Шрифт:
Назаров скоро вернулся, мрачный, озадаченный.
— Что случилось, товарищ контр-адмирал? — осведомился Максимов.
— Наши предположения полностью подтвердились. Получено радио с батареи Мыса Желания. Немецкая подводная лодка всплыла и обстреливает батарею. К счастью, люди живы-здоровы. Да вот беда, у них нет снарядов, ответить не могут. К тому же прямое попадание в склад с продовольствием. Командир батареи просит, умоляет выслать самолеты или корабли, найти, уничтожить эту проклятую лодку и срочно забросить боеприпасы, продовольствие.
— Какая чертовщина! — с досадой проговорил Максимов.
— А у меня пиковое положение, — развел руками командир базы. — В моем подчинении ни самолетов, ни кораблей… Два катерных тральщика. Их моментально раздавит во льдах… — Он сделал паузу, и Максимов ощутил на себе его пристальный взгляд. — Слушайте, товарищ Максимов, а не можете ли вы что-нибудь предложить? — почти взмолился он.
— Я бы рад. Да ведь на одном моем тральщике дизель испорчен, ремонт дней на пять-шесть, а там небось лед, и нам никак не пробиться. Вот разве что Зайцев…
— Справится ли ваш Зайцев?! Все-таки дальнее путешествие…
Назаров провел рукой по карте. Получалось солидное расстояние.
— В том, что он справится, можете не сомневаться. А кроме того, я с ним пойду.
Назаров обрадовался:
— Вот это другое дело. Я слушал вас и думал: человек родился адвокатом. Я понимаю, дорогой товарищ комдив. Зайцев ваш подчиненный, даже друг. Но разве можно в угоду дружбе приносить наши общие интересы?!
— Вы ошибаетесь, товарищ контр-адмирал. Дело совсем не в дружбе. Я хочу быть объективным. Он выполнил главную задачу — привел транспорты. Не мог же он бросить транспорты на произвол судьбы и спасать нас.
— Разве вам не ясно, он первым долгом обязан был пробомбить район, принять меры для уничтожения вражеских подводных лодок?
— Вы правы. И все-таки он много пережил, не стоило затевать это разбирательство. Итак, мы пойдем вместе. Доложите комфлоту. К тому времени, как получите «добро», — мы будем готовы.
Глава восьмая
Василий Шувалов отстоял четырехчасовую вахту, промерз, ноги и руки задеревенели. Спустился вниз, выпил свои сто граммов, стакан крепкого чая, а все же знобило, хотелось тепла. Решив вздремнуть, он вошел в кубрик.
Матросы, зная, что Шувалов ближе всех к Максимову, обрадовались его появлению и забросали вопросами:
— Как здоровье комдива?
— Пострадал малость, а держится крепко.
— Что же тральщик, спасавший комдива, не отвечал на наши запросы?
— У них рация испортилась…
Разве признаешься во всеуслышание, что после гибели корабля Шувалов никак не мог успокоиться. Он винил во всем Зайцева и Трофимова…
Шувалов разделся, лег на койку, а заснуть не удавалось. Мешал незатихавший шум, говор, шутки, смех, сдобренный солеными матросскими словечками. Он не прислушивался к разговорам, глядя в подволок, вспоминал погибшего друга старшину Бородавку. «Эх, Федя, Федя! Неужто больше никогда не свидимся, не пойдем в кино, в гости к девчатам? А Зинка из военторговской столовой? Она с ума сойдет, когда узнает, что тебя уже нет. Все было слажено, свадьбу собирались сыграть после похода. Такой парень! Такой парень!» С этой мыслью Шувалов заснул.
После совещания в штабе базы Зайцев возвращался на корабль. Он узнал о походе к Мысу Желания. И не только об этом…
Когда гнев командира базы прошел и разговор протекал в спокойных тонах, он сказал, обратившись к Зайцеву:
— Вам не грех было посоветоваться с помощником. Все-таки он много плавал…
И тут Зайцев признался:
— Я принял его совет. Жалею. Своей головой надо было думать.
— Приняли? Странно. Трофимов утверждает, будто это ваше единоличное решение.
— Пусть будет так! — согласился Зайцев, а самого передернуло от досады: кому доверился!
Он вспомнил решительный тон, которым Трофимов убеждал, что здесь мины, а не подводные лодки, и стало невмоготу… Рассказать, что ли, как все было? Нет, еще подумают — Зайцев выкручивается. А он вовсе не собирается свалить вину на кого-то. Он командир корабля. Сам принял решение. Ему и ответ держать!
…Мела пурга, снежные вихри кружились, сплетались в клубки и неслись по земле. Под порывами шквального ветра скрипели мачты, железо гремело на крышах портовых зданий. Корабль, пирс и все окружающие постройки утонули в темноте, сквозь которую мерцал, раскачиваясь на гафеле, один-единственный синий огонек.
Матрос, стоявший у трапа, кутался в густую овчину полушубка. И глаза его напряженно смотрели в темноту.
Зайцев вырвался из мрака и оказался возле самого трапа. Матрос увидел неясную фигуру в снегу и хотел было крикнуть: «Стой, кто идет!», но не успел и рта раскрыть, как услышал знакомый голос:
— Смотри, как бы тебя не замело!
Матрос крикнул «Смирно… Вольно», а затем пробормотал сквозь зубы:
— Не заметет. Привычны, товарищ командир…
На палубе он встретил Трофимова.