В чем же состояло содержание этого факта, то откровение, из которого исходит Иисус, от которого Он начинает Свою проповедь после крещения? Его содержание выражается в словах, слышанных Им при крещении: «Ты Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение». Евангельский рассказ представляется здесь весьма ясным, и даже те критики, которые скептически относятся к божественной миссии Иисуса, должны допустить, что в жизни Его должен был наступить поворотный момент, испытанный Им как откровение свыше, момент духовного крещения, когда Он услыхал голос Отца, призвавший Его на служение. Они могут объяснять это событие по–своему, но они должны считаться с свидетельством апостольской проповеди о том, что евангелие Его началось с Его крещения, в котором многие ранние секты усматривали самое духовное рождение, воплощение Христа или усыновление Иисуса Богу.

Тем не менее, в последнее время в особенности, мы присутствуем при горячем споре среди историков и критиков, споре о том, в каком смысле Иисус разумел Себя Мессией или Христом. Мы уже имели случай говорить об этом споре. Одни утверждали, что Христос признавал Себя Мессией, приспособляясь к воззрениям Своих современников или под влиянием таких воззрений. Другие, видящие в Нем израильтянина, чуждого всякого лукавства, полагают, что Он мог бы признавать Себя Мессией, лишь обманывая Себя и других, и потому утверждают, что Он не считал Себя Мессией, почему и другим запрещал выдавать Себя за такового. Среди сторонников последнего мнения были не только рационалисты, но и

– 461 –

весьма благочестивые пиэтисты, видевшие в Иисусе учителя или «начальника» веры, но задававшиеся мнимо–апологетической целью – во что бы то ни стало оправдать Иисуса перед синедрионом современных книжников и моралистов, хотя бы такое оправдание достигалось отрицанием тех самых слов, за которые Он был распят, т. е. отрицанием того, что Он действительно признавал Себя Христом, «Сыном Бога живого».

Спор о мессианизме Иисуса, поучительный во многих отношениях, принес значительные результаты и для исторического понимания христианства. Опасения некоторых чересчур робких защитников традиционного учения оказались напрасными, потому что в данном случае научная критика лишь с новою силой раскрыла действительное содержание исконно христианской веры.

Уже из рассмотрения еврейской апокалиптики и мессианических чаяний эпохи Спасителя выясняется с полной очевидностью, что ни о каком приспособлении к народным воззрениям со стороны Христа или евангелистов не может быть речи и что Христос действительно не хотел быть Мессией в смысле националистических вожделений. С другой стороны, историческое исследование должно убедить нас и в том, что Он тем не менее сознавал Себя Христом, Сыном Бога живого, причем в таком сознании заключался новый духовно–нравственный факт, требовавший для своего выражения новых представлений и понятий, не находившихся в еврейской апокалиптике и в национальном мессианизме, мало того, – в самом Ветхом Завете. Это обстоятельство и послужило возникновению новозаветного богословия. Сам Христос несомненно сознавал в Себе не меньше, а больше, чем еврейского Мессию, сына Давида. Он сознавал Себя «истинным», «единородным» Сыном небесного Отца, который избрал Его Своим Христом, явил Его Своим Мессией. Сыновнее отношение к Отцу не было в Нем субъективно–нравственным; оно сознавалось Им как вполне реальное, поскольку вообще для Него не было субъективно–нравственного мира без реальной божественной основы. Поэтому в качестве истинного, «возлюбленного Сына» Он и сознает Себя Христом Божиим: Он есть Сын Божий не потому, что Он становится Мессией, а, наоборот, самое мессианическое помазание Он получает как «возлюбленный Сын». Поэтому

– 462 –

и все Его мессианическое служение, кончающееся Его страданиями и смертью, определяется не религиозными представлениями, заимствованными извне, не верованиями Его среды, а тем чту Он сознает как «волю Отца». Если в Иоанновом евангелии мы находим наиболее яркое и глубокое объяснение мессианического служения Христова при свете Его «сыновнего сознания», то и у синоптиков мы находим полное подтверждение этого объяснения. Рассматривая, в каком смысле Иисус признавал Себя Христом, и отправляясь от синоптических евангелий, мы придем к изображению четвертого евангелиста, как к необходимому их дополнению и объяснению, поскольку сыновнее самосознание Христа лежит в основании Его мессианизма.

Прежде всего не подлежит сомнению, как мы уже отметили это, что Иисус не начинал Своей проповеди с провозглашения Себя Христом. Он проповедовал приближение, пришествие царства и в отдельных случаях положительно запрещал называть Себя Христом, особливо в начале своей деятельности. Это правильное, критически обоснованное наблюдение и дало повод к вышеуказанному заблуждению отдельных ученых, утверждавших, что «Иисус не был и не хотел быть Мессией».

Внешнее признание Своего мессианического достоинства Христос, очевидно, не вменял ни во что (Мф. 7, 21 сл. = Лк. 13, 26, 27), мало того, Он, несомненно, должен был считать такое признание ложным и опасным, поскольку с таким признанием связывались представления, к которым Он относился безусловно отрицательно. Объявить себя Мессией значило стать во главе мессианического восстания, во главе сильного, неудержимого народного движения; при том впечатлении, которое производил Иисус, при тех дарах Духа и «силах», какие являлись в Нем, в народе естественно могла зародиться мысль – «внезапно схватить Его, чтобы объявить Его царем», – в особенности, когда казалось, что Он Сам медлит это сделать. Отсюда объясняется недоумение и разочарование многих, даже среди близких Христа. «Долго ли Тебе держать нас в недоумении? Если Ты Христос, скажи нам прямо», – говорят иудеи (Иоан. 19, 24); «если Ты творишь такие дела, яви Себя миру», – говорят Ему братья (7, 4); «Господи, что это, что Ты хочешь явить Себя

– 463 –

нам, а не миру?» – спрашивает Иуда (14, 22). Так четвертый евангелист подтверждает синоптиков.

Замечательно, что самому Петру и апостолам, которых Христос посылает проповедовать пришествие царства и которым не «плоть и кровь», а сам «Отец» открыл, что Он есть Христос, Иисус «запрещает сказывать» это, «строго» запрещает (Л. 9, 21) разглашать, что Он Христос. Петр признается «блаженным», потому что Он понял Иисуса путем внутреннего сознания или откровения; и тем не менее, чтобы уничтожить возможность всяких иллюзий, связанных с именем Мессии, и очистить учеников от старой закваски, Иисус тут же говорит, что Ему надлежит много пострадать, быть отвергнуту, убиту. Как сильны были мессианические иллюзии, как отлично было понимание учеников от сознания Христа, видно из «прекословия» Петра (Мф. 16, 22) или из просьбы матери сынов Заведеевых, которым Христос опять-таки указывает на «крещение», которое Его ожидает.

Правда, что Христос именовал Себя «сыном человеческим». Мы видели уже, что нет основания в этом сомневаться и что этот термин (в связи с Дан. 7) имел мессианическое значение, в каковом он и употреблялся самим Христом, напр. в Его ответе на вопрос Каиафы. Но вместе с тем мы знаем, что это необычное выражение, хотя и служившее для обозначения Мессии, само по себе еще не значило «Мессия», и постольку именно оно и могло служить в устах Христа наиболее подходящим термином, скрывавшим в себе мессианический смысл. Ибо мы должны признать, что все термины предшествовавшей апокалиптики являлись более или менее недостаточными для выражения того нового содержания, какое Христос вложил в мессианическую идею.