В корпорации лишь постольку имеется ограничение так называемого естественного права пользоваться своим умением, с тем чтобы приобретать посредством него все доступное приобретению, поскольку это право определено в корпорации к разумности, а именно, поскольку оно освобождается от собственного мнения пользующегося им и случайности, которой он подвергает это право, освобождается от опасности собственно для него, также как и от опасности для других, поскольку оно получает признание, обеспечивается и вместе с тем возводится в сознательную деятельность для общей цели.

Наряду с семьей корпорация составляет второй, вырастающий на почве гражданского общества, нравственный корень государства. Первая содержит в себе моменты субъективной особенности и объективной всеобщности в субстанциальном единстве, во втором эти моменты, которые в гражданском обществе сначала раскалываются на внутрь себя рефлектированную особенность потребности и наслаждения и на абстрактную правовую всеобщность, теперь содержатся объединенные внутренним образом, так что в этом объединении особенное благо имеется как право и осуществлено.

Примечание. Святость брака и честь в корпорации суть те два мо{261}мента, вокруг ослабления которых вращается дезорганизация гражданского общества.

Прибавление. Если в новое время упразднили корпорацию, то это означает, что каждый единичный человек должен сам заботиться о себе. Но если и можно согласиться с этим, то нужно указать, что корпорация не вносит никакой перемены в обязанность отдельного человека добывать себе средства к существованию, заниматься определенным промыслом. В наших современных государствах граждане лишь в ограниченной мере принимают участие во всех общих государственных делах; однако необходимо предоставить нравственному человеку, кроме его частной цели, еще и всеобщую деятельность. Это всеобщее, которое государство не всегда ему дает, он находит в корпорации. Мы видели раньше, что, заботясь о себе в гражданском обществе, индивидуум действует также и для пользы других. Но этой бессознательной необходимости недостаточно; познанной и мыслящей нравственностью она становится лишь в корпорации. Государству, разумеется, должен принадлежать высший надзор за нею, ибо в противном случае она залезла бы в свою собственную раковину, закостенела бы, замкнулась бы в себя, упала бы на жалкий уровень цеха. Но сама по себе взятая корпорация не есть замкнутый цех; она, скорее, представляет собою сообщение нравственного характера отдельно стоящему промыслу и включение его в высший круг, в котором он приобретает силу и честь.

Истиной цели корпорации, как конечной и ограниченной, равно как и истина имеющегося в полицейском внешнем распорядке разделения и относительного его тожества является в себе и для себя всеобщая цель и ее абсолютная действительность; сфера гражданского общества поэтому переходит в государство.

Примечание. Город и деревня, – первый есть местопребывание гражданского промысла, поглощенной собой и разрознивающей рефлексии, а вторая есть местопребывание нравственности, основанной на природе, – индивидуумы, опосредствующие в отношении к другим правовым лицам свое самосохранение, и семья составляют вообще те два пока что еще идеализованных момента, из которых проистекает государство как их подлинное основание. Это развитие непосредственной нравственности в государство, – развитие путем перехода в раздвоение гражданского общества и перехода затем этого промежуточного раздвоения в государство, оказывающееся его подлинным основанием, – представляет собою научное доказательство понятия государства, и {262}лишь такое развитие представляет собою это доказательство. Так как в ходе научного понятия государство является как результат, а оно между тем оказывается подлинным основанием, то первое опосредствование и эта видимость также и самоснимается и переходит в непосредственность. В действительности поэтому государство есть вообще скорее первое, лишь в пределах которого семья развивается в гражданское общество, и сама идея государства раскалывает себя на эти два момента; в ходе развития гражданского общества нравственная субстанция приобретает свою бесконечную форму, которая содержит в себе два момента: 1) момент бесконечного различения, доходящего до для себя сущего внутри-себя-бытия самосознания, и 2) момент формы всеобщности, заключающейся в образовании, в форме мысли, посредством которой дух в законах и учреждениях, в своей мыслимой воле, становится для себя объективным и действительным как органическая целостность.{263}

Государство есть действительность нравственной идеи, – нравственный дух как явная, самой себе ясная, субстанциальная воля, которая мыслит и знает себя и выполняет то, что она знает и поскольку она это знает. В нравах она имеет свое непосредственное существование, а в самосознании единичного человека, в его знании и деятельности – свое опосредствованное существование, равно как и самосознание единичного человека благодаря умонастроению имеет в нем, как в своей сущности, цели и продукте своей деятельности, свою субстанциальную свободу.

Примечание. Пенаты суть внутренние, низшие боги, народный же дух (Афина) есть знающее и волящее себя божественное; благоговейная родственная любовь есть чувство и вращающаяся в области чувства нравственность, политическая же добродетель есть воление в себе и для себя сущей, мыслимой цели.

Государство как действительность субстанциальной воли, которой (действительностью) оно обладает в возведенном в свою всеобщность особенном самосознании, есть в себе и для себя разумное. Это субстанциальное единство есть абсолютная, неподвижная самоцель, в которой свобода достигает наивысшего, подобающего ей права, так же как эта самоцель обладает наивысшей правотой в отношении единичного человека, наивысшей обязанностью которого является быть членом государства.

Примечание. Если смешивают государство с гражданским обществом и полагают его назначение в обеспечении и защите собственности и личной свободы, то признают интерес единичных людей как таковых той окончательной целью, для которой они соединены, и из этого вытекает также, что мы можем по произволу быть или не быть членами государства. – Но государство на самом деле находится {264}в совершенно другом отношении к индивидууму; так как оно есть объективный дух, то сам индивидуум лишь постольку объективен, истинен и нравственен, поскольку он есть член государства. Объединение как таковое само есть истинное содержание и цель, и индивидуумы предназначены вести всеобщий образ жизни; их дальнейшее, особенное удовлетворение, особенная деятельность, особенный характер поведения имеют своим исходным пунктом и результатом это субстанциальное и обладающее всеобщей силой. – Разумность, рассматриваемая абстрактно, состоит вообще во взаимопроникающем единстве всеобщности и единичности, а здесь, где она рассматривается конкретно, по своему содержанию, она состоит в единстве объективной свободы, т.е. всеобщей субстанциальной воли, и субъективной свободы, как индивидуального знания и ищущей своих особенных целей воли, и поэтому она по форме состоит в действовании, определяющем себя согласно мыслимым, т.е. всеобщим законам и основоположениям. – Эта идея есть в себе и для себя вечное и необходимое бытие духа. – А вопрос о том, каково есть или было историческое происхождение государства вообще или, вернее, каждого особого государства, его прав и определений, возникло ли оно первоначально из патриархальных отношений, из страха или доверия, из корпорации и т.д., и как понималось сознанием и укреплялось в нем то, на чем основаны такие права, как божественное ли или как положительное право или как договор, обычай и т.д., – этот вопрос не имеет отношения к идее государства, а в качестве явления этот способ возникновения государства представляет собою для научного познания, о котором здесь единственно идет речь, историческую проблему; что же касается авторитета действительного государства, то поскольку научное познание входит в объяснение оснований такого авторитета, последние заимствуются из форм права, имеющего силу в данном государстве. – Философское рассмотрение должно заниматься лишь внутренней стороной всего этого, мыслимым понятием. В отношении нахождения этого понятия Руссо имеет ту заслугу, что он выставил в качестве принципа государства нечто, представляющее собою мысль не только со стороны своей формы (например, влечение к общению, божественный авторитет), но и со стороны своего содержания, и притом, нечто, представляющее собою не только мысль, но и само мышление, а именно – волю. Но он понимал эту волю лишь в виде определенной формы единичной воли (как это потом делал также и Фихте), а всеобщую волю понимал не как в себе и для себя разумное в воле, а лишь как общее, возникающее из этой единичной воли {265}как сознательной; таким образом, соединение единичных людей в государстве превращается у него в договор, который, следовательно, имеет своим основанием их произвол, мнение и добровольное, определенно выраженное согласие, а из этого вытекают дальнейшие лишь рассудочные выводы, разрушающие в себе и для себя сущее божественное, – его абсолютный авторитет и величие. Поэтому, когда перечисленные абстракции сделались решающей силой, стали руководить государственной властью, она, правда, с одной стороны, явила нам первое со времени существования человеческого рода поразительное зрелище – ниспровержение всего существующего и данного для того, чтобы создать строй великого, действительно существующего государства совсем сначала и из мысли, стремясь класть в основание этого строя лишь мнимо разумное; но так как, с другой стороны, это были только лишенные идеи абстракции, то они привели к ужаснейшим и вопиющим событиям. – В противовес принципу единичной воли следует напомнить основное понятие, заключающееся в том, что объективная воля, познается ли она или не познается единичным человеком, волима ли она или не волима его произволом, есть в себе, в своем понятии разумное, – следует напомнить, что противоположный ей принцип, субъективность свободы, знание и воление, которые одни лишь фиксируются в вышеуказанном принципе Руссо, содержат в себе только один и потому односторонний момент идеи разумной воли, ибо разумная воля имеется только благодаря тому, что она есть столь же в себе, сколь и для себя. – Другую противоположность мысли о постижении государства в познании как некоего самого по себе разумного, представляет собою направление, принимающее внешности явления, случайности нужды, потребности в защите, силы, богатства и т.д. не за моменты исторического развития, а за субстанцию государства. Здесь тоже единичность индивидуумов составляет принцип познания; однако здесь принципом познания является даже не мысль этой единичности, а, напротив, эмпирические единичности со стороны их случайных свойств, силы и слабости, богатства и бедности и т.д. Такой взгляд, совершенно упускающий из виду в себе и для себя разумное и бесконечное в государстве и изгоняющий мысль из понимания его внутренней природы, нигде в других произведениях не выступал в таком чистом виде, как в «Restauration der Staatswissenschaften» г. фон Галлера, – в чистом виде, говорю, я, ибо во всех попытках понять сущность государства, как бы их принципы ни были односторонни или поверхностны, само это намерение постичь государство приводит к мыслям, к всеобщим опреде{266}лениям; здесь же не только сознательно отказываются от разумного содержания, которое представляет собою государство, и от формы мысли, но еще и нападают со страстной запальчивостью как на одно, так и на другое. Частью того широкого влияния, которым, как уверяет г. фон Галлер, пользуются его основоположения, это «Восстановление» обязано, конечно, тому, что он сумел в своем изложении покончить со всякой мыслью, и, таким образом, ему удалось всю книгу сделать законченно лишенной мысли, ибо, таким образом, избегается путаница и затруднения, ослабляющие впечатление от изложения, в котором к случайному примешивается напоминание о субстанциальном, к чисто эмпирическому и внешнему – воспоминание о всеобщем и разумном, и, таким образом, в сфере скудного и бессодержательного напоминается о высшем, бесконечном. – Это изложение поэтому также и последовательно, ибо, если за сущность государства принимается вместо субстанциального сфера случайного, то последовательность при таком содержании именно и состоит в полной непоследовательности безмыслия, которое скользит без оглядки и чувствует себя одинаково хорошо также и в противоположном тому, что оно только что одобрило [9] .{267}

Прибавление. Государство само по себе есть нравственное целое, осуществление свободы, осуществление же свободы есть абсолютная {268}цель разума. Государство есть дух, стоящий в мире и реализующийся в нем сознательно, между тем как в природе он получает действительность лишь как иной, чем он, как спящий дух. Лишь как наличный в сознании, знающий сам себя в качестве существующего предмета, дух есть государство. В свободе должно исходить не из единичности, из единичного сознания, а лишь из сущности самосознания, ибо эта сущность, безразлично, знает ли об этом человек или нет, реализуется как самостоятельная сила, в которой единичные индивидуумы суть лишь моменты. Существование государства, это – шествие бога в мире; его основанием служит сила разума, осуществляющего себя как волю. При мысли о государстве нужно иметь в виду не осо{269}бенные государства, особенные учреждения, а скорее идею самое по себе, этого действительного бога. Каждое государство, хотя бы мы, руководствуясь нашими принципами, и объявляли его плохим, хотя бы мы и познали в нем тот или другой недостаток, все же, если оно только принадлежит к числу развитых государств нашего времени, обладает в себе существенными моментами своего существования. Но так как легче открывать наличность недостатков, чем постигнуть положительное, то легко впадают в ошибку и из-за отдельных сторон забывают о самом внутреннем организме государства. Государство не есть произведение искусства; оно находится в мире, следовательно, в сфере произвола, случайности и заблуждения; дурное отношение может его обезобразить со многих сторон. Но безобразнейший человек, преступники, больные и калеки суть все же еще живые люди: утвердительное, жизнь, существует несмотря на недостаток, а это утвердительное нас здесь и занимает.