— Какие еще паруса, откуда? — Александр медленно повернул голову в указанном направлении.

Как раз вовремя, чтобы успеть увидеть вдруг пыхнувшие дымами борта неизвестных кораблей. Раньше, чем до уха донеслись звуки орудийных выстрелов, из бело-серых клубов вылетели воющие чудовища, перечеркнувшие половину неба огненными хвостами.

— Индийские ракеты, бля! — выкрикнул Тучков. — Англичане!

Потом его голос утонул в сплошном грохоте ракетных взрывов, накрывших сразу три стоявших рядом фрегата: «Патрикий», «Симеон» и «Кильдин». Корабли скрылись за стеной огня — так, во всяком случае, показалось.

— Там же люди! — возглас Александра на мгновение перекрыл канонаду. — Бежим туда!

— Стой, дурак! — бывший полковник совершенно непочтительно ухватил великого князя за рукав. — Супротив пушек с голой жопой собрался? Уводим батальон к берегу!

— Пусти, сволочь! — Августейший прапорщик ударил Тучкова в грудь. — На корабли! К орудиям! Я приказываю!

Русская эскадра молчала. Лишь изредка кто-то из малочисленной команды огрызался бесполезным ружейным огнем. Молчал стопушечный «Ростислав», молчали семьдесят четыре орудия «Памяти Евстафия», закрыты порты «Не тронь меня»… Порох из ревельских погребов должны были начать завозить только завтра, рассчитывая покончить погрузку одновременно с обколкой льда.

— Куда на хрен? Вон, смотри, уже «Целка» занялась! Уводи батальон, черт побери!

Издалека заметили, как с высокого борта горящего линейного корабля сиганула вниз человеческая фигурка. Упала, перекатилась по льду, и вот уже кто-то в сером штраф-баталлионском бушлате бодро улепетывает на четвереньках. Даже на трех конечностях, потому что в одной руке неизвестный солдат держал мешающее бежать ружье. Наконец-то встал на обе ноги и добавил ходу.

— Васька! — узнал Александр своего денщика.

Многочисленные тренировки и сумасшедший пеший переход от Петербурга до Ревеля не прошли даром — полторы версты Василий преодолел немногим позже, чем Тучков успел закончить малый петровский загиб. Тяжело переводя дух, денщик протянул командиру штуцер. Два точно таких остались висеть за спиной:

— Вот, Ваше Высочество.

— Молодец!

— Да я же… жалко просто стало. И патронов еще немного…

Ближе к вечеру, когда солнце уже собралось, было садиться, но окончательно не решило, делать это или нет, прапорщик попросил начальника своего штаба:

— Александр Андреевич, пересчитай людей, пожалуйста. А то я… — дотронулся до бинтов на голове и сплюнул, увидев испачканную кровью ладонь. — Башка трещит, спасу нет.

Тучков кивнул, но, прежде чем выйти из помещения аптеки, в которой они расположились, смущенно произнес:

— Извините, Ваше Высочество, за те слова.

— Когда дураком назвал? Нечего извиняться, ты был прав. И это… давай-ка без церемоний, называй меня по имени.

— Да как-то…

— Хочешь сказать, что без отчества только императоров именуют? Ладно, буду скромнее.

— Хорошо, Александр Палыч, уговорил, — невесело улыбнулся бывший полковник и вышел на улицу, опираясь на штуцер, как на костыль. Скоро стало слышно, как он орет, распекая нерадивых.

Нерадивые… а их и осталось совсем немного. Утром удалось вывести батальон к городу в почти полном составе, недосчитались только пятерых, работавших слишком близко к кораблям и попавших под огонь английской эскадры. А потом нарвались на десант численностью никак не менее полка. Все произошло настолько неожиданно, что противник успел сделать всего один залп, а обозленные штрафники ударили в штыки. Если тяжелая закаленная пешня может считаться штыком. Прорвались, потеряв в коротком встречном бою чуть ли не четверть народу. И даже немного вооружились, воспользовавшись трофеями. И еще раз пополнили запасы оружия, когда позже вернулись на место сражения забрать убитых.

— Батальон своих не бросает! — заявил Александр удивленному странной тактикой Тучкову. И, понизив голос до шепота, пояснил: — По распоряжению государя императора семьям погибших будет выплачиваться небольшой пенсион по потере кормильца. А пропавшие без вести — полагаются дезертирами.

— Так не может быть!

— Но так оно есть.

Александр Андреевич отсутствовал четверть часа и вернулся не один — его сопровождал батальонный священник, отец Николай, в порванной рясе, прикрытой наброшенным на плечи тулупчиком, с засохшей на густой бороде кровью. В руке батюшка держал неизвестно где раздобытый драгунский палаш, который на ходу неодобрительно рассматривал на предмет повреждений.

— Дрянной клинок, Ваше Высочество. То ли дело Златоустовские…

— Сто семьдесят два человека в строю, Александр Павлович, — перебил ворчание священника Тучков. — Раненых сто четыре, но половина не доживет до утра.

— А утром триста одиннадцать было. Хреново.

— Истинно так, — поддержал отец Николай. — А англичан тысячи две будет. А сука губернатор ключи от города на подушке вынес.

— Но как же… — растерялся командир батальона. — Мы ждем подкрепления…

— Полки отведены губернаторским приказом. Я только что ходил с охотниками и сам видел удирающих улан, — перехватил взгляд Александра, обращенный на палаш. — А десяток англичашек все же прихватили со спущенными портками. Там и положили бляжьих детей.