Я судорожно вздохнула.

– Ну, здравствуй, беглянка. Надеюсь, пока меня не было, ты натворила не слишком много глупостей?..

Я стояла и глупо молчала, с трудом веря, что уже не сплю. Просто нелепо застыла, ожидая сама не знаю чего. Не в силах ни слово вымолвить, ни расплакаться, хотя, наверное, было можно. Не знаю, что на меня нашло, ведь это был Рум. Мой верный, преданный, до боли знакомый Рум, которого я так долго искала. Тот самый маленький ворчун, без которого мне было так одиноко. Крохотный дух, взрастивший меня чуть не с младенчества. Тот, кто присматривал за мной с самого детства, оберегал, защищал, спасал не раз от крупных неприятностей. Кто не пожалел себя, бесстрашно ринувшись на проклятого оберона. Кто из-за этого всего два месяца назад стремительно исчез из моей жизни, оставив только грустные воспоминания, и кого я так отчаянно пыталась спасти, до смерти испугавшись его сожженных крыльев.

И вот он вернулся.

Висел прямо перед глазами все тем же искрящимся комочком света. Знакомый до боли, родной, все тот же верный друг. Снисходительно смотрел, тепло улыбался своими удивительными глазами и ждал. Просто ждал, когда я приду в себя и подойду на расстояние вытянутой руки, чтобы он смог, наконец, как раньше, игриво потереться о мою щеку и легонько дунуть в лицо.

А мне неожиданно стало страшно. Страшно, что все это - лишь очередной сон, какое-то наваждение, просто видение. Страшно, что он вдруг снова исчезнет, и мне опять придется просыпаться с громко колотящимся сердцем и грызущей тоской внутри. Страшно, что он возьмет и растает сейчас, как дым, а я никогда его больше не увижу. Страшно просто разрушить это волшебное мгновение, потому что я уже почти перестала надеяться.

– Трис?
– осторожно позвал Рум, внимательно изучая мое изменившееся лицо.
– Трис, ты чего?

И этот голос... его красивый бархатный голос, который так сильно поразил меня во сне. Тот самый теплый и нежный голос, которым он никогда не говорил со мной прежде. Я вдруг разом вспомнила его истинный облик. То удивительное величие и нескрываемый вызов, с которым он смотрел на своего Судию. Ту упрямую непримиримость, с которой он был готов сражаться до последнего. Его сильное тело, закованное в цепи. Мощные руки со страшноватыми когтями, закрывающие меня от чужого взгляда. Матово-серую кожу, словно присыпанную пеплом. Гранитные пластины мышц, длинную гриву некогда черных волос, которая в какой-то момент поседела, будто от горя. Или просто после смерти? Не знаю. Сама не понимаю, что на меня нашло, но отчего-то стало неловко от мысли, что мой маленький друг на самом деле оказался совсем иным, нежели мне всегда виделось. Казалось, он словно вырос из прежних неказистых одежек, превратившись в кого-то совсем другого. Кого-то более сильного, мудрого и величественного, что ли? Не могу объяснить. Просто раньше, во сне, это выглядело как-то само собой разумеющимся. Его душа вполне могла выглядеть иначе, чем тело при жизни. Казалось, так и надо. Все правильно, логично и вполне нормально, как и бывает в грезах.

Но сейчас, когда он снова здесь и так внимательно смотрит, совсем не напоминая прежнего болтливого ворчуна... когда мягко мерцающие золотые глаза снова смотрят в упор, а я отчетливо понимаю, что не сплю... когда перед внутренним взором то и дело появляется его истинный облик, от которого совершенно невозможно отстраниться и который просто нельзя забыть... когда неподалеку прекрасными изваяниями стоят оба эльфа, неверяще распахнув синие глаза, а их побратимы все еще судорожно хватают ртами воздух...

Мне вдруг стало ясно, что я совсем не знаю, как себя с ним вести.

– Трис, ты чего?
– тихо спросил дух, неуверенно качнувшись.
– Не узнала?

– Узнала, - сглотнула я, чувствуя, как опасно дрожат ресницы и наполняются влагой глаза.
– Конечно, узнала.

– Это я, - еще тише сказал он.

– Да, Рум. Ты...

И снова - это нелепое молчание, в котором почти ощутимо повисли миллионы вопросов и еще больше взаимных сомнений. Я внутренне сжалась, съежилась, чувствуя, как грохочет в груди глупое сердце. Часто заморгала и поспешно убрала руки за спину, не зная, куда их еще девать, но при этом стараясь не показать, насколько сильно оказалась растеряна. Наконец, тихонько шмыгнула носом и тут же прикусила губу: дура, что же я делаю?! Но это было выше моих сил - прятать нелепые слезы, что уже сами собой задрожали на ресницах.

У Рума из груди вырвался странный звук, а нестерпимое сияние вокруг него разочарованно угасло.

– Ну, вот... опять сырость развела вместо того, чтоб порадоваться... и не стыдно, а? Я к тебе спешил, летел на всех парах, перышки обтрепал, с того света рвался, а ты... Трис, это форменное безобразие! Настоящее бедствие! Просто ужас какой-то! Я возмущен, так и знай!! Ни капельки сострадания от тебя, ни крошки понимания! Даже не улыбнулась, бессовестная!
– его голос мгновенно наполнился прежними ворчливыми нотками и знакомым до боли раздражением.
– Это ж надо! Я ее растил! Учил уму-разуму! Лучшие годы на нее потратил, а она... старого друга не встретить радостным воплем и улыбкой во все сто зубов... все! Хватит! Ухожу! Никакой от тебя благодарности!! И не смей меня снова звать - таких безобразных хозяек мне не надо! Вот не приду больше, и будешь знать, как обижать честных, милых, пушистых... это я о себе, если кто не понял... духов. У которых, между прочим, едва хватает сил, чтобы просто висеть тут и ждать, пока некоторые недогадливые девчонки соизволят... э-э-х, что за жизнь пошла нынче? Никому уже не нужен старый, несчастный, всеми позабытый и позаброшенный человек...

Он картинно взмахнул призрачной рукой, которую отрастил себе тут же, прямо у нас на глазах. После чего пошатнулся, будто от страшного предательства, закатил глаза и демонстративно выпал в осадок. Иными словами, пушистым облачком начал оседать на землю, постепенно истаивая и распадаясь на отдельные серо-золотистые клочья тумана.

– Рум!!
– не на шутку испугалась я, мигом забыв про остальное.
– Что с тобой?! Связь ослабла? Амулет забарахлил? Тебе плохо?!! Рум, миленький, ответь!!

Ахнув, ринулась за ним, чуть не упав на колени. В последний момент с горестным воплем подхватила на руки, прижала к себе и с ужасом уставилась на невесомое облачко, оплывающее в моих ладонях. Он почти умирал! Едва дышал, стремительно пропадая из виду! Я даже со стыдом успела подумать, что по глупости едва не развоплотила его своим безобразным поведение (он ведь такой чувствительный!), но потом с облегчением поняла, что ошиблась. Дух просто стек безвольным киселем по моим пальцам, но не упал. А незаметно подобрался, чтобы не просочиться насквозь, вновь обрел упругость и видимость. Затем неожиданно завозился, заерзал и, устроившись поудобнее, выжидательно уставился снизу вверх. Одним, хитро приоткрывшимся глазом, блеснувшим отменным ехидством.