— Поскольку мы из одного гнезда вылетели, можно рассчитывать на взаимное понимание. Только учтите, трудно поспевать за прогрессом техники. У нас новый навигационный комплекс. Вы с ним знакомы?

— В училище не изучали. Мне повезло, я был мичманом на стажировке. Командир группы ушел в отпуск, я его замещал. В общих чертах имею представление…

— Тем лучше. Стало быть, легче приобщиться к делу. Мне говорили, вы женаты и у вас есть дочь?

Геннадий кивнул.

— Все верно. Я еще не устроился. Приютил нас контр-адмирал Максимов. Может, мне надо было сначала одному приехать?

— Не жалейте. Квартиру дадут. У нас тут все устроены неплохо…

— Могли бы подождать в Ленинграде, у моих родителей. Отец тоже служил на Севере. Может, слышали, Кормушенко Даниил Александрович?

Таланов помедлил, стараясь что-то вспомнить.

— Слышал. Как будто у нашего адмирала были с ним какие-то трения…

Геннадия кольнуло в сердце. Сразу вспомнился разговор за завтраком.

— А что у них было, вы не могли бы мне сказать?

Таланов небрежно махнул рукой:

— Да не беспокойтесь. Дела давно минувших дней… Время было такое… Не придавайте значения. Лучше давайте о деле поговорим, Геннадий… простите, как вас по отчеству?

— Данилович.

— Геннадий Данилович, — подчеркнуто-уважительно произнес Таланов, — принимайте хозяйство. Должен вас огорчить. Людей у нас маловато… Засучи рукава и будь любезен — сам вкалывай. Не пугайтесь, это я так, для острастки, и у нас есть надежные помощники. Немного, но есть. Хорошие люди. В первую очередь рекомендую познакомиться с мичманом Пчелкой. Серьезный человек, секретарь нашей партийной организации, забавно русские слова с украинскими путает…

Геннадий вынул блокнот.

— Пчелка — это прозвище, до призыва в колхозе пчел разводил. Отсюда и пошло. Пчелка да Пчелка… А если по-серьезному, то мичман Дубовик Алексей Петрович. Есть у нас и старшина электриков сверхсрочник Голубев. Мрачный человек. На то есть причина. Во время войны вместе с отцом и матерью стоял под дулом немецких автоматов. Родителей убили, он упал с ними в ров, дождался темноты, выбрался из-под груды мертвых тел и убежал к партизанам. Сами понимаете…

Таланов называл и другие фамилии. Но теперь Геннадию было не до этих характеристик, и вообще ничто другое не укладывалось в голове, кроме слов Таланова насчет «недоразумений» отца с контр-адмиралом Максимовым.

А Таланов, ничего не замечая, продолжал вводить в курс дела:

— Не хочу скрывать, Геннадий Данилович, служба наша не сахар. Любой корабль вышел в море, сделал свое и полным ходом домой. А мы? Если погрузились, то будьте здоровы — всерьез и надолго. Можно земной шар обойти и ни разу дневного света не увидеть. Что ни говорите, а человек существо земное, тоска гложет…

— Зато морская школа, — вставил Геннадий.

— Да уж, какая школа! Сама Академия наук! Вся наша жизнь тут, на корабле. Домой едешь ни жив ни мертв. Еще старшины, мичмана молодчаги, выручают нашего брата. Вез них бы совсем труба…

Таланов, видимо, понял, что переборщил:

— Да вы не пугайтесь. Живем на корабле вполне по-человечески. Не то что прежде. Послушаешь старых подводников — трудно поверить, — во время войны люди спали в обнимку с торпедами. У нас ничего подобного не увидишь, даже матросы в каютах… Душ, кино, кондиционированный воздух, хлеб своей собственной выпечки. В походе свежее мясо, фрукты и разные там деликатесы. Гордиться можно. Служим на самых современных кораблях. Случись война, судьба человечества будет решаться и на океанских просторах…

Зазвонил телефон. Таланова вызывал командир корабля. Положив трубку, он тут же скрылся за переборкой, а Геннадий, оставшись один, сел за стол, на котором лежали карты, и опять задумался о своем…

Припомнился разговор на выпускном вечере в училище. Основательно подвыпивший однокашник взял за плечи Геннадия и отвел в сторону. «Значит, выбрал Северный… Молодец! Желаю тебе счастливого плавания и сорок футов под килем. Только не удивляйся, Генка, если встретят тебя там не того… На Севере служил твой папаша и оставил о себе не очень-то хорошую память…». Геннадий не придал значения этим словам. А выходит, это была правда…

— Мама, наш детсадик большой, красивый, а еще какой знаешь?

— Ну, веселый, светлый…

— Нет, нет, не знаешь. Наш садик скороходовский. Вот какой.

Верочка смеялась и торжествующе смотрела на маму. Она любила делать открытия. Воспитательница сказала им, что детский садик: называется скороходовский. А почему скороходовский? Потому что их мамы и папы работают на фабрике «Скороход». Что бы это могло означать? Скоро… скоро… ход… Верочка всплескивала руками: