– Здравствуйте, господин Обрадович, – начал Дронго, услышав знакомый голос генерала.

– Добрый вечер, – обрадовался генерал. – Как у вас дела, господин эксперт?

– Спасибо, неплохо. А вы как поживаете?

– Работаем, – засмеялся Обрадович. – У вас есть ко мне какое-то дело? Вы ведь не станете звонить только для того, чтобы узнать, как я живу? Вы слишком занятой человек.

– Вы, как всегда, правы, генерал, – согласился Дронго. – Мне нужна вся информация по вашему бывшему гражданину Марко Табаковичу, который затем уехал в Германию, сменил гражданство и фамилию, став Марком Ламбрехтом.

– Еще какие-нибудь данные на него есть?

– Конечно. Он родился шестнадцатого мая шестьдесят пятого года в Сараево. Достаточно?

– Думаю, да. Постараюсь узнать. Как быстро вам нужна эта информация?

– Как можно быстрее. Желательно уже сегодня.

– Куда передать?

– Сейчас я вышлю вам на телефон мой электронный адрес.

– Хорошо. Я попрошу вашего знакомого Орлича. Только сегодня может не получиться, у нас уже вечер, рабочий день закончился.

– Знаю, – сказал Дронго. – Я говорю из Франкфурта; кажется, в Германии и Сербии одинаковое европейское время.

– Да, – ответил Обрадович, – хотя бы в этом мы совпадаем с немцами. Но я постараюсь вам помочь. Если в наших компьютерах есть данные на вашего знакомого, то Орлич их быстро найдет.

– Передавайте ему привет.

– Хорошо. Между прочим, он перешел на работу в наше министерство и теперь является заместителем начальника управления, – сообщил Обрадович.

Дронго попрощался и отключил связь. На всякий случай он посмотрел сайт гамбургского издательства «Баухауз», которое действительно специализировалось на выпуске литературы, посвященной строительству и архитектуре. Уже поздно вечером он спустился вниз, чтобы поужинать, и увидел сидевшую в ресторане фройляйн Зудхоф. Она сидела одна, ковыряя вилкой в своей тарелке. Дронго вежливо поздоровался, проходя мимо, Мадлен подняла голову, взглянула на него и снова уткнулась в тарелку.

Он уже заканчивал ужинать, когда в зал ресторана вошел Уотсон. Сразу пройдя к столику Зудхоф, он уселся напротив и начал что-то ей недовольно выговаривать. Она его прервала, очевидно, сообщив, что в зале присутствует Дронго. Уотсон оглянулся на него, усмехнулся и продолжил, но уже гораздо тише и спокойнее. Почти все время говорил в основном именно он, тогда как его собеседница молча слушала этот монолог, опустив голову, словно была в чем-то виновата.

Дронго расписался, получив счет, и покинул зал ресторана. Поднялся в свой номер и на всякий случай решил проверить новые сообщения. Включив свой ноутбук и войдя в Сеть, он не поверил своим глазам – там уже было сообщение от Орлича. Закончивший исторический факультет Белградского университета, Марко Табакович работал в научных учреждениях Академии наук Боснии и Герцеговины, затем переехал в Белград. В девяностом году защитил диссертацию на тему этнокультурного многообразия Югославии и в том же году вышел из Союза коммунистов Югославии. В девяносто втором примкнул к отрядам Сербской республики в Боснии, даже стал командиром батальона. В девяносто восьмом перебрался в Сербию, где снова недолгое время работал в системе Академии наук, затем переехал в Венесуэлу. Вернулся через четыре года и почти сразу уехал в Германию, где позднее женился и получил гражданство, отказавшись от своего прежнего, сербского. Владеет сербским, английским, испанским и немецким языками. Чем именно он занимается в Германии и что делал в Венесуэле, не отмечалось. Дронго внимательно дважды перечитал сообщение. В заключение Орлич указал свой номер телефона для получения каких-либо справок, и эксперт решил перезвонить своему знакомому.

– Здравствуй, Павел, – начал он.

– Добрый вечер, господин Дронго, – обрадовался Орлич.

– Спасибо тебе за оперативность. Я получил подробную информацию на этого Табаковича. Только мне не совсем понятно, чем именно он занимался в девяностые годы, когда был командиром батальона?

– Воевал, как и вся Югославия, – ответил Орлич. – Тогда у нас была гражданская война. Все против всех. А он в составе воинских частей генерала Радислава Крстича располагался со своим батальоном в районе Жепы.

– Где? – переспросил Дронго, решив, что ему послышалось.

– Я понимаю, что это название несколько смешное, – усмехнулся Орлич, хорошо знавший русский язык, – и звучит не очень благозвучно. Но так назывался боснийский анклав рядом со Сребреницей. Тогда, в середине девяностых, там шли особенно ожесточенные столкновения боснийцев с сербами, и Марко Табакович принимал в них участие. Дважды был ранен. Первый раз в ногу, поэтому немного хромал, а второй раз в лицо, когда пулеметная пуля едва не вышибла ему глаз, пробив голову немного ниже. После этого ранения левую часть лица парализовало.

– У него могли быть враги?

– Сколько угодно. Но прошло столько лет… – напомнил Орлич. – Мы все стараемся забыть эти события пятнадцатилетней давности. Хотя наши западные союзники не дают их забывать.

– Он принимал участие в каких-то акциях против мирного населения?

– У нас таких данных нет. Сейчас в Гааге все проверяют и перепроверяют. Фамилии Табаковича среди тех, кого ищет международный трибунал и кто должен быть привлечен к уголовной ответственности, нет, я проверял по их запросам. А почему вы спрашиваете?

– Его зарезали во Франкфурте на книжной ярмарке сегодня утром, – сообщил Дронго.

Орлич немного помолчал, обдумывая услышанное, затем осторожно предположил:

– Необязательно, что это убийство связано с его службой в армии. Он несколько лет жил в Венесуэле, и нигде нет никаких сведений о том, что именно он там делал. Может, это его прежние латиноамериканские друзья?

– Эту версию тоже нужно будет проверить, – согласился Дронго. – Ты можешь узнать, кто приехал от Сербии на ярмарку? Мне хотелось бы ближе познакомиться с их руководителем.