— Старый прием, Беник. Однажды, с Трубочистом, это могло удаться. Но не получилось. Зачем повторять ошибки?

— Послушай! Пусть это мне не удалось. Но знай, что на суде я раскрою твое лицо. Знай это! Ведь это из-за тебя у Вовки со здоровьем стало плохо. Он уже вылечился. Стал забывать прошлое. А ты его снова сделал придурком. Именно ты! Оба твои допроса закончились для него больницей! Из-за тебя он возвращается в прежнее состояние. Значит, так нужно тебе! Ты думаешь, что в этом положении он даст нужные показания, в которые поверит суд? Не забывайся, Яровой. Мы поставим тебе в вину не только нелепость тех показаний, которые нельзя принимать в расчет, а и преднамеренное усугубление болезни, вернее ее возобновление у Вовки! И ты ответишь за это!

— Послушай, Клещ, ты нервничаешь и теряешь над собой контроль. Весь твой арсенал исчерпан. Ты говоришь, что я опираюсь на показания Журавлева в расследовании этого дела? И не знаю, как и кем был убит Скальп? Ты зря отказался выслушать весь текст постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Прочитай его и сам убедишься, что мне все известно!

Беник читал. Вначале его лицо исказила злоба. Потом глаза его беспокойно забегали. Лицо побледнело. Клещ замер на секунду. И… в один миг разорвал документ в мелкие клочья. На лбу Беньки испарина появилась.

— Вот цена твоим басням! Возьми! Сочини другие! Сказочник! Не мог правдивее придумать! — кричал он.

Яровой хотел было потянуться к кнопке, чтоб вызвать конвоира, но Клещ сказал, рассмеявшись:

— Торопишься? Поговорим без ксив. Они для меня плевок! Так вот знай! Я тебе перед судом такое устрою — век помнить будешь. Я жизнью не дорожу. Но и даром не отдам. А если и придется, то уж такую «ксиву» после себя оставлю, что никто и ничто тебе не поможет. Жизни не будешь рад! Запомни это! Ты можешь приказать, чтоб мне карандаша не давали, бумаги. Так я своей кровью на стене напишу все, что нужно. И тебе жизни не будет после этого! — кричал Клещ.

— Пока ты находишься в камере следственного изолятора, до суда ты ничего не сможешь сделать с собой. А дальше — дело твое. Жизнь каждого в его руках. Потом распоряжайся ею, как хочешь. Меня ты не запугаешь. Если ты не захочешь жить, почему я об этом должен беспокоиться. А кричишь и угрожаешь потому, что понял — дело раскрыто без твоих показаний. Они мне уже не нужны. Я соблюдал процессуальную форму. Вот и все. Отступать тебе уже некуда, — говорил следователь.

— Ошибаешься, Яровой! Я устраню тебя! — зловеще прошептал Клещ и, рванув на себе рубашку, заорал: — За что?! Я не виноват! Остановись, Яровой! Не убивай, — бился Беник головой о стенку, рвал кожу на своем лице. Стучал ногами.

— Хватит, Беник! Концерт окончен! Посмотри сюда, — указал он на окошко, из которого смотрели на Беника глаза понятых. Клещ сразу утих. Сел на табурет.

— Богатый у тебя арсенал. Но методы староваты. Ну что же, любопытно было встретиться еще раз с тобой. Поговорить. Ну, а теперь — все! — Кстати, я забыл сказать… — начал Клещ.

Яровой, едва не нажавший кнопку вызова конвоя, подождал.

— А что мне грозит? — спросил Беник.

— Соучастие в убийстве с особой жестокостью по первому эпизоду, убийство с целью скрыть ранее совершенное преступление — по второму, покушение на убийство с той же целью — третий эпизод.

Поджог, а также нарушение режима поселения — по совокупности. Методом поглощения — сам понимаешь… Статья от… и до… Но я не суд. Я не решаю, — ответил Яровой. И добавил: — Конечно, будет учтено, что эта судимость не первая.

— Но у меня сын! — простонал Клещ.

— Знаю. Ребенка и мне жаль. Как человеку, жаль, — вздохнул Яровой и нажал кнопку.

— Яровой! Но ведь он один у меня!

— Раньше, Беник, надо было думать. Раньше.

Следующим предстоял допрос Мухи. Аркадий знал, что это не Клещ и, взвесив все, подготовился…

Муха вошел тяжело. Грузно сел на табурет, молча слушал. Следователь объявил и разъяснил, в чем он обвиняется. Перечислил доказательства. Сенька будто прирос к табуретке. Внешне никак не реагировал на слова Ярового. Но слушал внимательно.

— Признаете ли вы себя виновным в предъявленных вам обвинениях? — спросил следователь.

— Признаю в том, что был дураком и не пришиб тебя на деляне. Виновен! Да ты мне не морочь мозги! Я не дурней тебя! Я на суде скажу, как ты вымогал показания против нас у начальства! Как грозил прорабу и леснику! Как подкупил Юрку и наобещал ему всякое! Грош цена твоим доказательствам! Кто помогал тебе? Я не скрою! Все скажу. Мне известно, как ты грозил Вовке посадить его. И в больнице сказали, что нервное потрясение наступило в результате психического воздействия. Клещ у санитара «скорой помощи» все выведал…

— Журавлев обследован комиссией судебно-медицинских экспертов. И ни вы, ни я, а лишь суд будет решать — принимать его показания в счет или нет. Кстати, он их еще не давал. Так что оставим Журавлева в покое. К вашему допросу и к раскрытию преступлений он не имеет никакого отношения, — сказал Яровой.

— Язаявляю ходатайство следствию, — мрачно сказал Муха.

— Какое? — удивился следователь.

— Когда Бенька пошел с Гиеной к гостинице, за ними вышли трое мужиков. Мне они показались подозрительными. И они вернулись в зал ожидания аэропорта позже Клеща, — говорил Муха.