— Давай, давай быстрее…

— Не отвечают, товарищ командир, — сказал упавшим голосом радист, поднял голову, посмотрел на Зайцева и снова принялся за дело.

— Попробуй на голос! — предложил Зайцев. От одной мысли, что он вернется один, его трясло как в лихорадке.

Радист, переключив рычажок, проговорил в микрофон:

— Слушай меня, «Барс». Я — «Пантера»! Я — «Пантера»!..

«Барс» упорно молчал, и тогда Зайцев не выдержал, выхватил микрофон, и голос его перешел в крик:

— «Барс»!.. «Барс»!.. Говорит «Пантера», говорит «Пантера»!..

И совсем выйдя из терпения, закричал во всю силу:

— С вами говорит Зайцев, с вами говорит Зайцев… Слушайте меня, Зайцева. Перехожу на прием…

В ответ из эфира доносился лишь сухой треск…

Зайцев вошел в штурманскую рубку, приказал свернуть с фарватера, миль на десять в сторону уклониться от генеральных курсов, а сам по телефону вызвал на ходовой мостик Трофимова.

— Как ваше мнение, мы не допустили ошибки?

— Что вы, товарищ командир! Мы же были на минном поле.

— А почему бы не торпеды?

— Так я же вам докладывал, гидроакустик подводную лодку не обнаружил. По характеру взрывов и звуковым волнам можно определенно сказать — это были мины. И только мины! — без колебаний повторил он.

Зайцеву полегчало.

— Донесите на базу Белушья о минном поле. Это их район, и, вероятно, его закроют для плавания.

Трофимов отправился составлять донесение, а Зайцев облокотился на ограждение мостика, прислушиваясь к чавканью транспортов там, позади, в густой темноте. Ему трудно было отбросить прочь гнетущие мысли. Они спутались в густом клубке, и, казалось, невозможно отделить главное от второстепенного. Конечно, раньше всего хотелось узнать, как и почему погиб корабль. Возможно, при первой же встрече с начальством все предположения Зайцева о минах рухнут, подобно карточному домику…

Размышления Зайцева прервал доклад помощника о том, что донесение передано в Белушью командиру базы.

— Как думаете, жив Максимов? — задумчиво спросил Зайцев.

— Вряд ли. Ведь мы сколько раз запрашивали, и никто не отвечал. Там ни одной души не уцелело.

— Вы так считаете?

— Не сомневаюсь!

Часовая стрелка приближалась к полудню, а рассвет только-только начинал заниматься. Иней разрисовал узорами борта и надстройки. Темное море билось вокруг кораблей, приближавшихся к Новой Земле. Навстречу плыли большие и малые льдины. Они раскачивались на крутой волне. Струя воды, рассекаемая острым форштевнем, разбрасывала их и оставляла далеко в кильватере…

Зайцев поднял меховой воротник реглана. Вчерашнее происшествие и напряжение минувшей ночи не прошли бесследно. Болела спина, отчаянно ломило ноги, и настроение было убийственное. После мучительных ночных раздумий он, кажется, поборол сомнения. Хорошо, что транспорты уцелели в этой катавасии.

А вместе с тем… Зайцеву вспомнилась встреча в Панамском канале, спор с улыбающимся американским капитаном, который при первой опасности бросил свой пароход посреди океана. Тогда Зайцев искренне осуждал его поступок. А сам? Растерялся или еще что? Но факт остается фактом: оставил корабль и потерял товарищей. Щемящее чувство не покидало его ни на минуту…

Он поднял к глазам бинокль и стал осматривать горизонт. Вокруг лишь хмурое море. Открыв дверь штурманской рубки, он спросил:

— Там есть маяк?

— Так точно! — отозвался штурман. — На левом мысу маяк Подрезов со звуковой сигнализацией.

— Что же он не дает о себе знать?

— Минут через десять откроется, товарищ командир, — поспешил сообщить штурман.

Зайцев взглянул на ручные часы:

— Добро. Проверим ваши расчеты.

Действительно, не прошло и десяти минут, как сигнальщик доложил: маяк Подрезов дает проблесковые сигналы. Зайцев увидел мигавшие вдали огоньки, и на душе как будто отлегло.

Теперь, как бы все ни повернулось, — боевая задача выполнена: транспорты в целости и сохранности привели в базу. Не стыдно в глаза людям взглянуть.

Светлело. Все яснее выступала башня маяка, возвышавшегося над домами. Издалека берег казался крутым и обрывистым. Здесь установилась настоящая суровая зима, ощущалось дыхание полюса.

Зайцев на минуту оторвался от бинокля и приказал сигнальщику запросить «добро» на вход в гавань.

Привычно защелкала заслонка ратьера, но там, на берегу, не спешили с ответом: сперва узнали, какова осадка транспортов, и тогда разрешили ошвартоваться в гавани.

Транспорты прошли ворота бонов, а за ними тральщик.

Зайцев с мостика поминутно отдавал команды и поглядывал на людей, стоящих на пирсе. Он был поглощен маневрами корабля. Хотелось показать высший класс швартовки. Так оно и получилось. Корабль с ходу совершил поворот, пристал к пирсу, и палубная команда без всякой суеты в несколько мгновений подала концы и спустила трап.

Зайцев дождался, пока транспорты встали на якорь, отдал распоряжения Трофимову, взял карту и отправился на доклад к командиру базы.