Субъективное в бедности и вообще во всякого рода бедствиях, которые могут постигнуть каждого человека уже в его природном кругу, требует также и субъективной помощи как в отношении частных обстоятельств, так и в отношении сердца и любви. Здесь – то место, где при всех общих мероприятиях все еще остается достаточно дела для морали. Но так как эта помощь сама по себе и в ее действиях зависит от случайности, то усилия общества направлены к тому, чтобы отыскать в нужде и оказываемой ей помощи нечто всеобщее, осуществить всеобщие мероприятия по оказанию этой помощи и тем самым сделать менее необходимой субъективную помощь.

Примечание. Случайный элемент милостыни, благотворительных вкладов учреждений, так же как вечной лампады перед образом святых и т.п. дополняется общественными домами призрения для бедных, больницами, освещением улиц и т.д. Благотворительности еще остается достаточно дела, и благотворители, желающие, чтобы предоставили помощь бедствиям лишь особенности их сердца и слу{254}чайности их умонастроения и осведомленности, и чувствующие себя оскорбленными и обиженными обязательными всеобщими распоряжениями и велениями, стоят на ложной точке зрения. Положение общества, напротив, следует признать тем более совершенным, чем меньше индивидууму остается делать для себя и согласно своему особенному мнению в сравнении с тем, что выполняется путем всеобщих мероприятий.

Когда гражданское общество действует беспрепятственно, его народонаселение и промышленность растут. – Благодаря тому, что связь людей между собою, создаваемая их потребностями, и способы изготовления и доставления средств для удовлетворения последних получают всеобщий характер, накопление богатства увеличивается, ибо из этой двойной всеобщности извлекаются, с одной стороны, величайшие выгоды точно так же, как, с другой стороны, эта же двойная всеобщность ведет к отрозненности и ограниченности особенного труда, а, следовательно, к зависимости и бедственности положения прикрепленного к этому труду класса, с чем также связана неспособность чувствовать и наслаждаться дальше свободами и, в особенности, духовными преимуществами гражданского общества.

Опускание жизни массы людей ниже уровня некоторого известного существования, который сам собою устанавливается как необходимый для члена общества, и связанная с этим понижением уровня жизни потеря чувства права, правомерности и чести существования собственной деятельностью, собственным трудом приводит к возникновению черни, а это в свою очередь облегчает вместе с тем концентрацию чрезмерных богатств в немногих руках.

Прибавление. Низший уровень жизни, уровень жизни черни, устанавливается сам собою; этот минимум однако очень различен у разных народов. В Англии самый бедный полагает, что он обладает некоторым правом; это право представляет собою нечто совершенно не похожее на то, чем удовлетворяются бедные в других странах. Бедность сама по себе никого не делает чернью; чернью делает лишь присоединяющееся к бедности умонастроение, внутреннее возмущение против богатых, общества, правительства и т.д. С этим, далее, связано и то, что человек, который добывает средства к существованию лишь случайно, делается легкомысленным и начинает избегать труда, подобно, например, неаполитанским лаццарони. Таким образом, в {255}человеке, принадлежащем к черни, возникает дурная черта, состоящая в том, что он не имеет чести зарабатывать себе средства к существованию своим собственным трудом и все же претендует, как на свое право, на получение этих средств к существованию. От природы никто не может искать своего права, но в общественном состоянии людей лишения тотчас же приобретают форму несправедливости, совершаемой по отношению к тому или другому классу. Важный вопрос о том, как бороться с бедностью, волнует и мучит преимущественно современные общества.

Если бы на богатые классы возлагалось прямое бремя удерживать бессильную массу населения на их прежнем, подобающем уровне существования, или если бы нашлись средства к этому в другой публичной собственности (в богатых лечебницах, благотворительных учреждениях, монастырях), то существование нуждающихся было бы обеспечено, не будучи опосредствовано трудом, а это было бы противно принципу гражданского общества, равно как и чувству независимости и чести входящих в него индивидуумов; если же эти средства к существованию были бы опосредствованы трудом (доставлением работы), то увеличилась бы масса продуктов, между тем как слишком большое обилие этих продуктов и отсутствие потребителей, самостоятельно производящих соответственно потреблению, именно и составляет то зло, против которого борются, и двояким образом его лишь увеличивают. В этом сказывается то обстоятельство, что при чрезмерном богатстве гражданское общество не достаточно богато, т.е. не обладает достаточным собственным достоянием, чтобы бороться с чрезмерностью бедности и возникновением черни.

Примечание. Эти явления можно изучить в крупном масштабе в Англии и там же можно изучить результаты, к которым повели налоги в пользу бедных, огромное число благотворительных учреждений и столь же неограниченная частная благотворительность, а при этом также и главным образом упразднение корпораций. Опыт там, в особенности, в Шотландии, показал, что наиболее прямым средством как против бедности, так и, в особенности, против отбрасывания стыда и чести, этих субъективных основ общества, против лени, расточительности и т.д., благодаря чему возникает чернь, – что наиболее прямым средством против всех этих зол является предоставление бедных их судьбе и предоставление им возможности добывать средства к существованию открытым нищенством.{256}

Эта диалектика заставляет гражданское общество выйти за свои пределы, сначала за пределы этого определенного общества, чтобы искать потребителей, и, следовательно, необходимые средства существования у других народов, являющихся отсталыми по количеству тех средств, которыми оно избыточествует, или вообще по своей индустриальной рачительности и т.д.

Если условием принципа семейной жизни является земля, твердая почва, то условием промышленности является оживленная в своем внешнем течении стихия, море. Стремление к наживе вследствие того, что оно связано с опасностью, поднимается вместе с тем выше одного лишь приобретательства, и прикрепленность к земле, к ограниченному кругу гражданской жизни, к ее наслаждениям и вожделениям переплетается с элементом текучести, опасности и гибели. Равным образом, указанное стремление к приобретению богатств благодаря морю, этому величайшему связующему средству, приводит к тому, что завязываются сношения и устанавливаются договорные правовые отношения между отдаленными странами, а такие сношения оказываются вместе с тем значительнейшим средством образования, и торговля находит в них свое всемирно-историческое значение.

Примечание. Реки не представляют собой естественных границ, за каковые их выдавали в новейшее время, точно так же и моря скорее связывают между собою людей. Что это так, и что Гораций высказывает неправильную мысль, говоря (Carm. 1, 3)

(предвидящий бог отделил друг от друга земли, прорезав их неласковыми морями), – это показывают не только бассейны рек, на берегу которых обитают племена или народы, но так же, например, и известные отношения между Грецией, Ионией и Великой Грецией, – между Бретанью и Британией, Данией и Норвегией, Швецией, Финляндией, Лифляндией и т.д.; это становится в особенности ясно, если сопоставим эту связь со слабой связью между жителями прибрежной полосы и жителями внутренней части страны. – А какое средство образования представляет собою связь с морем, это показывает сравнение мореходных народов с народами, которые отказывались от мореходства: первые искусны и трудолюбивы, а вторые, как например, египтяне, индусы, тупы и погрязают в ужаснейших и {257}постыднейших суевериях; это показывает также и то обстоятельство, что все великие, стремящиеся вперед народы рвались к морю.