Кулисы воздвигли у открытой сцены на старой площади. В двух шагах от крепостной башни и кафе Эннановых родителей. Я о таких кулисах всю жизнь мечтала! Чтоб каркас из металлических реек, а сверху прорезиненная ткань. Не каплет, не дует, и толпящиеся перед сценой зрители не видят ни как мы переодеваемся, ни… как «незаметный» с «полупородным», почему-то наряженные, будто судьи на Эннановом чемпионате, в свободные рубахи и татарские шапки, бродят между нами, а на шеях у них болтаются автоматы. У зашнурованного полога, заменяющего дверь в кулисы, сидел хмурый «качок» – тоже вооруженный. Рано утром, когда нас под охраной «арабских террористов» везли из пансионата в старый город, я видела, как он доставал оружие из ящиков, что приехали в Крым в нашем автобусе. Потом полязгивающие и побрякивающие металлом ящики куда-то уволокли. Я сильно подозревала, что они должны были поступить в ведение Эннанова дедушки, но теперь, когда он валялся в одном из номеров с сотрясением мозга… Я покачала головой: нашла о чем переживать – как террористы разберутся с оружием! Справятся как-нибудь…

– Думаешь, врут? Не отпустят? – еще тоскливей сказал Эннан, провожая взглядом снующих вокруг мелких.

Я не ответила. А что я могла ему сказать?

Выдумка насчет роли заложников при злобных террористах пошла у наших малых на ура. Мелкие сновали между вооруженными мужиками, нахально пытались пощупать автоматы и то и дело прибегали выяснять, когда по сценарию штурм и освобождение заложников.

– Переигрывает! – тоном знатока прокомментировала Анька, разглядывая хмурого «качка».

– Наоборот, не дожимает! – не менее авторитетно возразил Назарчик. – В общем, не Том Круз!

– Даже не Брюс Уиллис! – оттопырила губку Анька, и они удалились.

– Не Брюс, значит… – недобро пробормотал им вслед «качок» и провел ладонью по прикладу, словно злобного пса успокаивал, дескать – потерпи, еще не время.

– Мой дед не мог знать… – переводя взгляд с автомата в руках «качка» на мелких, мертвым голосом сказал Эннан. – Не мог он! Если бы ваши преподаватели не украли деньги – ничего б и не было!

Мне захотелось его ударить.

– При чем тут деньги?! И не крали они, ясно? – прошипела я. – Микулишна с Тосей в жизни бы чужого не взяли, даже у террористов! А Душка в принципе ничего тайком сделать не может! Если бы она украла, это было бы целое шоу «Похищение чемоданчика»! Да я этих людей сто лет знаю!

– Я своего деда тоже знаю… – горячо начал Эннан и смешался под моим ироническим взглядом.

Мы замолчали. Липкий и холодный, как осенняя грязь, страх полз по моим ногам – сперва онемели колени, потом сжалось внизу живота, а потом тяжелый мокрый ком ужаса поселился за диафрагмой. Мама! Мамочка! Я знаю, что ты далеко, но ведь у меня же больше нет никого, ты же не можешь меня тут оставить, помоги, мамочка, вытащи! На резиновой стене наших кулис-тюрьмы вдруг возникает ярко-желтое светящееся пятно, и я прыгаю прямо в это пятно и лечу, лечу по длинному сверкающему коридору прочь, прочь… и вываливаюсь прямо маме на руки, и она прижимает меня к себе, как маленькую, и укачивает, и шепчет: «Все будет хорошо, Юлечка, все уже хорошо, я здесь, с тобой, это был сон, просто страшный сон…»

– Я должен что-то сделать, – пробормотал Эннан. – Я мужчина, я должен…

– Ну, должен, так сделай и не наговаривайся! – рявкнула я, отворачиваясь.

Пятно света осталось на клеенчатой стене – самое обыкновенное пятно солнечного света, падающего сквозь не закрытую тканью щель.

Эннан снова поглядел на меня – на сей раз это был взгляд раненого оленя, к которому приближается охотник с ножом. Добивать. Причем этим охотником был вовсе не «незаметный» или кто-то из его компании, а подлая я.

Ой, знаю я, что мужчины – существа хрупкие, их самолюбие надо щадить, а потуги на героизм ни в коем случае не обламывать… Но можно хотя бы не сейчас, а? Ну нет у меня сейчас сил!

Я прильнула к щелочке, из которой падал свет. Люди шли мимо, иногда останавливались поглазеть на декорации и отправлялись дальше – на пляж. Иногда что-то говорили – наверняка договаривались прийти сюда, как только появится король с принцами и загремит музыка.

Беззаботное семейство с детьми. Улыбчивая бабулька с веселой таксой. Тетка, истерично кричащая сыну:

– Только через мой труп! Только через мой труп ты будешь есть мороженое! Потому что сейчас мы будем есть арбуз!

А если я сейчас заору… Что есть силы! Тут должны, просто обязаны быть менты, омоновцы, которых чиновник из мэрии вез, охранники всякие… Они услышат, ворвутся сюда…

Щелку, в которую я выглядывала, вдруг закрыла темная тень.

– Бу! – приникнув к щели со стороны улицы, на меня пялился один из «арабских террористов». И ухмылялся, ухмылялся!

Я шарахнулась назад, споткнулась о валяющуюся на полу коробку с гримом и плюхнулась на попу.

– Насмотрелась? – появляясь надо мной, ласково-ласково поинтересовался «незаметный». – Успокоилась? Пойдешь наконец переодеваться или тебя ударить?

Я с трудом поднялась – бок после пинков «полупородного» по-прежнему болел! – гордо задрала нос и круто повернулась на пятках. А пусть не думает, что запугал! И чеканя шаг, направилась к сидящей на коробах с декорациями Витке. К ее ногам испуганно жалась Катька, а неподалеку топтался «полупородный» с автоматом и ехидно на обеих поглядывал.