Француженка обработала его рану раствором карболки. Судьба несчастного не на шутку беспокоила ее, она знала, что у араба нет ни дома, ни денег, и поэтому спросила:

— На что же ты будешь жить?

Барка рассмеялся и просто ответил:

— Кароший солдат всегда найти что плохо лежит… Барка найти кофе, сухари, табак и выпить чуть-чуть…

— Выпить!.. А заповедь Пророка? [86]

— Пророк оставаться в Алжире, заповеди тоже…

— Ах так, отлично… Тогда счастливо тебе, Барка.

Раненый попрощался и снова устроился под навесом, под которым он, видимо, намеревался поселиться. Фрикет вернулась в свою комнату, наскоро привела себя в порядок и, едва пробило девять, отправилась в штаб. Она хотела, чтобы ее принял начальник. Караульный взял у нее визитную карточку:

Прождав довольно долго, она уже начала волноваться, когда наконец ее принял какой-то служащий малоприятной наружности, который сухо спросил, что ей угодно.

— Я хотела бы присоединиться к нашим войскам, чтобы работать сестрой милосердия и одновременно передавать корреспонденции французским газетам.

Коротышка-чиновник поправил пенсне, казалось, задумался и затем с важным видом ответил:

— А у вас имеется разрешение?

— Нет, я ведь за ним и пришла к вам.

— Я имею в виду разрешение правительства.

— Я только что приехала из Японии, точнее из Кореи, там были бои, и я оказывала раненым медицинскую помощь.

— Значит, вы врач, мадемуазель?

— О, я пока еще только учусь на медицинском, — ответила Фрикет, разозлившись на этот бесцеремонный холодный допрос.

— Вам следует обратиться к начальнику медицинской службы и разузнать, не требуются ли им случайно помощники.

«Мне нравится это „случайно“», — подумала девушка, которая видела накануне переполненные госпитали и больных, ковыляющих по городу.

— Ладно, может быть, обращусь. А что вы скажете насчет корреспонденций из действующей армии?

— Нет, это невозможно!

— Однако здесь находятся журналисты из Франции, представляющие «Ажанс Ава», «Тан», «Пети Марсейе», «Голуа»… Есть даже художник-иллюстратор, господин Тинейр.

— Эти господа еще до отъезда из Франции получили аккредитацию через министерство. Они находятся здесь официально и благодаря этому получают, разумеется за плату, определенный паек на себя, своих слуг и лошадей.

— Сударь, как мне кажется, командующий волен брать на работу людей по своему собственному усмотрению, и тем же правом обладает и начальник штаба.

— В уставе есть статьи, запрещающие подобные действия.

— Что ж, я пойду к командующему.

— Он в санатории Носси-Комба…

— Тогда к начальнику штаба…

— Он в Маровуэй…

— Так, значит…

— Пока мы для вас ничего не можем сделать, мадемуазель.

— Отлично, сударь. Если дело обстоит так, то я постараюсь обойтись без помощи официальных лиц… Я придумаю, как обеспечить себя необходимым, оказать помощь тем, кто в ней нуждается, и рассказать обо всем увиденном.

— Однако…

— Надеюсь, что мне не будут чинить препятствий и я смогу следовать за армией на свой страх и риск… Я ни у кого ничего не попрошу и буду совершенно независима…

— А как же… ваша безопасность… как вы будете питаться, ездить повсюду… и что, если вы заболеете…

— Сударь, я благодарна вам за заботу, — с иронией сказала Фрикет. — Но я твердо решила следовать за нашей армией, и так и будет! А сейчас разрешите откланяться.

Юная француженка вернулась к себе в отвратительном настроении. «Да, неплохое начало, — думала она. — Права оказалась добрая монахиня, когда предупреждала меня о здешних порядках!»

Ей пришло в голову телеграфировать в Париж, чтобы получить разрешение, о котором говорил чиновник. Но потом девушка сообразила, что телеграф находится в распоряжении военных властей и ее депеша либо не дойдет по назначению, либо прибудет туда через несколько месяцев. Она утешила себя мыслью, что военные действия закончатся еще не скоро и что ее положение, конечно, изменится через какое-то время.

— Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать, — повторяла она, расхаживая взад-вперед по комнате. — Что ж, буду ждать.