Малевич Казимир Северинович
Шрифт:
Следовательно, каждая школа не есть институт изобретений, как только изучение того, что подверглось изучению и научному описанию. Каков же там должен быть состав профессуры <?> К числу первой категории я бы отнес тех профессоров, которые создают научные предметы, ко второй категории — которые могут преподавать их, и <к> третьей — техников.
В стенах школы не должно быть изобретателей, они должны быть в исследов<ательском> институте и <они> могут читать <в школе> о своих открытиях как дополнительных сведениях к данному предмету, но не раньше, когда эти дополнительные сведения обратятся в предмет и могут быть причислены к программным предметам. В противном случае эти дополнител<ьные> сведения для слушателей являются <не чем иным>, как только сведения<ми>.
Академия Художеств, имеющая живописный факультет, не может иначе его построить, как только в порядке изучения предметов в живописи. С моей точки зрения, таких живописных предметов есть много. Изучение <должно вестись> в историческом порядке: [примитивы, классики,] ближайшие к нам течения. Барбизонская живопись, Импрессионизм, Сезаннизм, Кубизм, Футуризм, Супрематизм, Экспрессионизм, — если только они уже имеют научно оформленный вид предмета и могут быть преподаваемы не только создавшими их, но и другими профессорами, изучившими их как научные объективные предметы.
Изучение живописных предметов и введение их в В<ысшее> Х<удожественное> Учил<ище>, конечно, видоизменить должно всю основу старой академии, построенной на индивидуалистической основе, которая все же опирается на объективный до некоторой степени метод технического преподавания общих основ реалистического подхода к натуре, после чего учащийся поступает для завершения своего образования к тому или <иному> профессору-индивидуалисту.
В новой академии нет таковых профессоров. Они переносятся в Институт исследовател<ей>, которые и занимаются хирургическими вскрытиями явлений; отсюда получается, что как бы худож<ественно->живописны<й> эстет исчезает, вырисовывается другой тип, живописец-ученый, а живопись <отсюда> — наука, дело которой выявлять причины и строить те или другие формы в их жизненном противостоянии с обстоятельствами.
После окончания академии слушатель поступает в исследовательский институт как органическое отдел<ение> академии живописной для продолжения пополнения своего образования, состоя в виде ассистента-практиканта при известном профессо<ре>, постепенно переходя к самостоятельной работе, которая и ставит его в кадр<ы> научных работнико<ов> вообще.
К этой категории слушателей, конечно, можно отнести <лишь небольшое число> исключительных лиц, посвящающих себя известной научной работе по тому или иному предмету. Это одна категория, я бы сказал, малая категория, вышедшая из большой категории и оставившая эту большую категорию как техников живописных, которые на основе изучения живописных предметов могут исполнять те или другие потребности жизни.
Потребности жизни, конечно, должны в свою очередь быть выясненными, а это выяснение и будет зависеть от раскрытия целой идеи данного строя или противостроя окружающему обстоятельству, <т. е. выяснение должно дать> известный вывод того же обстоятельства. Вывод и будет той идеей, долженствующей разрушить обстоятельство, ибо из него уже сделан вывод, который и должен заменить последнее.
Таким образом, обоснование худож<ественной> школы, да и вообще <Искусства>, зависит от это<го> огромного и сложного анализа специальных Исследовательских институтов. Эти научно-объективные институты должны перед нами развернуть подлинные потребности любой идеи те показать ту точку зрения на обстоятельства, с которой они рассматриваются. Эта точка смотрения — наиглавнейшая вещь, вот почему не всякий может рассматривать и устанавливать те потребности, которые ему <лишь> кажутся <и> могут быть ошибочны, но могут быть и сознательными как некая отступательная тактика под напором создавшихся обстоятельств. Такая отступательная тактика, конечно, должна быть <по>ручена тому, который целиком знает идею и создавшееся обстоятельство, и свою идею, т. е. вывод из последнего, тело которого может во время своей агонии задавить того, в чьей руке вывод, или заразить его тело и умертвить; тогда и вывод терпит долгое зарубцевание и ждет нового случая, который дает возможность ему разрубцеваться.
В области Искусства, может быть, еще нет таковой определенной тактики, нет организации, которая смогла бы политику Искусства проводить в полном соответствии, скажу, с политическим экономическим Искусством. Точка смотрения на Искусство другая; все идеи разного политического экономического смотрения как бы сохраняют одну точку зрения на Искусство, они видят классицизм как единственную форму, которая сможет оформить любую политич<ескую> экономич<ескую> жизнь. Поэтому, скажем, «Новая Москва» обновляется эпохой Возрождения в архитектуре, классикой Браманте, Палладио и друг<их>: форма античная как бы является для всех содержани<ем> разных идей борьбы и установление<м> форм победившей идеи.
Эта точка зрения может быть оправдана только при условии рассматривания Искусства как некое<го> оруди<я> или средств<а>, целиком находяще<го>ся в услужении другой идеи жизни, и <только если> предполагается, что Искусство само по себе не может иметь никакой точки зрения на бытие. на все обстоятельства и проявления бытия, что за него <с этим> великолепно справляются технические и научное Искусство, руководимое экономическими условиями целого строя.
Все это возможно, но в таком Искусстве нужно видеть только нельзя его рассматривать как самостоятельную равную единицу. Искусство то, чего не разумеют те, которые пренебрежительно относятся к нему, иронизируя что оно есть «чистое». Вот под этим чистым Искусством и нужно разуметь его самостоятельную точку зрения на бытие, и отсюда у него могут явиться всевозможные идеи и меры по отношению быта, и <отсюда> также могут возникнуть все возможные формы, зависящие от той новой точки зрения, которую не имеют ни та гражданская жизнь чисто экономически харчевая, ни религиозная, но <с которыми> возможны аналогии, параллели и даже тож<д>ества, единость схода лучей с точки зрения всех в одно место бытия; отсюда возможны недоразумения, несговоренность и т. д., но все это только временное может оказывать воздействие.
Удальцова Надежда Андреевна*
Причастность к Искусству была у матери, в самой же семье сильно<е> пристрастие к Искусству живописному было у сестры Удальцовой18, <у> котор<ой оно> под напором волнений исканий разрешения волевых живописных вопросов окончилось острым помешательством и смертью. Надежда Андреевна является в семье второй сестрой, которая также ищет удовлетворения своей нервной потребности в формах Искусства, которые она> находила в живописном проявлении. С раннего возраста воспринимала природу не в рисунке графическом, но цветно, это было не рисование, а цветные взаимоотношения.