– Да чего уж я, – сказал Вихорь. Ему стульев в кухне не хватило, и он сидел на маленькой табуреточке возле плиты, почти упираясь себе коленями в подбородок: – да я же ничего и не говорю…

За окошком громыхнуло, но где-то далеко, в Химках.

– Странный год, – сказала бывшая разведчица: – и недобрые предчувствия в воздухе. В наш дом молния позавчера ударила. Не будь я атеистка, сказала бы, что скоро конец света. К счастью, Бога нет.

Это уже был знак добрый. Лотта Карловна неизменно упоминала о своем материалистическом мировоззрении перед тем, как начать рассказывать на уроке истории об оккультных воззрениях египтян, или на уроке физики об опытах с намагниченной водой.

– Мой старый знакомый, профессор гидрометеорологии Оюшминальд Бутов, утверждает…

– Швед что ли? – неосторожно уточнил Вихорь.

Лотта посмотрела на него так, как смотрела обычно на последнюю парту, где кто-то во время урока изволил играть в «плантации» на листе клетчатой бумаги. Воспользовавшись этим, Принц тут же сказал:

– Давайте мы послушаем запись еще раз?

Лотта Карловна подняла блюдце на тонких артистичных пальцах и беззвучно втянула горячий чай сморщенными, но аккуратно подведенными губами. Потом сказала:

– Еще раз смысла не имеет. Это не голос одного из моих учеников.

– Да… – тактично согласился Принц: – но может вы, Лотта Карловна, если еще раз послушаете…

Блюдце опустилось на клеенку, на него с легким звоном встала треснутая чашка.

– Я поняла вас, молодой человек. Вы не доверяете старухиной памяти. Извольте следовать за мной.

Она легко поднялась и вышла в коридор. Кухонька маленькая, а коридор широкий, даже, скорее, холл. Там были поставлены книжные стеллажи, вделан в стену турник и висела боксерская груша, на которую все время косился Вихорь. Ну, не мог он спокойно видеть спортинвентарь, чтобы на руку не прикинуть.

Сам Принц шел вдоль стеллажа и тихонько вел пальцами по пыльным корешкам книг – Кристи, Стаут, Гарднер. Потертые томики хотелось одолжить на пару ночей и вернуть на следующее утро. Троица миновала одну запертую дверь, другую, третью, а стеллаж все не кончался.

Принц давно отметил, что комнат в квартире Лотты девять, но бывал до сих пор только в крохотной кухоньке (чай), в кабинете («Отец велел тебе передать этот конверт, но ты сначала послушай старуху, она тебе плохого не посоветует…»), и комнате с балконом («Позволь обратиться к тебе, как к специалисту. Объясни старухе, почему из четырех спутников Юпитера, этот телескоп – рефрактор показывает только два?).

На сей раз Шарлотта Коган возложила свою сухонькую ладонь на бронзовую ручку угловой комнаты.

– Давайте сюда ваш диктофон, – велела она непререкаемым тоном. Вихорь вздохнул и покорно полез за пазуху обширной куртки. Беспрекословное послушание ученика произвело самое выгодное впечатление: – Ладно, заходите. Тут у меня архив. Обувь снимите.

Но вместо картотечных ящиков до потолка, Сергей увидел веселенькую комнатку вроде детской. Толстый ковролин на полу, и даже на стенах, низкий столик из лакированной березы.

– Изоляция. Шумо и вибро, – небрежно кивнула Лотта.

В комнате было довольно светло, и все же хозяйка привычным жестом нажала выключатель у двери. Ярче не загорелось, зато где-то знакомо заурчало и запищало. Только сейчас Вихорь разобрал, что под вышитой салфеткой рядом со столом стоит не коробка с игрушками и даже не горка с посудой.

– Кластер! – в подслушанной у кого-то из учеников манере, сообщила Лотта: – шесть четырехядерных процессоров, всего навсего. Собирал Кишкурно. Ну, вы должны помнить Витю Кишкурно, он на два года позже вас школу закончил…

– Вне подозрений, – сказал Принц, чтобы не вступать в долгий процесс вспоминания неведомого ему Вити. – Серега, давай диктофон.

Наступила волшебная минута, когда несколько человек, словно присутствуют на хирургической операции, смотрят, как монитор пишет «Добро пожаловать», вертит песочные часики и, нервно тилибомкая, никак не может определить подключенный к нему юэсби разъем. По подоконнику окна беззвучно застучал град.

– Совсем погода свихнулась, – заметил Вихорь, но, как и положено в волшебную минуту, никто ему не ответил.

До погоды ли тут, когда на экране рисуется человеческий голос, похожий сейчас на мохнатую гусеницу, нет, на древний ламповый ершик, нет, на хвост бродячего кота, то ободранный, то пушистый.

– Я Сергею звонил. Но неважно. Мне помощь нужна. То есть, не мне уже, а ей.

Лотта остановила запись. Ловко и умело орудуя курсором, выделила кусок разлохмаченной звуковой дорожки. На экране появилось окно, в строчки которого она вбила с клавиатуры несколько букв.

– Мужчина, – сказала она пристальными дальнозоркими глазами вглядываясь в цепочку цифр, потянувшуюся через экран: – белый, европеец, возраст около тридцати, родной язык русский.