Шрифт:
— Вот видите, как все хорошо складывается!
— Да, хорошо, — подтвердил Проскуров и, мечтая, добавил: — Война кончится, Найденыш вернется в медицинский институт, ведь ей два курса осталось. И будет у нас сынишка…
— А если дочь?
— Нет, сын, обязательно сын. Найденыш так хочет, а раз мы оба хотим…
— Значит, так и будет!
Ветер гнал тяжелую волну. С медленным и тягучим шипением она подкрадывалась к кораблю, набрасывалась на него со свистом, грохотом и уносилась дальше. Тральщик скрипел, трещал, но не сдавался.
Максимов с облегчением подумал: «Украину будут освобождать. Значит, скоро узнаю об Анне и ребенке. Только бы живы остались!..»
Глава четвертая
…Еще в детстве была у Шувалова привычка схватить горбушку хлеба, несколько кусков сахару и — на улицу к ребятам, играть в бабки или лапту. Жевать на ходу куда вкуснее.
Сейчас тоже было не до завтрака. Ему принесли два бутерброда с маслом, сахар, и он ел прямо на мостике, время от времени поглядывая в бинокль.
Прошла ночь. Еще день. Корабли находились у знаменитых Карских Ворот.
Все то же серое пустынное море катило пенистые водяные горы, на них, кряхтя, взбирались корабли, переваливались с одного вала на другой и зарывались в пене… Полчаса назад от капитана второго ранга Максимова был семафор: «Встреча с транспортами в 14.00». Между тем время вышло, а никаких транспортов нет и в помине.
С ходового мостика доносились иронические слова Трофимова, с удовольствием водившего пальцами по своим чапаевским усам:
— У него всегда так: планирует одно, получается другое… А еще нас, грешных, в плохой организации упрекает…
Шувалов косо посмотрел на Трофимова, поняв, в чей огород брошен камень, но ничего не сказал. И в эту минуту внимание Шувалова привлекли проблески ратьера, замелькавшие на флагманском корабле.
— Что там пишут? — спросил Трофимов, подойдя к крылу мостика и перевесившись через ограждение.
— Комдив приказывает приготовиться к повороту на девяносто градусов.
— Ну вот тебе, еще поворот. Может, домой пойдем с господом богом?.. — бросил Трофимов, но, посмотрев на Зайцева, заметил его недовольный, сердитый взгляд и тут же смолк.
Транспорты явно опаздывали, и оставалось одно: маневрировать в этом районе до тех пор, пока не произойдет встреча. И мог ли кто-нибудь понять душевное состояние Максимова, который больше всех волновался и переживал, что нет транспортов, думая с опаской: «Чего доброго, они ночью появятся, изволь в темноте строить походный ордер…»
Начинались сумерки. После очередного поворота Шувалов заметил в сгущавшейся дымке неясный силуэт транспорта и доложил на ходовой мостик.
За первым транспортом из мглы показалось еще одно судно и два катерных тральщика, сопровождавшие их.
— Наконец-то ползут, — пронеслось среди матросов, которым тоже надоело бесполезно утюжить воду.
Широкие, пузатые транспорты выползали из сумеречной пелены, висевшей над морем.
— Прямо по курсу транспорты! — громко сообщил Шувалов.
Трофимов не замедлил откликнуться:
— Ишь, открытие сделал! Часа два назад доложил бы. А то решил порадовать, на ночь глядя…
Сам же, конечно, был доволен, как и все моряки, и это можно было ощутить по тону голоса, в котором нет-нет и прорывались нотки добродушия.
Шувалов оторвался от бинокля и обратился к стоявшему рядом напарнику:
— Слышь ты, салага! Думаешь, мы болтались по вине нашего комдива?
— Не знаю, — ответил тот, неуверенно пожав плечами.
— Смотри, как они чапают. Надо иметь терпение. Вот и рассчитай рандеву с ними.
На фоне темнеющей дали и пенящихся гребней все яснее выступали контуры приближавшихся судов, с их высокими отвесными бортами, мачтами, надстройками и трубами, из которых валил клочковатый дым, повисавший в небе подобно небрежным мазкам художника.
Тральщики шли в походном ордере навстречу транспортам, с флагмана уже передавалось ратьером:
«Будем конвоировать вас до места назначения. Все распоряжения получать от меня».