— Здорово, правда? — спросил Ник.

— Да, — согласился Лоренс, жалея о скудости познаний в области детского языка.

Ему почти не приходилось общаться с детьми. Должно быть, Бетти, Нику и Мэтту туго приходится без родителей; хорошо еще, что у них есть сестра. Его губы иронично изогнулись. Ну же, давай, будь честным до конца, сказал он себе: у этих детей более счастливая жизнь, чем когда-либо была у тебя! Будь его воля, он с радостью поменялся бы местами с маленькими Селлерсами. Он видел, как интересна, насыщенна их жизнь, какую любовь и благодарность испытывают они к своей сестре.

— Сколько лет Мэй? — спросил он у Ника.

— На будущей неделе исполнится двадцать четыре. А вам?

Лоренс поморщился.

— Я намного старше.

— У вас есть дети?

— Нет. — Да Лоренс никогда особенно и не хотел их. Интересно, подумал он вдруг, была бы моя жизнь богаче, теплее, имей я ребенка?

— Вы женаты? — Ник был наделен неукротимой любознательностью детектива: вопросы из него так и сыпались.

— Нет.

— А девушка у вас есть?

Лоренс уклончиво ответил:

— Возможно. А у тебя?

Ник рассмеялся.

— Возможно.

Паренек все больше нравился Лоренсу. Оба вздрогнули, услышав громкий голос, донесшийся от дома.

— Эй вы все, идите ужинать и захватите с собой мистера Хейза, если еще не потеряли его!

— Мэй, — пояснил Ник.

— Я узнал ее голос. — Не говоря уж о манере говорить о нем скорее как о свертке, нежели как о мужчине.

Значит, ей почти двадцать четыре? А ведь ему она казалась совсем девчонкой. У нее такая чистая, сияющая кожа и такой прямой взгляд, свободный от притворства и замкнутости, свойственных взрослым! И ни капли деликатности в придачу, мрачно подумал Лоренс, вспомнив, как она приставала к нему, принуждая прийти сюда.

— А ведь между Мэй и Мэттом большая разница в возрасте, не правда ли? — Почему родители так долго ждали, прежде чем завели следующего ребенка?

— Наша мама — не ее мама! — сказал Ник таким тоном, словно Лоренс должен был об этом знать или хотя бы догадаться. — Мама Мэй умерла, когда та родилась, и папа женился на нашей маме.

Лоренс уставился на него.

— О, так, значит, она не…

Прежде чем он успел закончить, Ник выпалил с явным возмущением:

— Все равно она наша сестра! Ей было пять лет, когда папа женился на маме, и она любила нашу маму — она много раз нам об этом говорила. Ей нравилось, что у нее, как и у всех, есть мама, а потом, когда мы родились, мы стали настоящей семьей.

Лоренс еще никогда не чувствовал себя таким бесчувственным чурбаном.

— Конечно, — поспешно сказал он, мучительно покраснев.

Листья раздвинулись, и в просвете появилась Бетти.

— Нам лучше пойти. Она очень сердится, когда опаздывают к столу.

Лоренс был рад сбежать от прямого, обвиняющего взгляда мальчика и стал поспешно продираться сквозь кусты. Значит, Мэй — их сестра по отцу. Они явно восхищаются ею, а она без слов понимает их… Двадцать четыре — совсем немного. Он без особого успеха попытался припомнить себя в этом возрасте. Ладно, Бог с ними. Ужинать он не останется, а вызовет такси и вернется в покой и безопасность привычного мира.

Однако подобная перспектива почему-то мало его привлекала. Пошарив в холодильнике, он мог бы найти какую-нибудь еду, остановившись скорее всего на бутербродах с сыром или чем-то еще, столь же несложном в приготовлении, а потом провести тоскливый вечер в доме. Можно, конечно, пойти в клуб или ресторан, но и эта мысль не вызывала особого воодушевления.

Неужели его жизнь всегда была такой одинокой и пустой?

Юные Селлерсы провели его извилистой тропинкой к дому. И Бетти, открыв дверь, ввела Лоренса в помещение, оказавшееся кухней. Она была огромной, с высоким потолком, стенами, выкрашенными в желтый цвет, и зелеными шкафами — уютная удобная комната, наполненная восхитительными запахами еды. Большая кастрюля кипела на старой кухонной плите, выпуская клубы пара, рядом побулькивала другая, распространяя чудесный аромат овощей и пряностей. За тщательно выскобленным столом из сосновых досок стояла какая-то женщина и, не поднимая головы, терла сыр.

— Скорее мойте руки, все почти готово! — распорядилась Мэй, сливая кипяток из большой кастрюли в раковину.

Лоренс подошел ближе и увидел огромный дуршлаг с макаронами, свернувшимися золотистыми кольцами, над которыми поднимался пар. Он вдруг почувствовал зверский аппетит. Лоренс заглянул и в кастрюлю, оставшуюся на плите: помидоры, грибы, красный, зеленый и желтый перец, крепкая смесь ароматов базилика, лука, чеснока — его нос тут же определил большую часть компонентов.

— Вы помыли руки? — спросила Мэй, обводя его суровым взглядом так, словно он был одним из детей.